— И все же они тебя не догнали.

— Да, в этом мне повезло, — голос у нее прерывался, она боялась разрыдаться. — Днем и ночью я молилась, чтобы вернулись отец и братья, но они, как и многие другие, остались на поле брани.

Может, он лишил жизни кого-нибудь из ее родных? Но тут же Максен эту мысль отбросил. Райна разразилась рыданиями, уткнувшись в его грудь. Что с ней делать? Раньше он, сталкиваясь с женскими слезами, просто поворачивался и уходил. Максен обнял ее и начал нашептывать ласковые, бессвязные, успокоительные слова. Прежде он и не догадывался, что способен на такое, да и девушка не ожидала ничего подобного.

Сколько это длилось, Пендери не знал, но, наконец, рыдания стихли.

— Все будет хорошо, Райна, — норманн ласково гладил ее по голове, словно ребенка, — клянусь, все будет хорошо.

Проснулась Райна от того, что на нее навалилась какая-то тяжесть. Это были ноги Максена. Открыв тяжелые веки, которые саднило от слез, она взглянула на него — он спал, измученный бессонной ночью. Не раз его тревожные всхлипы будили ее. Сон был недолгим и тяжелым, но все равно надо вставать и приниматься за дело.

Осторожно выбравшись из объятий Пендери, опустив ноги на ковер, она встала и обошла кровать. На полу валялась ее и его одежда, сброшенная ночью.

Встряхнув головой, Райна подняла и положила одежду на постель. Не успела она надеть рубаху, как услышала звук шагов, подбежала к ширме и выглянула в зал.

Кристоф, заметив ее, остановился. Выплеснулась вода из ведра, которое он нес. Озабоченное его лицо осветилось улыбкой. Юноша поспешил к ней. Девушка прижала к груди рубашку и спряталась за ширму. В воде, которую он нес, плавали лепестки роз.

— Это мне? — спросила она, боясь услышать что-то обидное.

— Я подумал, что вам пригодится, — тихо ответил он.

Не глядя ему в глаза, саксонка опустила руку в воду:

— Хм, она еще теплая.

— Как вы?

Девушка, наконец, подняла на него глаза:

— Хорошо.

— Я слышал…

— Знаю, — перебила его Райна, залившись краской стыда. Ясно, что все в зале слышали крик страсти, сорвавшийся с ее губ прошлой ночью.

— Я слышал, как ты плакала. Максен сделал тебе больно? Если это так…

— Нет, Кристоф, я плакала по другой причине.

— Не понимаю.

Она не хотела ворошить былое, но нужно что-то объяснить юноше:

— Я вспоминала свое прошлое.

Кристоф знал о гибели ее семьи.

— Вы рассказали Максену? — изумленно спросил он, высоко подняв брови.

Она кивнула.

— И он утешил меня.

— Верится с трудом.

— Мне тоже.

Кристоф задумался, подав девушке ведро, и отступил в сторону:

— Вряд ли мой брат станет извиняться за свое вчерашнее поведение. Поэтому примите мои извинения. Это не должно было случиться!

— Не надо никаких извинений, Кристоф. Максен лишь взял то, что ему я предложила.

Юноша смутился.

— Надо бы получше все объяснить, но я не могу. Я сама не все понимаю.

А вот Кристоф понял:

— Вы любите его?

Теперь Райна выплеснула воду из ведра. На этот раз пострадали не половики, а ее рубашка.

— Я… — она не могла лгать ему, но признаваться в своих чувствах тоже не хотела.

— Нет, не надо отвечать.

Он понял чувства, теснившиеся в ее душе, как и то, что девушка догадалась об этом. Саксонка не стала отрицать свою любовь, хотя сперва и намеривалась. В их дружбе никогда не было лжи, а теперь она, похоже, появилась.

— Я ухожу, — произнес юноша и, прихрамывая, пошел прочь.

Убедившись, что Максен все еще спит, Райна подошла к сундуку и поставила на него ведро.

«Я не буду плакать, — твердила она, глядя на воду с плавающими лепестками. — Я прощаюсь со слезами».

Чудесный запах роз напоминал минувшее лето. Прошлым летом он гулял по монастырскому саду, пытаясь вытеснить мучившие его воспоминания запахом опавших лепестков. Но и лепестки напоминали ему о крови, которой обагрил он по локоть свои руки.

Максен, с трудом подняв свои веки, смотрел на кровать, на свое обнаженное тело, на хрупкие ее плечи, на разметавшиеся по ним волосы. Райна. Как ей удалось встать с постели, не разбудив его. А ведь он просыпался обычно от малейшего шороха. Да и как иначе, если рыцарь собирался дожить до почтенного возраста.

Сев на постели, он наблюдал, как девушка, опустив полотенце в воду, (розовую воду — догадался он по запаху, разбудившему его) наклонилась, обтирая тело. Пендери ощущал нестерпимую сухость во рту, такую, что язык словно прилип к небу, но он молчал, не мешая мыться Райне.

Она отложила полотенце и, повернувшись, потянулась за рубашкой, открыв его взору грудь с розовыми сосками.

Он вздохнул.

Должно быть, Райна услышала его, так как прижала рубашку к груди. Ее глаза, опухшие от слез, широко открылись.

— Я не хотела разбудить тебя, — извинялась она.

— Ты и не разбудила, — буркнул он.

Ему хотелось убрать рубашку, прижатую к ее груди.

Она повернулась к нему спиной и стала одеваться. Встав, потянулась за верхним платьем.

— Не надо, — подал голос Пендери.

Девушка помедлила, затем опустила руку, но не повернулась, хотя он молча просил ее сделать это. Затянувшееся молчание нарушил Максен, встав с постели. Подойдя к Райне, норманн опустил руки ей на плечи:

— Теперь ты моя.

«Значит, одной ночи ему мало? Он сделает меня обычной любовницей? — Райна положила руку на живот. — Скоро он увеличится от ребенка Максена, ребенка без имени, незаконнорожденного. Нет, этому не бывать! Но как обезопасить себя?».

Когда Пендери повернул ее к себе, она отвела руку от живота, сцепила пальцы.

— Что случилось? — участливо спросил он, глядя на ее влажную спереди рубашку.

Опустив глаза, она увидела напряженные соски, упиравшиеся в тонкую ткань, и поспешно оттянула ее.

— Неуклюжая я, облилась водой.

— Кристоф? Это он принес ее тебе?

— Он.

— Какой заботливый, — удивленно буркнул Максен.

— Он хотел как лучше…

— Конечно, — резко оборвал ее Пендери и спросил: — Как ты себя чувствуешь?

Девушка поняла, что норманн имеет в виду.

— Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.

— Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.

— Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.

Рыцарь добавил.

— И теперь еще Эдвин.

Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.

— Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.

Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.

— Я рад.

Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.

— Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.

— Но я же должна разливать эль за завтраком и…

— Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.

Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.

— Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.