— Как видишь, Клеопатра, — пояснил Киннисон, когда паника улеглась, — у меня достаточно веские аргументы, к которым я могу — или буду вынужден — прибегнуть в споре с тобой. По моему приказу такой луч продырявит голову каждого, кто вздумает помешать мне. Не хочу никого убивать без необходимости, но уйду отсюда невредимым — как и моя подруга с Альдебарана, которую прихвачу с собой. Если меня заставят, то превращу дом в сплошное огненное месиво, и из него выйдут живыми только я и цвильник. Какая из перспектив тебя больше устраивает?

— Что ты собираешься делать с чужеземкой? — вместо ответа спросила лирейнианка.

— Мне нужно получить от нее кое-какие сведения. А почему ты спрашиваешь? Что ты сама намеревалась делать с ней?

— То же, что и сейчас, — убить! — последовал ответ. Раздался смертоносный разряд мысленной энергии, но как ни быстро действовала Старшая Сестра, линзмен успел опередить ее. Он нейтрализовал поток энергии, шагнул к женщине и включил ее экран мыслезащиты.

— Не выключай, пока мы не доберемся до корабля, сестренка, — проговорил он на языке планеты Альдебаран. — Я знаю, у тебя сели батареи, но скоро мы будем в безопасности. Местным курочкам не удастся заклевать тебя.

— Надеюсь. Тебе неизвестно о них и половины того, что знаю я, — сказала та тихим певучим голосом. — Но во всяком случае, благодарю тебя, Киннисон.

— Послушай-ка, Рыжая, где ты научилась таким грязным фокусам? — поморщившись, мысленно спросил линзмен. — Я терпел их, сколько мог, но больше не буду. Отвечай без уловок: нам покинуть ваш дом с миром или испепелить вас на месте и выйти наружу, ступая по вашим чадящим трупам? Все зависит только от тебя, но решать нужно прямо сейчас.

Старшая Сестра сверкнула глазами и крепко сжала кулаки.

— Полагаю, раз нам не удалось остановить тебя, то мы должны отпустить, — в бессильной ярости прошипела она. — Если бы мы могли уничтожить тебя, пусть даже ценой всех наших жизней, то ты бы умер… но раз так, то можешь идти.

— И откуда в тебе такая свирепость? — опешив, спросил линзмен. — Я еще не встречал разумных существ, подобных тебе. Ведь ты вместе с этой женщиной побывала на Земле и должна знать, что…

— Да, я знаю, — резко перебила она, — и именно потому сделаю все возможное, чтобы не дать тебе вернуться на нашу планету и защитить наш мир от вторжения ваших варварских орд…

— Ах, вот в чем дело! — осенило Киннисона — Ты опасаешься, что кое-кто из нас захочет поселиться здесь или наладить пути сообщения с вами?

— Да. Я видела немало планет и народов вашей так называемой Цивилизации. И ни одна из нас впредь никогда не покинет Лирейн, я сделаю все возможное, чтобы ни один чужестранец больше не появился здесь.

— Послушай-ка, ангельское создание! — сказал Киннисон. — Ты безумна, как раделигианская кошкоптица, и глупа, как обитатели планеты Тренко! Пойми, если сможешь, — ни одному разумному существу с сорока миллионов планет не взбредет в голову мысль интересоваться вашей захудалой, духовно опустошенной и интеллектуально отсталой планетой. Что касается меня лично, то я намерен покинуть ее ровно через двадцать семь минут и никогда больше не видеть. Полагаю, эта женщина хочет того же. Если кто-нибудь однажды услышит о вашей забытой Богом планете и решит навестить ее, то я втолкую ему, — и при необходимости вдолблю в голову кулаками, — что за глупость он собирается совершить. Ты мне веришь?

— О да, вполне! — восторженно улыбнулась она. Тирада линзмена не усилила ее ярость, прозвучав сладчайшей музыкой для порочного рассудка. — Так уходи быстро! Прошу тебя, пожалуйста! Ты можешь сам отвести автомобиль к своему кораблю или кто-то должен помочь?

— Спасибо. Я могу сам повести машину, но в этом нет необходимости. Нас заберет вертолет.

Киннисон поговорил с ожидавшим приказаний Ральфом, а затем, сопровождаемый на некотором отдалении толпой лирейнианок, вышел из холла вместе с посланницей Альдебарана. Вертолет уже стоял перед зданием. Мужчина и женщина поднялись на борт.

— Не засоряйте эфир, "личности"! — линзмен помахал им рукой, и летательный аппарат взмыл в небо.

Через несколько минут взлетел и "Неустрашимый", оставивший груду оплывшего металла на том месте маленького аэродрома, где еще недавно стоял быстроходный корабль цвильника. Киннисон внимательно вгляделся в бледное лицо своей пленницы и протянул ей небольшую коробочку.

— Свежие батареи для твоего экрана мыслезащиты — он уже скоро отключится.

Поскольку его спутница не сделала ни малейшего движения, чтобы взять их, он сам произвел замену и проверил экран в действии. Тот работал безупречно.

— Да что с тобой, детка? Если бы я не видел, как ты сидела за накрытым столом, то подумал бы, что ты проголодалась.

— Я проголодалась, — сказала девушка. — Мне не хотелось есть там. Ведь я знала, что меня собираются убить, и у меня не было никакого аппетита.

— Так чего же мы ждем? Я тоже голоден — давай поедим вместе.

— Нет, я не буду есть ни с тобой, ни с кем другим. Я поблагодарила тебя, линзмен, за то, что ты спас мне жизнь, и не отказываюсь от своих слов. Тогда, как и сейчас, мне казалось, что лучше быть убитой тобой, чем теми ужасными женщинами. Вот почему я отказываюсь.

— Но я вовсе не собирался убивать тебя — как ты не можешь понять? Я не воюю с женщинами, и ты еще убедишься в том, что я говорю правду.

— Боюсь, нет, — грустно проговорила девушка. — Ты не убил ни одну из лирейнианок, но и не мчался за ними миллион парсеков, правда? Нас с самого рождения учат, что вы, патрульные, до смерти истязаете свои жертвы. Судя по твоим мыслям, ты лично действительно не собираешься убивать меня, но, без сомнения, меня убьют прежде, чем я заговорю. Ну что ж, мне кажется, я смогу выдержать ваши пытки.

— Послушай, девочка! — возмущенно воскликнул Киннисон. — Здесь тебе не угрожает никакая опасность. Ты защищена так же, как если бы находилась у Клоно за пазухой. Не отрицаю, мне нужно получить от тебя кое-какие сведения, но, клянусь, я не причиню тебе ни моральной, ни физической боли. Единственное твое истязание — то, которое ты сама себе устраиваешь.

— Но ты назвал меня цвильником… а их вы всегда убиваете, — запротестовала она.

— Не всегда. В бою, в открытом поединке — да. Если их обвиняют в серьезном преступлении, то отводят в камеру смертников. Но совсем не обязательно, чтобы они умирали. Чаще к ним применяют мозговую терапию и просто стирают все их порочные мысли.

— Ты думаешь, я стану дожидаться суда и надеяться на милость ваших допотопных терапевтов?

— Подобная участь тебе не угрожает, — улыбнулся Киннисон. — Твое дело уже решено в твою пользу. Видишь ли, я вовсе не полицейский и не детектив по наркотикам. Случилось так, что меня уполномочили быть одновременно и следователем, и судьей, а когда нужно — и палачом. Хотя предпочитаю прибегать к терапии. Однажды я спас гораздо худшего цвильника, чем ты, — но он не был таким всеговорчивым. Ну как, мы будем обедать?

— Не знаю… Ты не обманываешь меня?

Линзмен отключил ее экран мыслезащиты и неопровержимо доказал серьезность своего настроения. Придя в себя, девушка попросила принести ей обед и вскоре жадно набросилась на еду.

— Не найдется у тебя сигареты? — досыта наевшись, попросила она.

— Что ты больше любишь — земные, венерианские, альзаканские или какие-нибудь другие сигареты? У нас имеется двести различных сортов — выбирай.

— Земные. Однажды я купила пачку "Камерфилда" — они оказались превосходными. Но у вас их, наверное, нет?

— Квартирмейстер! — проговорил Киннисон в коммутатор — блок "Камерфилда", пожалуйста.

Через несколько секунд по пневматической линии были получены заказанные сигареты.

— Закуривай, сестренка!

Глубоко затянувшись ароматным табачным дымом, девушка просияла от удовольствия.

— Превосходно! Благодарю тебя, Киннисон, за все, что ты для меня сделал. Твой обед мне очень понравился, но у тебя все равно ничего не получится. Я никогда никого не выдавала и сейчас не выдам. В противном случае я перестала бы уважать себя.