— Кстати, когда вы покинули Круг?

— А зачем вам знать? — парировал Киннисон.

Он не уловил смысла вопроса. Может быть, его не знал и сам посетитель, — вероятно, здесь какая-то ловушка, но линзмен не собирался принимать навязанную ему игру.

Не принял он ее и в течение получасовой словесной дуэли с премьером. Их разговор был полон значительности, но не принес никаких результатов. Во всяком случае, именно с таким умозаключением смущенный премьер-министр покинул кабинет майора Ганнеля. От него он направился в центральный архив, где получил досье майора. Затем закрылся в своей лаборатории и подверг архивные материалы самой тщательной проверке.

Все фотографии оказались в полном порядке. Печати те самые, которые он лично одобрил на коллегии юристов. Чернила настоящие, подписи тоже. Все верно. Нет ни исправлений, ни подчисток. Все даты соответствовали действительности, фамилии не перепутаны. Как же иначе? Киннисон готовился к подобной проверке, и если эксперты Патруля могли ошибиться, то эрайзианский Ментор никогда не допускал ошибок.

Хотя премьер-министр не выявил никаких нарушений, его подозрения не рассеялись. На Фралле только три существа, включая его самого, не позволяли читать свои мысли, Он знал, каким образом это удавалось Алкону. Но не мог ли и Ганнель обладать такой способностью? А если нет, то кто контролировал его действия?

Пожалуй, тут несколько возможных вариантов… Еще один эддорианин, член Внутреннего Круга, работающий против него? Нет, его задание было слишком серьезным. Всевысочайший не допустил бы такое. Эрайзианин, который так давно охотился за ним? Довольно правдоподобно. Линзмен Икс-А-Икс? Наиболее вероятно. Слишком мало исходных данных… Но в любом случае теперь необходимо соблюдать особую осторожность. Развязка должна наступить в такое время и в таком месте, которое назначил бы он сам, а не его враг.

Фосстен покинул дворец и направился в военную академию. Ее инспектирование тоже не дало никаких результатов. Он посетил город, в котором родился Ганнель, — метрические книги оказались в полном порядке. Побывал в городе, где Ганнель прожил большую часть своей жизни, и убедился в том, что школьные записи, архивы спортивного клуба и даже фотографии и негативы — ничто не вызывало подозрений.

Премьер-министр изучил мысли шести школьных приятелей Ганнеля. Все они были согласны в том, что нынешний Траска Ганнель — именно Траска Ганнель, и никто иной. Он обследовал их разум, надеясь обнаружить какие-нибудь шрамы или другие следы хирургического вмешательства, но ничего не нашел. Да их и не было, так как врачи, проводившие операции, исправили все воспоминания вплоть до самых ранних, связанных чуть ли не с младенчеством Ганнеля.

Несмотря на столь убедительные результаты тщательного расследования — или как раз благодаря им, — премьер-министр еще больше поверил в то, что майор Ганнель все-таки не настоящий Траска Ганнель. Все документы скорее всего сфальсифицированные и свидетельствовали лишь о том, с каким мастерством кто-то проделал титаническую работу. Он сам тоже не оставил бы никаких следов, как не оставил их кто-то неизвестный.

Но кто? И зачем? Явно, это не обыкновенный заговор против Алкона. На Фралле не могло возникнуть ничего столь же искусного и безупречного, — тем более без его ведома. И этим не стали бы заниматься эддориане. Значит, поиск ограничивался двумя неизвестными — эрайзианином и линзменом Икс-А-Икс.

В любом случае это был не разум Ганнеля — ТОТ САМЫЙ линзмен заставлял его поступать так, как сам Ганнель не смог бы. И в любом случае где-то рядом притаилась Немезида Босконии — линзмен, о котором ничего не было известно и который был истинным проклятьем Босконии.

Ганнель, разумеется, — ничтожество. Но тот, кто стоит за ним… О!.. Он, Гарлейн, сам будет внимательно следить за событиями. И в нужный момент нанесет решающий удар!

Воспользовавшись отсутствием премьер-министра, Киннисон действовал быстро и решительно. Двенадцать человек погибли, и сразу же двенадцать других, тщательно подготовленных к выступлению заняли их места. В то же самое время Киннисон уже входил в кабинет Алкона.

Тиран вызвал на помощь охрану — та не подчинилась приказу. Тогда он схватился за личное оружие, — у него была быстрая реакция, — но Киннисон действовал быстрее. Фраллиец упал на пол, уже неспособный к сопротивлению. Затем линзмен получил все, что его интересовало в разуме Алкона, убил его и стал полновластным тираном Фралла.

В отличие от большинства других революций обошлось без дальнейшего кровопролития. Внешне, происшедшее никак не отразилось на делах империи. Во всяком случае, ситуация не ухудшилась, так как новые власти оказались достаточно сведущими в управлении планетой.

Впрочем, вновь назначенные офицеры вовсе не собирались оставаться такими же преданными Киннисону, как до сих пор. Не особенно надеясь на врожденную лояльность босконцев, Киннисон вскоре созвал совещание.

— Итак, все вы знаете, каким образом оказались в кабинете — холодно начал он, — и пока сохраняете лояльность ко мне. Известно вам и то, что никакая нормальная работа правительства невозможна без сотрудничества между нами и что никакое сотрудничество не может существовать там, где главы департаментов думают только о том, как бы им сместить или уничтожить диктатора.

Вероятно, некоторые из вас скоро пожелают работать не со мной, а против меня. Чтобы предостеречь от подобной активности, я не собираюсь молить о пощаде или взывать к совести к чувству благодарности за то, что сделано для вас. Я просто ставлю в известность, что любой, кто проявит подобную нелояльность, будет уничтожен без суда и следствия. Полагаю, вас не нужно спрашивать, знаете ли вы, как погибли ваши предшественники, и не желаете ли последовать за ними. Вижу, что такого желания ни у кого нет. Следовательно, вы понимаете, насколько я могущественнее Алкона. Я не только обладаю властью, но и умею пользоваться ей. Кроме того, у Алкона не было таких надежных источников информации, как у меня. Алкон до самого последнего момента не подозревал, что опутан нитями заговора. Я же всегда буду знать обо всем заранее. Алкон грозил, запугивал, предупреждал; подвергал изменников пыткам; некоторым офицерам якобы давал шанс исправиться, хотя на самом деле этот шанс неизбежно оказывался предсмертным. Ничего подобного я делать не собираюсь. Не буду угрожать, предупреждать, пытать и, конечно, не предоставлю шанса свергнуть меня. Предатели будут казнены без фанфар и барабанного боя. Ради вашего благополучия, джентльмены, советую отнестись серьезно ко всему сказанному.

Офицеры ничего не возразили на его слова, но босконские привычки были еще слишком сильны в них. Поэтому в течение трех дней погибли еще трое из новых руководителей. Тогда Киннисон созвал новое совещание в своем кабинете.

— Среди вас присутствуют трое, кто не был на предыдущем совещании, — объявил новый фраллийский тиран. — Однако они читали стенограмму, и мне не нужно повторяться. К сказанному добавлю только то, что добьюсь полного взаимопонимания и сотрудничества, даже если мне придется перебить всех вас и ваших преемников. Вы свободны. Можете идти.

Убийства обессиливали Киннисона — изматывали морально и физически. Это было подло и жестоко — хуже, чем всадить нож человеку в спину: у несчастных не было ни малейшего шанса на спасение. И все-таки он продолжал убивать.

Когда Киннисон в первый раз очутился в укреплении колесоидов на Альдебаране I, то действовал не задумываясь. Если была хоть какая-то надежда на успех, линзмены шли вперед. Проводя разведку на Джарневоне, он думал ненамного иначе. К счастью, тогда он взял с собой Ворсела, но все равно — решение всех проблем зависело только от него самого.

И только теперь Киннисон начал понимать, что больше не мог действовать с прежним безрассудством. Он пришел к мысли, что необходимо пересмотреть Кодекс земного линзмена, с горечью признав правоту Надрека. От него требовалось больше, чем отдать свою жизнь на полпути к победе. Он должен выжить в любых условиях и довести начатое дело до конца. Ему предстояло учитывать каждый фактор риска, чтобы добиться цели наименьшей ценой.