— Нет, Ким, — мягко остановила она Киннисона. — И вы никакой не зануда, не каприза, хотя я вас так и называла. Но теперь, когда узнала, на что вы способны, как же нам поступать дальше?

— Поскольку я сам передал все это знание, мне думается, что могу смело предоставить решать вам. Вы сохраните его, — медленно проговорил Киннисон.

— Сохраню! — воскликнула Мак-Дугалл. — Разумеется, сохраню. Ведь теперь все, что я видела, хранится в моем разуме. И никто не вырвет у меня моего знания!

— Конечно, конечно, — рассеянно пробормотал Киннисон. Мак многое не знала, но просвещать ее было просто ни к чему.

— Видите ли, в моем разуме есть немало такого, о чем я сам не догадываюсь. Но раз я предоставил вам открытый канал, тому должна быть какая-то причина, хотя мне она неизвестна.

Несколько мгновений Киннисон напряженно размышлял, потом продолжил:

— Несомненно, какую-то роль сыграло подсознание. Возможно, оно установило, что мне необходимо обсудить всю ситуацию в целом с кем-нибудь, кто обладает свежим взглядом и поможет избрать новый угол для атаки. Хейнес и я мыслим во многом одинаково, и от консультаций с адмиралом при всем моем уважении к нему проку было бы мало.

— Вы мне настолько доверяете? — спросила Мак-Дугалл ошеломленно.

— Безусловно, — не колеблясь" ответил Киннисон. — Я знаю о вас достаточно, чтобы быть полностью уверенным в том, что могу положиться и доверить любые секреты.

Так неромантично Кимболл Киннисон, Серый линзмен, осознал первые отзвуки все более ясного, необычайно важного факта: отныне между ним и медсестрой Мак-Дугалл не существует и не может существовать ни на йоту сомнения или неясности.

Затем Киннисон и Мак-Дугалл мирно беседовали, но не о милых пустяках, а о проблемах космического масштаба, о Вселенной и о конфликте между двумя культурами — Цивилизацией и Босконией.

Так они сидели под деревом, как обычные влюбленные, и их уединение охраняла не только Линза Киннисона, но и его неусыпное сверхчувственное восприятие. Время от времени посылаемые его разумом телепатемы входили в контакт с разумом других пар, бродивших по парку в поисках уютного уголка, и те ретировались, не понимая, какая сила гонит их от развесистого дерева, под сенью которого укрылись Киннисон и Мак-Дугалл.

Наконец их долгий разговор подошел к концу, и Киннисон помог своей собеседнице встать. Теперь он держался куда увереннее прежнего, и в глазах у него появился какой-то новый блеск.

— Кстати сказать, Ким, — спросила Мак-Дугалл, когда они не спеша возвращались в бальный зал, — кто такой Клоно, чьим именем вы недавно клялись? Еще один космический бог наподобие Ношабкеминга валерианцев?

— Нечто вроде, только покрепче, — засмеялся Киннисон. — Клоно — это комбинация из Ношабкеминга, некоторых богов древних греков и римлян, всех трех Парок и множества другого. Первоначально культ Клоно зародился на Корвине, но ныне он широко распространен в некоторых секторах галактики. Чего только нет у Клоно: и зубы, и рога, и когти, и усы, и хвост, словом, все на свете. Поэтому клясться Клоно удобнее, чем любым другим известным мне космическим богом.

— Но почему мужчинам вообще необходимо клясться, Ким? — спросила с любопытством Мак-Дугалл. — Ведь это же просто глупо.

— По той же самой причине, по которой женщины плачут, — парировал Киннисон. — Мужчина клянется, чтобы удержаться от слез, женщина плачет, чтобы удержаться от божбы. И тот и другой подход имеют под собой веские основания. Своего рода предохранительный клапан — средство сбросить излишнее давление, которое иначе разорвало бы и котел, и трубы.

В библиотеке роскошного особняка Командира Порта — в покоях, тщательно оберегаемых от любого вторжения, — уютно расположились двое пожилых линзменов, все еще состоявших на действительной службе в Галактическом Патруле. С заговорщицким видом, ухмыляясь, они поглядывали друг на друга.

Один из них потянулся за стоявшей на буфете бутылкой красного файалина (Этот сильно стимулирующий, хотя и совершенно безвредный напиток приготавливается из плодов произрастающего на Корвине кустарника Fayaloclastus Augustifohus Barnsteadi. Его очень любят распивать на всякого рода церемониях те, кому посчастливилось его раздобыть. — Э. Э. С) и наполнил два небольших бокала.

— За любовь! — провозгласил тост Хейнес.

— За великую любовь! — подхватил Главный хирург Лейси.

— Долой опеку! Пусть сами разбираются — не маленькие, — почти в один голос воскликнули оба приятеля.

— Что же ты не спрашиваешь, все ли идет как задумано? — поинтересовался Лейси.

— А что зря спрашивать? Мне и так все известно. Как ты знаешь, в моем рабочем кабинете видимо-невидимо лучевых детекторов, — последовал невозмутимый ответ.

— Очень на тебя похоже! Я бы тоже не прочь все знать, да только где мне взять столько детекторов? Выкладывай, да поскорей, что там нового, — снова ухмыльнулся Лейси, но улыбка на этот раз получилась какой-то кривоватой.

— А что рассказывать? Ты проделал поистине титаническую работу и теперь можешь преспокойно посиживать в сторонке и отдыхать.

— Отдыхать? О каком отдыхе может идти речь, если рядом изрыгает пламя огневержец с волосами цвета красноватой меди. У самой еще молоко на губах не обсохло, а она осмеливается прямо в лицо заявлять, что у тебя размягчение мозга, а интеллект как у комара или у последнего фонтема с Забриски. Как прикажешь вести себя с ней? Не могу же я отправить строптивую подчиненную на гауптвахту, хотя она вполне заслуживает самого сурового наказания за вопиющее нарушение субординации?

— Будет тебе, будет! — успокаивающе заметил Хейнес. — Не думаю, что все было так уж плохо.

— Может, и не так плохо, но все же скверно.

— Когда-нибудь твоя подопечная повзрослеет и в один прекрасный день поймет, что ты водил ее за нос.

— Возможно… А пока это всего лишь часть более обширного замысла. Слава Богу, я уже не молод. Они так страдают!

— Постой! Почему они страдают?

— Тебе лучше знать. Ведь ты, а не я видел, чем все кончилось. Так что же произошло? И как ты теперь оцениваешь ситуацию? — спросил Лейси.

— Ни хорошо, ни плохо.

Хейнес медленно наполнил бокалы и долго задумчиво покачивал бокал, прежде чем заговорил снова:

— Она, конечно, знает, что попалась на крючок, я очень опасаюсь, как бы что-нибудь не предприняла.

— Я уже тебе говорил, работник она что надо и не позволит никому водить себя за нос. Гм… Мне кажется, в подобной ситуации непродолжительная разлука была бы показана.

— Послушай, а почему бы тебе не отправить куда-нибудь госпитальный корабль? Ты бы избавился от нее на некоторое время.

— Отправить, конечно, можно. Как по-твоему, трех недель хватит? Жаль, что нельзя послать и его куда-нибудь.

— Почему нельзя?

А когда Лейси вопросительно посмотрел на него, Хейнес пояснил:

— Не упадешь от удивления? Он отправляется в туманность Лундмарка.

— Но это же невозможно! Полет займет годы! Никто еще оттуда не возвращался. Кроме того, у него здесь новая работа, да и удержать его в разлуке ты сможешь лишь до тех пор, пока у него не будет ни секунды свободного времени.

— Полет не продлится слишком долго, и наш подопечный скоро вернется. Мы всегда надеялись, что вещество в межгалактическом пространстве так сильно разряжено, что полет займет примерно одну десятую расчетного времени. Разумеется, мы сознаем опасность, и он будет снабжен всем необходимым.

— Не хотелось бы вмешиваться в их отношения таким образом, но, видно, тут ничего не поделаешь. Перед отправкой мы дадим ей повышение, назначим начальником сектора. Как ты считаешь?

— Кажется, кто-то совсем недавно говорил об огнедышащем чудовище с волосами цвета меди, о несносном характере, или мне послышалось? — насмешливо спросил Хейнес.

— Она и есть чудовище, самое настоящее. Но к тому же лучшая из всех медсестер и самая красивая женщина, которая когда-либо жила на Земле и всех обитаемых планетах!