Сэнди смеется уже чуть более открыто.

– Вам-то, наверное, положено.

– Вы не поверите, – говорит с улыбкой Лютер, – но у нас в управлении поставили чайный автомат только потому, что опасаются: если нам доверить электрический чайник, нас всех непременно убьет током, так что и работать будет некому.

Сэнди Поуп открывает ящик стола и достает оттуда мятный леденец.

– Это выглядело как откровенный мезальянс, – рассказывает она. – Он такой стройный, поджарый, а она… рыхлая, сырая. Мне это показалось странным, ну прямо-таки комичная парочка со скабрезной открытки. К тому же если вы тучны и у вас проблемы с зачатием, вам в первую очередь нужно сбросить лишний вес. Очень многие клиники экстракорпорального оплодотворения отказываются помогать тучным пациентам, пока те не похудеют.

– Значит, вас удивили габариты этой женщины?

– Да, пожалуй, и не одну меня.

Лютер помечает у себя: проверить все обращения за программой ЭКО, на которые был получен отказ по причине тучности. Список, вероятно, получится длинный, но куда-нибудь да выведет.

– А какова была их история? – спрашивает он.

– В каком смысле?

– Я имею в виду, что они вам о себе рассказывали?

– Наша группа – это не Общество анонимных алкоголиков. Посещение у нас свободное. На новые пары мы не давим. Для многих из них просто прийти сюда – уже гигантский шаг. И даже если они лишь сидят здесь и помалкивают – это уже большое дело.

– А как держались Барри с Линдой?

– Она была… эдакая милашка.

– Мне кажется, – замечает Лютер, – что слово «милашка» вы произносите с определенным ударением.

– Она была по-своему очень хорошенькая. В каком-то странном смысле. Но при этом было в ней что-то гротескное. Я имею в виду не вес. А нечто такое, шаржированное, в духе Ширли Темпл. Одежда на ней была как на девчушке: розовый цвет, рюшечки-ленточки. Гольфики. И говорила она таким тонюсеньким, как у мышки, голоском.

Сердце у Лютера стучит еще быстрее.

– А он? Ее партнер?

– Он был…

– Властный? Или, наоборот, податливый?

– Не то и не другое. Скорее, отстраненный. Ощущения, что это пара, как такового и не было.

– Он не обращал внимания на свою партнершу?

– Никакого. Они просто сидели рядом. Она всем улыбалась, губки бантиком.

– А он…

– Щеголеватый, самоуверенный. Сидел, широко расставив ноги.

– Не хочу показаться вульгарным, – перебивает Лютер, – но такого рода демонстрация паха в представлении некоторых мужчин есть признак истинной мужественности. Сидеть, вот так развалившись и рекламируя свое достоинство. Так вот, может быть, с его стороны были какие-то намеки, что-нибудь эдакое между строк? Может быть, шутливые предложения осеменить кого-нибудь из женщин?

– Ничего такого, – отрицает Сэнди Поуп. – Кроме того, я знаю, как быстро и эффективно пресекать подобные вещи.

Еще бы, сомнения нет. Лютер кивком выражает профессиональное признание.

– Я в том смысле – не выказывал ли Барри внимания конкретно к кому-нибудь из членов группы?

Глаза Сэнди Поуп уходят куда-то вверх и вправо. Она роется в памяти, после чего направляет взгляд на Лютера. Ответ следует не сразу.

– Он сидел вон там, – указывает она, – и плотоядно косился на Сару Ламберт, как на спелый персик. Чувствовалось, что им, Тому и Саре, от этого не по себе. Кажется, это был последний раз, когда они пришли сюда.

Лютер и Хоуи пробираются через неумолкающий грязно-серый шум Лондона.

– А ты когда-нибудь об этом думала? – спрашивает вдруг Лютер. – О детях?

Хоуи пожимает плечами:

– А вы?

– Нет, – отвечает он. – У нас с женой был уговор, как только мы стали жить вместе.

– В самом деле? И от кого исходила эта идея?

– Да от обоих, наверное.

– И она все еще в силе?

– Да, похоже на то.

Хоуи бросает на него вопросительный взгляд.

– Кто знает, – вздыхает Лютер. – Какую только ересь не несешь в двадцать один год…

– С вами все в порядке, шеф? – осторожно спрашивает Хоуи.

– Извини, – берет он себя в руки, – что-то я отъехал.

Сержант полиции Джастин Рипли, красавчик с кудрявыми волосами и открытым лицом, назначен вторым номером в расследовании дела Ламбертов. В паре с констеблем Терезой Делпи он едет в клининговую контору «Уай-ту-кей».Офис конторы приютился на Грин-лейн, между газетным киоском и химчисткой.

Рипли предъявляет бедж пожилому приемщику за стойкой. Минут десять они с Делпи ждут, держа в руках стаканчики воды из кулера и рекламные проспекты – «Уборка и гигиена сегодня» и «Вопросы клининга», пока не появляется хозяин, толстый приземистый бородач в клетчатом вязаном жилете. Он здоровается с Рипли за руку и спрашивает, в чем дело. Рипли интересуется, кто сейчас убирает у Тома и Сары Ламберт.

Хозяин возвращается через пять минут:

– Ее звать Шина Квалингана. Если хотите, могу показать копию ее файла с визой.

Рипли этого не нужно.

– Скажите, как давно Шина Квалингана работает у Ламбертов?

– Три года и четыре месяца. Нареканий нет.

Рипли благодарит хозяина и едет в сторону Финсбери-Парк-роуд, где у Шины раз в неделю уборка в подвальчике художника-оформителя. Паркуется он на углу Куинс-драйв. Здесь все еще дежурят шлюхи – бледные дебелые девицы, предлагающие минет идущим на работу и с работы.

Рипли и Делпи подходят к двери под номером 93, звонят и ждут. Изнутри доносится гудение пылесоса. Делпи набирает номер взятого в конторе мобильника – безуспешно, ответа нет. Они дожидаются, пока не прекратится гудение, и звонят в дверь снова. Характер тишины меняется: теперь чувствуется, что кто-то настороженно притих внутри квартиры. Снова тишина, а затем звук шагов в прихожей.

Блестящая черная дверь открывается, за ней стоит Шина Квалингана – низкорослая пожилая негритянка с высоченным начесом. На ней старомодный нейлоновый халат с логотипом фирмы на груди, шлепанцы. У двери на коврик аккуратно поставлены ее туфли.

Стоя в дверях, Шина держит в руках шланг подтянувшегося за ней пылесоса. Рипли предъявляет бедж.

– Шина Квалингана?

– Я тут, сынок, не живу. Просто работаю.

У нее приятный напевный акцент. Правда, чтобы понимать ее, Рипли приходится слегка напрягать слух.

– Я знаю, что вы здесь не живете, – с учтивым терпением говорит Рипли, еще раз показывая бедж. – Я сержант полиции Рипли, из отдела тяжких преступлений. А это констебль Делпи, с Хобб-лейн.

– Что, простите?

– Мы могли бы зайти внутрь?

Шина Квалингана с пугливой поспешностью смотрит на сержанта, затем, через плечо, оглядывается назад:

– Нет-нет, заходить нельзя! Это не мой дом!

– Что ж, можно поговорить и здесь…

– А в чем проблема?

– Миссис Квалингана, лично у вас нет никаких проблем.

Это, похоже, лишь сильнее ее настораживает. Делпи вздыхает. Она гораздо менее учтива, чем Рипли:

– Мы здесь по делу о разбойном нападении…

– Я не разбойничаю.

– Насчет этого у нас и мыслей нет. В самом деле, миссис Квалингана, вам нечего опасаться. Правда.

Шина Квалингана кивает, но ничего не говорит. Рука ее сжимает и разжимает гофрированный шланг пылесоса.

– Вы убираете у Тома и Сары Ламберт, по Бриджмен-роуд, двадцать пять? – обращается к ней Рипли.

Он с минуту молчит, ждет, пока заговорит миссис Квалингана.

– А что? – реагирует она наконец.

– Как уже сказала моя коллега, мы расследуем по этому адресу кражу со взломом.

Уборщица сжимает шланг.

– Миссис Квалингана, – говорит ей Рипли, – быть может, вам будет удобнее переговорить с нами в полицейском участке? Там спокойнее.

Она долго и неотрывно смотрит на сержанта:

– Мне нужно всего две минуты, чтобы закончить.

– Две минуты? Не вопрос.

Уборщица делает попытку закрыть за собой дверь. Очень мягко, но достаточно решительно констебль Делпи берется за ручку с наружной стороны, не давая ей это сделать.