– Вот-вот, а ты и не искушай, черт! Ты же ведь черт? Я же тебя раскусил, – хитро прищурился Игорь.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Махновский, – гляди лучше, какие декольте! Хочешь вон ту сисястенькую?

До зала с Иваном Грозным никто из гостей добраться уже не смог. К шести утра в павильоне Версаля творилась полная чума. Ноздри гостей пылали, переполненные дармовым кокаином, а желудки уже давно не принимали ни виски, ни текилы, ни шампанского…

Полуголые музыканты в напудренных париках наяривали на скрипках то «Семь-сорок», то «Smoke on the water». По-разному раздетые гости танцевали в обнимку с девушками в одних корсетах из китового уса на холеных телах московской среднерусской породы.

– Завтра я в Швейцарию на конгресс улетаю, – сказал Махновский. – Ты тут еще повеселись, а я баиньки.

Кто веселился, а кто и работал. Предстояло великое действо: объединить два супер-шоу современности в одно. Пускай на один только раз, но в какое…

Шоу Зарайского и его Ирмы Вальберс на один раз соединить с «Русским свадебным марафоном» Дюрыгина.

Пока задача была поставлена так, чтобы объединить на один раз, но этот один раз должен был прозвучать и отдаться эхом. Да таким эхом, чтобы народ, тот, что жует макароны перед своими телевизорами, позабыл бы и о фигурном катании, и о боксе, и о цирке со звездами…

Не всякий раз увидишь такое шоу, где разбираться будут не подставные якобы родственники и соперники, как на прочих уже надоевших шоу, а самые настоящие соперники-соперницы, да еще и звезды первой останкинской величины.

Так что Зарайский работал вовсю. И Розочка, что теперь неотступно везде следовала везде за ним, была самым лучшим стимулятором его креативной деятельности.

Розочка, хоть с виду и простая татарочка из Бугульмы, а остроумия где-то набралась, нахваталась. Даром что работала на Джона, с большими и важными людьми общалась. Это она, лаская напряженные Мотины чресла и иногда отрываясь от них, жарко говорила: «Стимулирую твой мозг, милый мой Мотя… – И с деланной наивностью, снизу вверх глядя на своего возлюбленного, поясняла свою гениальную догадку: – Ведь и головка, и голова – это почти одно и то же?»

И стимуляции головки не прошли даром. Зарайский сыпал перед шефом новыми идеями, будто это не Дюрыгин был у них на телеканале главным генератором креатива, а он – душка Мотя.

– Миша, серийное тиражирование похожих шоу со временем приедается, – говорил Зарайский, сидя в кабинете главного.

…Зарайский отлично выглядел. Загорелый, окрепший, он даже как-то по-хорошему огрубел за месяцы, проведенные на корабле.

– Тебе теперь бы бородка под морского волка пошла, – пошутил Дюрыгин, встретив его в предбаннике кабинета главного у вечно вожделенной секретарши Оленьки, – можешь работать теперь под мачо, тебе пойдет.

Понятное дело, теперь пришла и настала очередь Дюрыгину бояться и ревновать: маятник любви главного качнулся теперь в другую сторону. Полгода назад Дюрыгин Зарайского подсидел, а теперь Зарайского Миша гораздо чаще принимает у себя в кабинете, так что трепещи, Дюрыгин, еще не известно, чья в конце концов возьмет!

– …Ну, так и что предлагаешь, Мотя? – спросил главный. – Ясен пень, что одна программа, даже самая хорошая, рано или поздно приедается.

– За редким исключением, – уточнил Мотя, – вот к примеру КВН…

– Ну, у нас с Дюрыгиным не КВН, а РСМ, то есть «Русский свадебный марафон», – уточнил главный, – и шоу хоть только вот с первого сентября началось, рейтинги хорошие, но мы должны смотреть на перспективу.

– Вот я и говорю, – важно откинувшись в казенном итальянском кресле, продолжил Мотя, – в череде программ нового шоу надо устраивать усиливающие внимание зрителя ударные программы.

– Например? – внимательно глядя на Мотю, спросил главный.

– Например, свадьба со скандалом.

– Типа драку заказывали? – усмехнулся шеф.

– Типа этого, – согласно кивнул Зарайский, – только здесь надо очень тонко, тоньше, чем отрепетированные скандалы Ван Дамма со Сталлоне на красной дорожке в Голливуде.

– Да, но ведь у нас по теперешней канве каждая свадьба в каждом шоу у Дюрыгина с Агашей – это свадьба звезд?..

– Вот-вот, а сладкое, по статистике, как раз быстрее всего и приедается, – подняв палец к потолку, назидательно сказал Зарайский.

– Ну, и что предлагаешь? – спросил главный.

– А я предлагаю на один раз объединить наши шоу – дюрыгинское и мое, – уверенно сказал Мотя. – И я там тебе обещаю такой выстрел, что все эти австрийские телешоу с больными почечными пациентами и одним донором со здоровой почкой покажутся детским лепетом. О нас не только вся Европа говорить будет, но вся Америка и вся Япония.

– Ну рассказывай, – не скрывая заинтригованности, сказал главный.

Он встал из-за стола и подсел ближе к Моте.

– Мы возьмем и объединим наши шоу для съемок одной свадьбы, а именно свадьбы Дюрыгина…

– Что? – недоуменно вздрогнул шеф.

– Я сказал, что нам нужна свадьба Дюрыгина и Фроловой, – спокойно ответил Зарайский. – Потому что только свадьба, где сам продюсер и главная ведущая будут задействованы как жених и невеста, только такая свадьба в свадебном марафоне на ТВ сможет дать повод для того, чтобы ведущими на одну программу стали мы с Ирмой.

– Это дело, – восхищенно сказал главный, – ты сам придумал?

– Сам, – не без гордости ответил Зарайский.

– Может, мне половину сотрудников в море кочегарами отправить, чтобы лучше думали? – спросил шеф.

– Тебе лучше знать, что с сотрудниками делать, а я специалист по креативу.

– Ну, специалист, а Дюрыгину-то и Фроловой кто скажет, чтобы они поженились? – спросил главный, в упор глядя Зарайскому в глаза.

– Ты и скажешь, тебя послушают, – не мигая ответил Зарайский.

– А если не послушают? – усомнился Михаил Валерьевич.

– А ты ему скажи, что если он не хочет, чтобы шоу «Русский свадебный марафон» отошло к другому, то пусть сам женится на Фроловой, и в прямом эфире, – посоветовал Мотя.

– Или я его уволю? – переспросил шеф.

– Или, – кивнул Зарайский.

Главный поднялся из кресла, подошел к столу, нажал на кнопку громкой связи с секретаршей.

– Оленька, соедини-ка меня с Дюрыгиным, – тихо сказал главный, – я его на свадьбу хочу пригласить.

– На чью свадьбу? – поинтересовалась Оленька.

– А на его свадьбу, – хитро подмигнув Зарайскому, ответил главный.

Ирма принялась вспоминать. Напрасно говорят, что больше хочется вспоминать только самое хорошее и приятное. Это кому как…

Вот Ирме было приятно ковыряться именно в своих душевных болячках.

Когда она сказала Джону, что согласна переспать с незнакомцем, она будто от некоего тормоза избавилась. Будто тяжелый груз скинула там, внизу, где ноги в землю упираются, и она вдруг полетела. Как шарик воздушный, который отпускают из рук.

И в душе сразу какое-то безразличное ко всему спокойствие установилось. Летела, летела с одной лишь мыслью в голове: ах, скорее бы только!

А Джон, кстати говоря, не заставил долго ждать.

– Дамы и господа, – начал Джон, – объясняю правила нашей игры…

Они сидели в большой комнате, обставленной под начало XVIII века.

Потрескивая, весело горел огонь в камине. Музыканты, одетые в камзолы и в парики с косичками, сидели спиной к собравшимся и играли Моцарта, концерт для кларнета до-мажор. Ирма знала это произведение еще с музыкальной школы.

Только вот почему одетые под старину музыканты сидят к ним спиной?

Ах да, ведь здесь сейчас предстоит некое действо с развратом, догадалась Ирма.

Когда Джон ввел ее в залу, там уже сидели двое господ. Икс и Игрек. Джон так и представил их:

– Господа, имею честь представить: мадемуазель Энигма.

Джон, одетый в зеленый камзол и белые чулки, обутый в башмаки с большими пряжками, был единственной персоной без маски на лице.