Джим стоял у стола. На койке позади него лежала куча учебников, бутылка водки и пустой стакан. Должно быть, он сбросил их туда, чтобы освободить стол. Рядом валялся открытый перочинный нож, но он им не воспользовался.

Джим никогда не разрезал тесьму, если без этого можно обойтись. Сверток, сшитый из желтоватой ткани наподобие той, из которой делают табачные кисеты, был сантиметров тридцать в длину. Распаковав его, он вытащил оттуда что-то похожее на разводной ключ, обернутый в мешковину. Но кто станет зарывать в землю разводной ключ, даже если он и предназначен для лучшей машины, которую когда-нибудь делали в Англии? В отдельном желтом конверте лежали шурупы или болты; он высыпал их на стол и каждый по очереди внимательно осмотрел. Нет, это не шурупы: это колпачки для ручек. Нет, и не колпачки даже; но тут они исчезли из поля зрения Билла.

Да никакой это не разводной ключ, вообще не ключ; это абсолютно не похоже на инструмент для машины.

В следующую секунду ошалелый Роуч устремился к краю Ямы. Он петлял между бугорками, стараясь поскорее выбраться на дорогу, но получалось это у него медленнее, чем обычно; он бежал, застревая в песке, проваливаясь в лужи и путаясь в траве; он хватал ртом ночной воздух и всхлипывал от страха; его всего перекосило, как Джима; он с усилием отталкивался то одной, то другой ногой, тряся при этом головой, чтобы бежать быстрее. Он бежал, не отдавая себе отчета в том, в какую сторону бежит. Все его мысли остались позади, в фургоне, всецело поглощенные черным револьвером, замшевыми ремешками и колпачками для ручек, которые вдруг превратились в патроны, когда Джим аккуратно, один за другим, начал их вставлять в барабан, повернувшись своим морщинистым бледным лицом к лампе и слегка сощурившись от яркого света.

Я запрещаю вам ссылаться на меня, – сразу предупредил Министр в своей обычно протяжной, ленивой манере. – Никаких записок, никаких пространных докладов. Мне приходится иметь дело с избирателями. В отличие от вас. И от Оливера Лейкона, не так ли, Оливер?

«Что у него за дурацкая американская привычка глотать окончания», – подумал Смайли и сказал:

– Да-да, весьма сожалею об этом.

– Вы бы жалели еще больше, если бы за вами стоял такой электорат, как у меня, – резко ответил Министр.

Как и следовало ожидать, простой вопрос о том, где им предстояло встречаться, повлек за собой вспышку глупой ссоры. Смайли заметил Лейкону, что видеться в его кабинете в Уайтхолле было бы неразумно, потому как там постоянно толкалось полно народу из Цирка: то курьер принесет дипломатическую почту, то Перси Аллелайн заскочит обсудить ирландский вопрос. Министр со своей стороны отклонил вариант с отелем «Айли» и с квартирой на Байуотер-стрит, заявив непререкаемым тоном, что это небезопасно. Его недавно показывали по телевидению, и он очень гордился тем, что теперь его могут узнавать. После нескольких звонков, уговоров и взаимных претензий остановились на том, чтобы собраться в резиденции Мэндела – особняке в стиле Тюдоров, стоящем на окраине Митчема, где Министр со своим сверкающим лимузином смотрелся как бельмо на глазу. И вот теперь они – Лейкон, Смайли и Министр – сидели там в аккуратной гостиной с тюлевыми занавесками, а рядом на столике стояло блюдо с сандвичами со свежей лососиной, в то время как гостеприимный хозяин, расположившись наверху, наблюдал за подходами к дому. Вокруг машины Министра в переулке столпились дети, допытываясь у шофера, кого он возит.

На полке за спиной у Министра стоял целый ряд книг о пчелах. Это страсть Мэндела, вспомнил Смайли: всех пчел, которые не встречаются в Суррее, он называл не иначе как «экзотическими». Министр был еще довольно молодым человеком с мрачным подбородком, который производил такое впечатление, будто его обладателя исподтишка стукнули в какой-нибудь неприличной потасовке. На макушке у него проглядывала лысина, что незаслуженно придавало ему вид зрелого человека, а его итонская манера говорить, растягивая слова, была совершенно невыносимой.

– Ну, так что мы решаем? – Ко всему прочему стиль его общения временами становился довольно напористым.

– Ну, прежде всего, мне кажется, вам следовало бы приостановить все, что имеет отношение к недавним переговорам с американцами. Я много думал над тем секретным приложением без названия, – продолжал Смайли, – тем самым, в котором обсуждается дальнейшее использование материала «Черная магия» и который вы храните в своем сейфе.

– Никогда не слышал о таком, – отрезал Министр.

– Я очень хорошо понимаю побудительные мотивы того решения. Ну в самом деле, всегда заманчиво попользоваться плодами этой огромной американской махины, и я готов признать весомым довод в пользу того, чтобы в свою очередь продавать им «Черную магию».

– Интересно, а есть ли у вас доводы п р о т и в ? – допытывался Министр, словно разговаривая со своим биржевым маклером.

– Если «крот» по имени Джералд на самом деле существует, – начал Смайли. Энн как-то гордо заметила, что во всех ее родственниках, за исключением Майлза Серкомба, есть что-то подкупающее. И сейчас Джордж впервые готов был признать, что она, пожалуй, права. Он просто чувствовал, что попал в дурацкое положение, ему трудно было связно сформулировать свои мысли. – Если «крот» существует, в чем, мне кажется, уже никто из нас не сомневается, – он подождал, но никто так и не возразил ему, – если «крот» существует, – повторил он, – то не только Цирк удвоит свои прибыли от сделки с американцами, это получится и у Московского Центра. Потому что «крот» передаст им все, что бы вы ни купили у американцев.

Жестом крайнего разочарования Министр шлепнул рукой по столу Мэндела, оставив на его полированной поверхности влажный отпечаток.

– Черт бы побрал, я решительно ничего не понимаю, – воскликнул он. – Эта ваша паршивая «Черная магия», оказывается, интересная штука! Месяц назад она сулила нам золотые горы. А теперь мы идем на попятную и говорим, что всю эту кашу заварили русские. Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, или нет?

– Видите ли, я не думаю, что это в действительности так уж невероятно, как кажется на первый взгляд. В конце концов, нам время от времени удавалось наладить в России агентурные сети, и хотя, наверное, это звучит нескромно, удавалось нам это неплохо. Мы отдавали им лучший материал из того, что могли себе позволить. Ракетная техника, стратегические военные планы. Вы и сами тогда в этом участвовали, – обернулся он к Лейкону, который нервно кивнул в знак согласия. – Мы подбрасывали им агентов, без которых сами могли обойтись, мы снабжали их хорошими связями, обеспечили безопасные маршруты для курьеров, освободили в эфире частоты для их радиосигналов, чтобы можно было послушать их время от времени. Это была плата за то, что мы управляли оппозицией, как вы любили говорить – «плата за то, чтобы знать, о чем они докладывают своим комиссарам». Я уверен, Карла делал бы для нас не меньше, если бы ему удалось прибрать к рукам наши сети. И сделал бы еще больше, если бы представилась реальная возможность взглянуть хоть одним глазком на американский рынок, не так ли? – Он прервался и бросил быстрый взгляд на Лейкона. – Намного, намного больше. Перспектива подключиться к американцам – я имею в виду разделить с ними дивиденды – должна была бы вывести «крота»

Джералда на первые роли. А заодно, конечно, и Цирк. На месте русских я бы отдал нам – англичанам – почти все, если бы… да, если бы этим самым можно было, в свою очередь, купить американцев.

– Спасибо вам, – быстро сказал Лейкон. Министр ушел, прихватив с собой в дорогу пару сандвичей и даже не удосужившись попрощаться с Мэнделом, вероятно, потому, что он не входил в число его избирателей. Лейкон задержался.

– Вы просили меня посмотреть, не осталось ли у нас чего-нибудь о Придо, – сказал он под конец. – В общем, я обнаружил, что у нас таки есть на него несколько документов.

Ему довелось просмотреть несколько папок, касающихся вопросов внутренней безопасности Цирка.