Но глубоко вникнуть в проблему ему никак не давала Фея, которую все не покидал бурный восторг, желание жить и работать как и в прежние годы, и даже еще старательнее.

Она успела дотошно обследовать и пологие, скале противостоящие склоны, облаяв там белку, и берега ключа, где загнала под корч норку и отчаянно позвала хозяина… И все километры к избушке носилась собака, искала, поднимала разного зверя, услуживая другу своему единственному, пожалуй, так усердно, как никогда прежде.

И не испытывала она ни малейшего желания войти в хозяйское жилье, привычно предпочитая ему собственный, приятно прохладный закуток под избяным крыльцом.

Не люблю выдумывать рассказы и всегда предпочитаю вымыслу — были. И в этой истории по известным причинам я изменил лишь фамилию действующего лица, его профессию да кличку собаки. А знаю его давно: это интеллигентски честный, во всем мне симпатичный человек, каждое слово которого заслуживает доверия.

Пролетела первая половина осени, минула пора грустных шорохов листопада с тяжкими вздохами надолго засыпающего леса, и пришло мне время уйти в тайгу на долгие два месяца полевых работ в самой что ни на есть безлюдной глухомани Сихотэ-Алиня.

Обосновался я в полузавалившейся от времени и неухоженности землянке на берегу шумной горной речки, в пятнадцати километрах выше и ниже по течению от своей «базы» поставил палатки с жестяными печками, наготовил дров и стал томительно ожидать снега. Без него охотоведческие исследования, а в особенности учетные работы, практически невозможны.

Однако снега долго не было, ослепительно сияло безоблачное небо, хотя морозы ночами уже лютовали. И сухая трава с листом всхлипывали при каждом моем шаге, оповещая всю таежную живность о появлении человека.

Дабы не терять время, я оборудовал самоловами несколько троп, насторожил капканы на норку и выдру, ибо, во-первых, результаты такого промысла косвенно говорят о распространении и численности зверей, во-вторых же, честно признаться, дают дополнительный заработок к скудному семейному бюджету за счет использования выходных дней и суточного времени сверх рабочих восьми часов. Днями я обследовал «порученную» мне таежную площадь, опять-таки при случае постреливая то белку или рябчика, а то зверя построже и покрупнее.

И так вот однажды удачно добыл я жирного кабанчика пудов на пять, освежевал его по всем статьям, загрузился ливером, салом и окороками, уложил оставшуюся часть туши на лабазике до следующего прихода и с радостной резвостью зашагал к землянке, благодаря таежного бога за то, что теперь и мне здесь сытая жизнь обеспечена, и солидное «кое-что» останется для дома.

Подходил я к своему жилью уже в сумерках. И еще не доходя до него сотню метров, нутром почувствовал, что кто-то ко мне наведывался. А через пять минут убедился, что гость являлся со злом на меня. Лабаз оказался разваленным, но, странное дело, разбросанные продукты тронуты не были. Даже рябчики. Поленница тоже завалилась набок. Висевший у дверей мешок с зимней одеждой был отброшен к речному берегу… И ни единого следа на каменно промерзшей бесснежной земле! Но и это не все. Я подсознательно чувствовал чей-то очень недобрый и сильный взгляд. Даже определил, что исходит он из кедрового островка, чернеющего в сотне метров от землянки. Идти туда в загустевшей темени было бы неосторожно, и потому я в ту сторону лишь грозно прокричал и пригрозил, что за последствия не ручаюсь. И тут же занялся неотложными делами. Мясо для выстывания подвесил на деревьях, сбегал за водою, сухих и сырых дров натаскал…

Ночь прошла не столько во сне, сколько в бдении и прислушивании к ничтожнейшим шорохам. В глазах всякое мерещилось, в полусонном забытьи какие-то чудовища на меня наваливались. Однако все обошлось без происшествий.

Рано утром сходил я в тот кедровничек, никого там не обнаружил, но увидел вмятые в листовый опад и хвою две лежки крупного зверя, принадлежащие медведю или тигру. А поразмыслив за сигаретой, решил, что конечно же не медведь похулиганил вчера у моего очень непритязательного жилья. Медведь — отъявленный грабитель и ненасытный обжора, он первым делом непременно съел бы мои продовольственные запасы, сваленные с лабаза, а потом наверняка устроил бы погром в землянке. Ну а мешок с одеждой превратил бы в лохмотья.

И оставалось мне предположить, что посетил меня грозный полосатый владыка здешних мест, и приходил он с целью уведомить меня, что негоже вторгаться в чужие владения… Пока что предупреждает незлобиво, но может быть и хуже, коли не обращу внимание на «добрые знаки» особого внимания.

С первыми лучами солнечного света я все же упрятал в землянку мясо и продукты, принес с речного берега ведро песка и притрусил им тропу к землянке, чтобы теперь всякий гость оставил на ней свои следы… А потом поспешил за кабаниной, намереваясь за две ходки к вечеру перенести ее всю к землянке.

И вот очередная неприятность: сооруженный вчера лабазик был развален и пуст. Подумал почему-то: медведь грабанул… Но ведь этот зверюга тут же и принялся бы жадно пожирать украденное, к тому же за ночь он ну никак не смог бы уместить в своем брюхе и половину найденного, а оставшееся завалил бы всяким хламом до следующего пиршества. И спал бы или бдил неподалеку в настолько агрессивном настрое, что вполне мог меня атаковать как непрошеного гостя.

Но подходил я с изготовленным к немедленному выстрелу карабином по раскрученной спирали, внимательнейшим образом выискивая следы и высматривая грабителя, а ничегошеньки не обнаружил. И опять вылепилось предположение: тут дело тигриных лап. Что стоило ему взять в пасть застывшую полуцентнеровую кабанью тушу и уйти с нею подальше, чтоб вдоволь полакомиться чистейшей вкуснятиной и тем самым еще раз предупредить меня, что нехорошо вторгаться в чужие владения.

Однако презумпция невиновности позволяла мне это лишь предполагать. И я решил поискать улики и доказательства. Внимательно огляделся вокруг, мысленно как бы перевоплотился в тигра и тихо зашагал туда, куда уходил бы амба на своем месте. Пошел, конечно, с изготовленным оружием, внимательно оглядываясь по сторонам, а более всего сверля глазами места, по которым предстояло идти. Корчи и большие валежины, за которыми хищник имеет обыкновение затаиваться, обходил стороной, не лез в гущину кустарника и хвойного подроста. И все время старался думать за тигра: куда лучше уйти, чтоб можно было попировать поспокойнее, и чтоб вода журчала поблизости, и видеть подход истинного хозяина мяса, коли он надумает поискать воришку.

Я не намеревался скрасть амбу до обнаружения и возможного выстрела по нему, потому что это было невозможно по двум причинам: мои шаги по сухому листу слышались за версту, а стрелять по краснокнижному зверю чревато большущими неприятностями. Но мне упорно хотелось его увидеть и выстрелами поверх головы в свою очередь предупредить, что за последствия грабежей я тоже не ручаюсь. Грозно покричать, напирая на «ррр», пробежаться вдогон с подскоками и разведением рук… Был у меня опыт этаких предупреждений, возымевших действие.

Но злоумышленника я так и не выследил.

А вот он меня, судя по всему, из вида не терял. Иду через два дня по своему путику, проложенному вдоль хорошо наторенной, засыпанной листом зверовой тропы, и злом исхожу: шалашики с капканами завалены, попавшиеся в них зверьки разорваны, от зайцев, угодивших в петли, оставлены брызги кишок и клочья шерсти. До ночи ремонтировал этот путик. А на другой день точно такой разгром я увидел на другой своей ловчей тропе.

И опять ни единого следа злоумышленник не оставил! Он определенно избегал такой неосторожности, стороной обходя пыльные участки троп. Правда, у землянки, куда еще раз пришел, чтоб опять завалить лабаз и поленницу, а еще и внагляка побаловаться кабаниной, он все же «засветился», оставив четкие отпечатки огромных кошачьих лап на песке, которым я несколько дней назад посыпал выход тропы к землянке.