Как профессиональному охотоведу, мне часто и подолгу приходилось беседовать не только с коллегами, но и с промысловым людом, и просто со старожилами. Я получал от них бесценные сведения о том, что было в тайге прежде и что есть теперь. А со временем научился почти безошибочно определять степень правдивости рассказов того или иного собеседника. Ну а те, кого знаю давно, говорят мне только правду.
…Со знаменитым хабаровским хирургом Я. мне посчастливилось познакомиться лет пятнадцать назад, когда появилась необходимость в сложной операции, от исхода которой зависело для меня очень важное: смогу ли я ходить в тайгу или это станет для меня заказанным. Я сначала узнал его как хирурга с золотыми руками, но потом оказалось, что это еще и заядлый, опытный охотник.
Он всегда серьезен, и даже шутит лишь слегка улыбаясь. «Если я не отведу душу в зверовой тайге, — сказал он как-то, — не заряжусь там вдосталь, в операционной мне будет вроде бы чего-то не хватать, порою не окажется должной концентрации внимания, и мой профессионализм нет-нет да и пошатнется…»
Золото своих рук он недавно продемонстрировал на моей серьезно покалеченной ноге. Потом мы с ним в палате и его кабинете подолгу разговаривали на сблизившую нас тему. А в последний затянувшийся вечер обсуждали газетные сообщения о жутких проделках тигров. На Бикине один из них задавил трех человек и двух из них съел. В верховьях Матая амба зашел и обосновался в сарае, другой же бродил неподалеку. В Соболевском охотхозяйстве «прописалось» аж шесть (!) грозных хищников, вытеснив оттуда законных охотников с лицензиями на изюбра и кабана… Мы разговорились о сложных, часто противоречивых, тигриных повадках. О том, что у каждого тигра есть общие черты поведения, а есть и сугубо «личные», и что один и тот же зверь не бывает одинаковым в разные периоды.
И вот какие таежные были рассказал мне в тот вечер доктор.
«В душе я никогда не считал тигра этаким таежным джентльменом, к человеку испытывающим почтение, хотя молча соглашался с утверждениями наших «тигроведов» о том, что амба людей просто так не трогает и поперек их пути не становится. Увидев свежие тигриные следы, я всегда настораживался, а в ружейные стволы загонял пулевые патроны. Думается мне, что и другие таежники поступают так же, хотя не все в этом откровенно признаются. Иные же при удобных обстоятельствах стреляют, прицеливаясь в самое убойное «полосатое место».
Я всегда с обостренным интересом выслушивал и читал сообщения об отстрелах тигров и частенько сомневался в заключениях «спецов» о том, что гибли эти звери «зазря» от рук браконьеров или просто перетрусивших охотничков. Но вот только никак нельзя было объяснить одно жуткое происшествие: в Приморье хищник задавил бульдозериста прямо у его машины и за ночь съел его наполовину. Вскоре людоеда застрелили: он был в силе и без каких-либо ранений. Потом объявился такой же на Самарге, а через год — на Колумбе…
Однажды в конце ноября привезли мне для срочного оперирования охотника прямо «с тропы». Состояние его было тяжелым: глубоко прокушены плечо, голень и бедро, сломана кость предплечья, когтями разорвана шея под затылком, множественные раны на груди… Несчастье случилось три дня назад, положение пострадавшего усугублялось большой потерей крови… Мы его спасли. Но с тех пор я хорошо знаю, какие страшные раны и увечья способен наносить наш многоуважаемый полосатый «краснокнижник».
А история того происшествия такова. Шел охотник самых крепких лет по домашнему путику, оборудованному на колонков да зайцев вдоль старой лесовозной дороги неподалеку от таежного поселка. Была та ловчая тропа проложена петлей всего на десяток километров, пройти по ней по охотничьим делам удавалось за три-четыре часа. Следовал пушник без ружья, довольствуясь хорошим ножом. И так шел да шел он, сосредоточившись на капканах да свежих следах зверьков. И услышал приближающийся к дороге треск по чаще тяжело прыгающего крупного зверя. Подумал было охотник, что кабана кто-то гонит, и остановился в любопытстве, сожалея, что оставил ружье дома.
Но на дорогу в пятнадцати метрах от него выпрыгнул тигр! Вымахнул и застыл, оглядываясь. А увидев человека, заревел, забил лапами по утрамбованному снегу, захлестал по себе хвостом… Насмерть испугавшийся мужик проворно полез на ближний дуб, но зверь решительно подскочил к нему, успел схватить за валенок, прокусил его вместе с ногой, стащил, подмял под себя и стал рвать, издавая утробный рык.
Достойно уважения, что несчастный в эти страшнейшие мгновения не потерял себя. Более того, он выхватил нож и ударил им врага и раз, и другой, и еще… И тот его оставил, отскочив на дорогу. Вгорячах охотник поднялся и побежал в сторону села, до которого оставалось уже недалеко. Однако тигр его догнал, снова повалил и опять стал рвать. Оставил жертву лишь когда та перестала шевелиться: несчастному только и осталось делать, что притвориться мертвым.
А не расстался он с жизнью по очень счастливой случайности: в эти трагические минуты по дороге из села стал подъезжать трактор за сушиной на дрова.
Подобных историй к тому времени я знал уже достаточно много, но в большинстве их пострадавшие утаивали главное: они сами спровоцировали нападение зверя, не любящего фамильярного с собой обращения, а тем более преследования и стрельбы. И я однажды спросил моего поправлявшегося пациента: «Скажи честно, ты был в тот день без ружья? Если так, то почему? Ведь есть же оно у тебя наверняка!» И получил ответ: «Есть, конечно… Зря не взял… Было бы со мной — застрелил бы, не считаясь с запретами и наказаниями… Поразвели…» Помолчав, я спросил еще: «Не заметил ли в звере каких-то ненормальностей? Может, дряхлый, увечный, раненый или просто больной?» Мой собеседник не дал мне досказать вопрос и слабо махнул рукой: «Нормальный… Токо тощой… Совсем еще молодой… Зубы белые, как сахар… На ноги очень резвый… Еще не уразумел, однако, что человека надо обходить стороной…» Я уже знал, что этот пострадавший от ран излечится гораздо быстрее, чем от психического срыва и потрясения. И будет он мстить тиграм всякий раз, когда представится возможность. При выписке он в этом откровенно признался, шевеля желваками и скрипнув зубами.
Потом мне в краевом охотуправлении рассказали о деле, связанном с тем несчастливцем. Выезжала комиссия на место происшествия, охотоведы с егерями два дня ходили по следам нападавшего тигра и пострадавшего мужика. Охотник был, как удалось установить, действительно без ружья. Молодой, лишь недавно оставленный матерью и долго голодавший тигр, услышав кого-то, видимо, по неопытности принял его за кабана и бросился на грубое азартное сближение вместо того, чтобы подкрасться незаметно и неслышно, как это принято у тигров. Дуб тот видели и осмотрели, и следы борьбы человека с тигром в двух местах. На снегу вокруг бурело много крови. Ушел тигр тоже с нею, однако сначала она густо заливала отпечатки лап, а с расстоянием ее было заметно меньше. Потом и вовсе не стало…
Было ясно, что раненый тигр теперь для человека определенно опасен, и охотуправление решило его «изъять». Был он молод и худ, и оказались на его плечах глубокие ножевые раны… Знать, охотник говорил правду, и только правду. И не лукавил он, не бахвалился, когда признался, что будь у него в те минуты ружье, застрелил бы агрессора.
Но в том, что всякого встреченного на таежной тропе тигра надо считать «вооруженным и очень опасным», я уверовался после событий, которые останутся в памяти такими, словно вчера случились, живи я хоть тысячу лет.
В ноябре это было. В тайге на Матае. Снег выпал накануне, но холода еще не подступили. Мир был огромный и чистый, высокое небо сияло голубизной, и дышалось мне, и думалось светло и радостно… Время шло к вечеру, но я неспешно расставлял капканы по своей тропе, благо до заброшенной лесовозной дороги было метров триста, а по ней добраться до зимовья можно было и потемну.
Наклонился я к очередному «шалашику», капкан в него осторожненько определил, сухим листом и хвоей маскирую… Мирно, благостно, радостно на душе, как нередко бывает в тайге, когда уже не жарко, но еще и не холодно… Когда вырвешься сюда из суматошного смрадного города, а впереди лишь только начавшийся отпуск.
