Маара, к удивлению своему, поняла, что Кандас вот-вот заплачет. «Значит, ей не все равно, что случится со мной», — подумала она.

— И бесчувственная. Ты разбиваешь сердце Мериксу.

— Я буду помнить вас всех. Буду думать о вас.

Кандас горько усмехнулась:

— Ты сможешь думать о нас, потому что ты жила с нами и знаешь, как мы живем. А как мы сможем думать о тебе, не зная, где ты и что с тобою?

И Кандас действительно заплакала. Маара осторожно подошла к ней, обняла старую женщину, несшую на хрупких плечах тяжкую ношу ответственности за судьбу общины.

— Ужасно, ужасно… — прошептала Кандас. — Видеть, как твоя семья уменьшается. — Она овладела собой, оттолкнула Маару, в голосе ее звучала горечь. — Люди рисковали собой, жертвовали жизнью ради твоего спасения. Горда… И не только он. Драгоценные дети… А ты…

— Кандас, но чем эти дети столь драгоценны? Ты так считаешь. Кто еще? Вы рабы хадронов. Кем бы мы ни были в Рустаме, это осталось там, под песками. Если уж мы столь драгоценны, то нам следует выжить. А как мы выживем здесь?

С каменным лицом Кандас протянула Мааре кожаный кошелечек с мелочью.

— Иди. Если кто-нибудь направится к нам, передай весточку.

— Кандас, никто теперь не пойдет на юг, никто. Неужели ты не понимаешь?

На веранде Мерикс и Маара обнялись, смешивая слезы на прижавшихся одно к другому лицах. Данн оперся плечом о столб, глядя в сторону восходящего солнца. Предыдущим вечером Данн навестил Фелис.

— Что, не понравилось в рабах? А сестра твоя где?

— Мы хотим на север. Сколько?

— Куда?

— В Речные города.

— Там вы не задержитесь. У них тоже дела идут неважно. За две монеты на каждого я доставлю вас до большой реки. По ней можно двинуться дальше. Приходите сюда завтра сразу после восхода.

Данн молча кивнул.

— Последний рейс. Здесь нечего больше искать, а Маджабу уже давно конец.

Вернувшись к Мааре, он услышал от нее:

— В последний раз Фелис подобрала нас, потому что ей дали указания заманивать одиночек и доставлять их к хадронам. Почему ты думаешь, что она не обманет нас?

— Мы заплатим четыре золотых. Кроме того, она нас не обманула и в тот раз.

— Она может взять четыре золотых и продать нас еще кому-нибудь.

— Но ведь она предупредила нас в прошлый раз, так?

— Ладно, все равно выбора нет.

Маара и Данн сидели в носилках, сжимая мешки и монеты, обнаженные ножи лежали рядом на сиденье.

Прибыв к месту стоянки небохода, они удивились, увидев Фелис застывшей в странной позе и рассматривавшей что-то на земле, как будто она увидела змею и боялась пошевелиться, чтобы не привлечь внимания опасного животного. Маара подумала, что, когда она впервые увидела Фелис, та показалась ей небесным видением — в синем рабочем наряде, с чистым лицом и чистыми расчесанными волосами. Но с холеными женщинами махонди утомленную, изработавшуюся Фелис, конечно, никак нельзя было сравнить. Потом она увидела, на что пристально смотрит Фелис, но тоже не сразу поняла, в чем дело.

Под небоходом и вокруг него валялись желтые шары, смахивающие на кислофрукт, размером с кулак Маары, блестящие, без всякой пыли, скользкие, покрытые слизью, похожей на слюну. Шары эти пульсировали, дергались, один из них тут же лопнул, из него вылупился жук-клешневик и замер, отдыхая и привыкая к новой среде обитания. Приглядевшись, они увидели и мамашу. Самка клешневика, прикрытая колесом небохода, вибрировала яйцекладом, из которого медленно выползали все новые и новые яйца. Самка не сводила глаз с троих людей и угрожающе вытягивала в их сторону клешни, каждая из которых в состоянии была отхватить руку взрослого мужчины. Лопнуло еще одно яйцо, еще, еще… Один из новорожденных жуков залез на колесо, за ним другой.

— Живо! — бросила Фелис, перешагнула через кишевшую под ногами массу и оказалась в небоходе. Маара и Данн последовали за ней.

Зачихал, закашлял и наконец загудел двигатель, небоход покатил, давя колесами зазевавшееся потомство. Навстречу показались несколько солдат. Увидев движущуюся машину, они побежали к ней.

— Не хотят с вами расставаться! — закричала Фелис через плечо и оторвала машину от земли.

Солдаты, чтобы израсходовать боевой пыл, принялись обрабатывать дубинами, ножами и сапогами матку и ее потомство. Один поскользнулся на слизи, его вырвало от отвращения. Мамаша, бросив потомство на произвол судьбы, с невероятной скоростью шмыгнула прочь и скрылась за сараями. Фелис открыла люк в полу, выглянула вниз. Два жука еще цеплялись за колеса.

— Ничего, скоро их сдует, — сказала она и захлопнула люк.

Фелис направила небоход вдоль северного шоссе, дорожное покрытие которого сияло, как водная поверхность. На проезжей части пусто, но по параллельной грунтовой дороге толпы беженцев передвигались в северном направлении. Хелопс умирал. В восточной части города еще замечалось на улицах какое-то движение, но центр вымер. Воды в резервуарах мало, она покрыта пленкой пыли и не блестит. Виднеется дом общины махонди, во дворе которого, наверное, народ собирается сейчас к утренней трапезе. Может, и о ней вспоминают. Сердце Маары сжала тоска, она остро ощутила утрату. Она страдала, но глаза ее оставались сухими, и думала она, что и Мерикс, и все остальные скоро превратятся в полузабытый сон и сердце ее остынет.

Вскоре башни центральных кварталов Хелопса уже превратились в крохотные выросты на горизонте, а затем и вовсе исчезли. Иссякло и шикарное шоссе, теперь они летели над поросшими засохшим кустарником пустошами.

Данн открыл люк в полу, ему не давали покоя жуки, и как раз успел увидеть, как они отвалились от колес и исчезли внизу. «Интересно, — думала Маара, — как жители Хелопса, как махонди, так и хадроны, справятся с нашествием клешневиков?» Их гигантские клешни, казалось, угрожали ее сердцу, но все же она уже чувствовала, что оставшееся позади бледнеет, покрывается дымкой. И она даже радовалась этой растущей отчужденности.

Час полета над сухими кустами, над полупустыней, снова над кустами — и снизу показалась тонкая темная полоска мелкой речки, окаймленная пышной зеленью. Впереди замаячил город, и Фелис сообщила, что здесь придется остановиться для заправки сахарным маслом и что им следует оставаться в кабине и вести себя тише воды, ниже травы. Народ в городе весь оказался на одно лицо, что видевших такое впервые шокировало, пугало, ввергало в панику.

— Нам ведь это не впервой, правда, Данн? — Маара старалась подбодрить брата, помня его реакцию на одинаковые лица странников, пришедших в скальную деревню. — Понимаешь, Данн? Они все на одно лицо.

Данн усмехнулся:

— Не беспокойся, Маара. Со мной все в порядке. Я их уже видел раньше, когда бродил один. Целый город таких видел на востоке.

Что ж, речь не малыша, но зрелого мужчины. Маара успокоилась.

Небоход опустился на обширную площадку. В кабину хлынул жаркий воздух, с пассажиров ручьями лил пот. Фелис схватила две емкости, еще раз предупредила:

— Не выходить! — Затем спрыгнула на землю и зашагала прочь, не обращая внимания на народ, сбежавшийся, чтобы поглазеть на диковину.

Люди на первый взгляд такие же, каких запомнила Маара: крупные, плотные… Но нет, глаза у этих не светлые, а карие. Кожа не сероватая, а матово-коричневая. Шапки волос не светлые, а каштановые. Физиономии одинаковые, носы круглым клубнем, лбы низкие из-за нависающих волос. И одежда коричневая, как будто их целиком макали в краску, цельно-коричневые какие-то.

Данн сжал ее руку.

— Они совсем дурные. Не делай резких движений, не дразни. Недоумки какие-то. Прямо как звери.

Местные стягивались к машине даже не как звери, а как гигантские насекомые, преодолевая страх и гонимые любопытством. И как только они сами различают друг друга? Совершенно одинаковые лица, до мельчайших черточек. Переводя глаз с одного на другое, снова глядишь в то же самое лицо. Они выползали из домов, проулков, улиц, окружили небоход густой толпой, и громоздкая машина казалась хрупкой посреди этого скопления крупных коричневых фигур. Один из них вытянул громадную руку и пощупал волосы Маары.