— Я его хочу! — воскликнула Ида. — Дай его мне!
— Не получишь, — сурово сказал Данн и тут же добавил: — А я получу мои монеты. Отдавай золото!
Ида надулась:
— Ида хочет монетки. Не отдам монеток.
Данн шагнул к Иде.
— Отдай немедленно!
— Нет, нет, нет… — залепетала Ида и сразу почувствовала на своем горле лезвие ножа.
— Отдай, не то зарежу!
Она завопила что было мочи, вытащила из-за пазухи кошелечек, и Данн сразу выхватил его из ее руки.
Все замерли, пораженные. Маара тоже. Но она понимала мотивы брата и подошла к нему:
— Данн, Ида всего лишь шутила, — попыталась разрядить обстановку Дромас.
— Шутила… Она жизнью шутила. Своей и нашей.
Конечно, после такого инцидента собрание развалилось.
В помещении повисла неловкая тишина, все взгляды устремились к двери. Но Маара тут же вскочила и обратилась к Кандас с просьбой открыть карту.
— Я хочу кое-что сказать.
В этот вечер карту скрывал занавес, и Кандас неохотно потянула за шнур, открыв ее. По глазам большинства присутствующих Маара увидела, что те не понимают значения этого странного изображения. Для них это была какая-то диковинная вещь, почему-то ценная для Кандас. Некоторые не проявляли к карте вообще никакого интереса, даже голов не повернули. Кандас подвинула к карте лампы, интересующимся стало лучше видно. Эту сцену Маара всегда вспоминала, думая о Хелопсе. В комнате около двадцати человек. Женщины в мягких цветных платьях, с распущенными по плечам волосами, мужчины в желтых домашних одеждах, на всех падает мягкий свет ламп.
При первом же взгляде на карту бросалось в глаза изобилие белого — этим цветом закрашена вся верхняя половина от левого края до правого. От белого вниз на голубом фоне отрастали большие раскрашенные в разные цвета фигуры. На одной из них крупными буквами написано: «ИФРИК». Карта эта не отличалась изяществом исполнения, характерным для вещей, вроде тех, что были надеты на Мааре и Мериксе. Ее довольно грубо намалевали на светлой коже. Ясно выделялись швы, соединяющие шкуры, зрителю следовало делать определенное умственное усилие, чтобы не принять их за изображенные на карте линии.
На другой фигуре, похожей на Ифрик, написано: «ЮЖНЫЙ ИМРИК». Обе фигуры раскрашены, на них нанесены черные линии, обозначающие реки, и точки городов с надписанными рядом названиями. Маара понимала, что люди не поймут изображенного на карте без дополнительных объяснений. И Кандас, как будто нерешительно, медленно приступила к пояснениям:
— Вот это, белое, — лед. Льда никто из нас никогда не видел. Лед — белый камень, в который превращается вода, когда очень холодно. Лед и снег. А это… — Она показала на нижнюю часть. — Это мир без льда. Мы живем здесь, в Ифрике. — И Кандас ткнула в точку на карте. — Вот эта точка — Хелопс. — Послышались охи и вздохи. Народ удивлялся, какой, оказывается, большой мир и какой маленький Хелопс. — Но не надо думать, что мир такой плоский, как эта карта, — продолжила Кандас, вытаскивая из ниши в стене под картой что-то большое и круглое и водружая этот предмет на стол.
Это оказалась большая кормовая тыква, внутри полая, а снаружи разрисованная белым, синим и другими цветами. Но на этом шаре белого цвета было намного меньше, чем на карте.
— Вот, посмотрите. — Кандас указала на белое пятно на верхушке тыквы. — Здесь лед. Немного здесь, немного снизу. Таким мир был давно, говорят, двадцать тысяч лет назад, может, и больше. Здесь, — она провела рукой по глобусу, а затем указала на верхнюю половину карты, — было тепло. Много городов, много людей, никакого льда. Но потом климат изменился, лед разросся и закрыл все это. Города исчезли подо льдом. Мир уменьшился. — Она показала на Ифрик и Южный Имрик. — Но когда-то мир был большим. — И снова жест на глобус.
Маара, испытавшая этот процесс на себе, представляла, что сейчас творится в умах людей, сопоставлявших громадное и ничтожное. Они думали, что Ифрик невообразимо велик, потому что Хелопс на нем всего лишь точка. Смотрели на выступающий из-подо льда треугольник, который Кандас назвала Индом и на котором вроде бы — хотя, кто знает? — тоже проживало много людей, снова переводили взгляд на Хелопс, — тот был для них миром в центре Хадрона, который Кандас очертила пальцем в центре громадного Ифрика.
— Здесь льда никогда не было. Ифрик льда не знал. Южный Имрик тоже льда не знал. Климат много раз изменялся, но льда не было. Так мы считаем. И в Инде льда не было. И на островах… — Она указала еще дальше, где на синем выделялись вспышки других цветов. — Мы моря не видели и вряд ли увидим, но некоторые о нем слышали. Море — это вода. Много соленой воды. Большую часть мира закрывает вода. — И она повернула тыкву, чтобы показать.
— Откуда ты это знаешь? — обиженно, почти возмущенно спросила одна из женщин.
Маара поняла ее переживания. Так люди реагируют, когда рушатся их представления, руководствуясь которыми они существовали в мире.
— Все знания из древних библиотек, из-под песка. — И она повернулась к Мааре. — Ты хотела что-то сказать.
Маара подошла к стене и обвела взглядом лица присутствующих, лица недовольные, недоверчивые. Лица людей, не желающих ничего узнавать.
— Это произошло быстро, — начала Маара. — Так мне рассказала Кандас. Вот таким, — она показала на глобус с небольшими белыми нашлепками вверху и внизу, — мир был пятнадцать тысяч лет назад. А потом, за каких-то сто лет, лед расползся и занял все это место.
— За каких-нибудь сто лет! — насмешливо повторила семнадцатилетняя девица. Для нее что сто, что тысяча лет одинаково непонятно, все равно как слова беседующих взрослых, услышанные играющими на полу детьми.
— Здесь жили люди, здесь было много городов. — Маара показала на верхнюю часть тыквы. — Здесь было много еды, много воды. И все это рухнуло, и людям пришлось убегать, потому что они знали: лед наступает. И все это не намного больше, чем два раза по семнадцать лет.
Из глаз девицы брызнули слезы.
— Такое может наступить очень быстро, поймите же, — заклинала Маара. — Все это, — она медленно повернула глобус, — такое удобное, обжитое, привычное — превратилось в пустыню, покрылось льдом.
Люди вздыхали, им было неуютно здесь, не терпелось уйти.
— Маара беспокоится о нас, — сказал Юба. — Она хочет, чтобы мы ушли из Хелопса.
— Куда?.. Как?.. Почему?.. — послышались голоса.
— На север. Там много воды и пищи.
Нет, этого им не осилить. Даже тем, кто уже слышал речи Маары. И они пятились, ускользали, выходили из зала.
Данн, не обращая внимания ни на уходящих, ни на остающихся, сказал Мааре, что им завтра рано вставать и что пора паковаться. Его не интересовало внимание или невнимание общины. К нему подошла лишь Орфна, обнявшая своего пациента и напомнившая, что мак опасен, и особенно ему.
Мерикс и Маара не ложились. Маара и Данн укладывали мешки, а Мерикс мрачно следил за ними.
На самое дно мешка Маары легли древние праздничные наряды, так украсившие ее и Мерикса. Оставшаяся коричневая рубаха. Зеленое домашнее платье и синее. Мерикс настоял, чтобы она взяла их. Легкие башмаки. Штаны и рубахи Мерикса, которые она носила на выход. Чистая рубаха рабыни. Спички, мыло, гребень. Соль, лепешки, сухофрукты. Небольшой мех с водой на случай, если она оторвется от Данна.
В мешок Данна легли одежда раба, набедренные повязки, еда. Сверху поставили заполненный водой старый бидон с чистой водой из глубокого колодца. Он облачился в ту старую одежду, в которой прибыл в Хелопс, считая, что так лучше всего. Одиннадцать золотых спрятал на дно кармана для ножа. Маара тоже натянула ту одежду, в которой пришла. Орфна пришила к ней карман для нового ножа в кожаных ножнах. На голову Маара надела маленькую шерстяную шапочку.
Кандас прислала за ней, позвала попрощаться. Маара застала ее перед картой, верхняя часть которой была закрашена белым.
— Упрямая ты, Маара. Ты понимаешь, в какое положение меня ставишь? Я должна либо удержать тебя силой, либо отпустить навстречу страшным опасностям.
