— Беда в том, что многие что-то знают, слышали, но все это не совместить воедино.

О такой карте, как у Кандас, и тыквенном глобусе сам генерал, к примеру, не имел представления. Он попросил Маару нарисовать карту по памяти. Принес ей мягкую выбеленную кожу, угольные палочки, растительные краски. Сначала Маара занялась картой с белым верхом, а потом перешла к той, которая украшала тыкву.

Иногда то, что знал один, открывалось другому случайно. Однажды Шабис заметил, что было время, когда люди жили сто лет и больше, тогда как сейчас и пятьдесят уже преклонный возраст.

— Я уже, можно сказать, старик, Маара, мне тридцать пять. А тогда тридцатипятилетний человек считался молодым. Было время, когда женщины часто рожали ребятишек, одного за другим, и умирали от этого. Но потом открыли лекарство, которое прекращало деторождение.

— Как? — подпрыгнула Маара. — Что ты сказал? — Она смотрела на него горящими глазами.

— Что с тобой, Маара?

— Может быть, я неверно поняла… Ты сказал, что эти древние женщины принимали какое-то лекарство и прекращали рожать?

— Да. В хрониках так говорится.

— Значит, эти женщины могли не бояться мужчин.

— Что-то я не заметил, чтобы ты очень боялась, — иронически заметил Шабис.

— Нет-нет, я не о том. Дэйма только мне и долбила: остерегайся мужчин, чтобы не забеременеть.

— Маара, ты как будто меня обвиняешь.

— Ты не можешь себе представить, что это значит, все время дрожать: осторожно, берегись, они сильнее тебя, они могут сделать тебе ребенка…

— Ну, конечно, мне трудно представить себя на месте женщины.

— Мне даже вообразить себе трудно, что это означает, не бояться встречи с мужчиной. Они совсем другими были, эти древние женщины, не такие, как мы. Они были свободными. Нам это недоступно. — Маара вспомнила о Кулике, о том, как он ее преследовал, о своей беспомощности.

Маара рассказала генералу о Кулике, о том, как она обрадовалась, когда из-за засухи кровотечения у нее прекратились. Рассказала, как боялась выходить из дому, чтобы не попасться ему на глаза в неблагоприятные периоды.

Столько горечи и ожесточения слышалось в ее голосе, когда она говорила о Кулике, что Шабис встал и зашагал по комнате. Потом вернулся на место, взял ее руки в свои.

— Маара, перестань. Здесь ты в полной безопасности, никто тебе не угрожает. — Он отпустил ее руки, несколько отстранился. — Странно, мы толкуем тут о страхе перед беременностью, когда все вокруг только о ней и мечтают. Если одна из наших женщин беременеет, сразу устраивается праздник, она оказывается в центре внимания, к ней няньку приставляют еще до рождения ребенка.

Что-то в его голосе заставило Маару спросить:

— Жена не смогла родить тебе детей?

— Нет.

— Но ты бы хотел?

— Да.

— Извини, Шабис.

Она подумала: «Родить бы ему ребенка!» — и сразу испугалась. Уже пробовала для Мерикса, и чем это завершилось?

— Нет, Маара, у меня не та ситуация, что у твоего Мерикса. У меня вообще-то есть ребенок. Но та женщина замужем, и ребенок растет в ее семье.

«Кругами ходим, — думала она. — Роди я ему ребенка — и вот я застряла в Чараде, и не видать мне севера».

Вскоре после этого Шабис пригласил Маару к себе домой. Жена его захотела с ней познакомиться.

Не слишком много видела Маара за время проживания при штабе Шабиса. Отчасти потому, что часовые не выпускали ее за пределы лагеря, отчасти из-за нежелания Шабиса, чтобы на нее обращали слишком много внимания. Теперь же она шагала на виду у всех рядом с генералом. Пройдя мимо уже знакомых ей руин, они дошли до района восстановленных домов, перед которыми даже торчали в пыльных садиках какие-то каменные изваяния. Перед домом, к которому они подошли, висел фонарь из прозрачных пластин цветного минерала, розового и беловато-дымчатого. В большом зале сразу за входом горят еще несколько фонарей, стены затянуты драпировками. Дверь из невиданного дерева, издающего пряный аромат, открывалась в помещение, напомнившее Мааре зал собраний ее общины в Хелопсе. Мебель здесь, однако, гораздо лучшего качества, а ковры на полу столь роскошные, что Мааре захотелось погладить каждый из них. Навстречу вышла женщина. Крупная, красивая, с зачесанными вверх и заколотыми на макушке серебристой пряжкой волосами. Неестественная, фальшивая улыбка, казалось, грозила расколоть ее голову надвое по линии рта. Хозяйка шумно приветствовала гостью.

— Так вот она какая, наша Маара! Наконец-то мы дождались ее. Давно уговариваю мужа привести тебя, но он так занят… Ну, ты это не хуже меня знаешь. — Резкая ядовитость улыбки проступила четче. Маара с неудовольствием думала о том, что в этом роскошном доме протекает жизнь Шабиса вне службы, когда он уходит из штаба, оставляя ее, Маару, в своем кабинете; вот здесь он, без сомнения, проводит ночи, с этой отвратительной особой.

Поверх штанов Мерикса Маара натянула коричневую «вечную» тунику, потому что эта женщина, жена Шабиса, выразила желание увидеть ткань, о которой слышала от мужа. Сразу начался ритуал ощупывания, аханья, сочувственного причитания по поводу «бедной Маары, носившей такую гадость долгие годы». И какая Маара храбрая. И что, когда Маара, в чем она, Панис, не сомневается, вскоре покинет эти края, неплохо бы эту вещь оставить им с Шабисом на долгую память.

Генерал чувствовал себя неуютно, но старательно подогревал на лице улыбку. Маара понимала, что этот вечер — нечто неизбежное, что следует вытерпеть. Во время обильного, но, по счастью, непродолжительного ужина глаза этой женщины, собственницы Шабиса, беспокойно перепрыгивали с Маары на мужа; она настораживалась всякий раз, когда происходил обмен репликами, когда кто-то из них открывал рот.

«Как все это глупо!» — думала Маара. Ее любовь и ревность, ее интимные переживания похоронены далеко на юге, в Хелопсе, где, если верить сообщениям беженцев, восточные пригороды давно уже выгорели дотла.

Сразу после ужина Шабис уверенно заявил, что Маара устала после тяжелого дня и что он ее проводит обратно. Панис забеспокоилась, заквохтала, и Маара принялась отнекиваться, уверяя, что путь недолог и она сама найдет дорогу. Маара видела, что Шабису не хочется отпускать ее без сопровождения, но Панис вцепилась в руку мужа всеми десятью когтями и заявила, что несколько минут вечерней прогулки для Маары, столько уже видевшей на своем недолгом веку, ничего не значат.

— Пароль — «Служба», если вдруг часовой остановит.

Ночь оказалась темной, небо затянули тучи сезона дождей. Маара спокойно шла по середине улицы, рассматривая дома, освещенные висящими возле них фонарями. Далее, в районе руин, фонарей уже не было, идти пришлось осторожно. Из тьмы к ней метнулась тень, и Маара уже собиралась произнести пароль, когда рот ей зажала сильная и вонючая рука, двое хеннов схватили ее за плечи и за ноги и поволокли куда-то в руины. Потом теней стало больше, больше стало и несущих ее рук. Через некоторое время ее ссадили наземь. Вокруг Маары столпились около полусотни солдат-хеннов. Ей завязали рот прочной, не слишком грязной тряпкой и повели быстрым шагом дальше, еще дальше, пока наконец она не оказалась в обширном лагере, состоявшем из глинобитных хижин и парусиновых палаток. Рот Мааре развязали, впихнули в лачугу, в угол поставили свечу и сказали, что здесь, в углу, хлеб и вода, а вскоре ее допросит генерал Израк.

Первая мысль, мелькнувшая в ее голове: она и Данн теперь во враждующих армиях. Вторая — ее мешок! Никогда Маара не разлучалась с мешком, от которого зависела ее жизнь. В нем все ее имущество. Два древних платья махонди. Два прелестных платья из Хелопса. Одежда Мерикса: полный костюм и рубаха, штаны от которой она надела вместе с коричневой «змеиной кожей». Расческа, щетка, мыло, зубная щетка. Мешок с монетами, подхваченный с палубы, на которую во время драки между солдатами Шабиса и пассажирами рухнула сбитая с ног судоводительница Хан. Не очень много, но ее кровное. Без этого у нее останутся лишь коричневая туника, штаны да легкие туфли из коры. Что ж, по крайней мере, она жива-здорова, не слишком напугана. Маара свалилась на низкую лежанку и проспала чуть ли не до вечера. Проснувшись, осмотрелась. Окно забрано решеткой, дверь заперта снаружи. Стены такие, что она могла бы за час-другой без особых усилий проделать в них дыру. В одном из углов дверь в туалет, там вода. Воспользовалась тем и другим, несколько освежилась, подошла к окну. Рыжая глина, саванна, какие-то лачуги, сараи да палатки. Вошел какой-то хенн, сообщил, что генерал Израк допросит ее завтра, а сейчас пора на пробежку. Маара обратила внимание на его взгляд: он вроде и смотрел на нее, но ее как будто не видел. Речь кажется монотонной, но в то же время отрывистой, неровной.