Элис прикусила губу от нахлынувших воспоминаний. Будь сейчас рядом ее мать, она наверняка бы потребовала, чтобы дочь прекратила самобичевание. И напомнила бы ей, что только «Вселенная» или «вечность», в общем что-то свыше, определяет ход вещей в этом мире. Хотя Элис до сих пор не могла взять в толк, как вечность могла заставить нерадивого водителя врезаться именно в автомобиль ее матери и сделать так, чтобы она получила тяжкое увечье? А также заставить потом виновника аварии врать на суде и утверждать, что он не заметил на обочине знака «Стоп»…

И как Вселенная могла допустить, чтобы Элис — единственная пассажирка в машине и единственная свидетельница всего случившегося кошмара, — безнадежно заикалась в суде, в результате чего ее матери так и не удалось выиграть несложный, в сущности, процесс.

Но, как ни удивительно, несмотря на все, что случилось, ее мать не переставала боготворить свою Вселенную, или вечность, будто та была ее лучшей подругой. Из уважения к матери Элис старалась не вспоминать в разговоре о том, что произошло, понимая, что это бессмысленно.

Музыка с давних пор была для девушки неким избавлением, средством на время уйти от реальности. Пытаясь отвлечься от горестных мыслей, она принялась тихонько напевать «Песню жаворонка».

Тони остановился.

— Надо же, я почти забыл, как ты поешь, — тихо проговорил он. А когда она, смутившись, замолчала, попросил: — Продолжай, Элис, прошу тебя!

Взглянув на него, она запела снова и при этом совсем не заикалась. Тони начал негромко подпевать, и его хриплый бас смешался с тонким голоском Элис, разделив ее тихую печаль.

Несколько минут спустя они уже стояли у порога ее квартиры. При свете лампочки, горящей в коридоре, Элис смогла разглядеть голубые глаза Тони. Непослушная прядь волос, спустившаяся на лоб, придала его лицу выражение прежнего мальчишеского задора.

Поднявшись на цыпочки, Элис коснулась его губ. Это был лишь намек на поцелуй, намек на обещание… Она отступила и заглянула ему в глаза.

— Что же ты хочешь? — хрипло спросил Тони.

Элис попыталась расслабиться. Прошлой ночью она едва не пригласила его к себе, но потом вдруг чего-то испугалась. Видимо, слишком быстрого развития событий. Сегодня она уже так не считала, особенно после их совместного песенного дуэта. Лишь один вопрос остался нерешенным…

— А ты? — спросила она, многозначительно кивнув на его палец, на котором обычно носят обручальное кольцо.

— Сейчас в моей жизни никого нет, — поспешил заверить ее он. — Но ты не ответила на мой вопрос…

Элис улыбнулась, не спеша достала из кармана ключ и щелкнула замком. Затем, шагнув через порог, ввела за собой Тони, крепко держа его за руку.

— Я хочу… б-большего, — сказала она решительно.

Он послушно вошел в квартиру. Пока глаза привыкали к темноте, Элис мягко освободила руку, заперла дверь и включила лампу, стоявшую на тумбочке в дальнем углу комнаты. Мягкий неяркий свет покрыл медово-золотистой дымкой стены и мебель.

Когда Элис приблизилась к столу, свет пронизал тонкую материю ее белого платья. Тони нечаянно увидел, как под тканью обозначился соблазнительный контур ее бедер. Он достаточно повидал всякого рода сексуальной экипировки у женщин — прозрачные бюстгальтеры, атласные пояса для чулок, кружевные трусики. Но в этот момент ничто не возбуждало его сильнее, чем тусклый свет, который струился сквозь белое платье девушки.

Она остановилась возле углового столика, начав что-то перебирать. Ему не хотелось отводить взгляд в сторону, но не мешало бы знать, что за обстановка в комнате, на тот случай, если по какой-то причине ситуация выйдет из-под контроля. А он чувствовал, что это неминуемо должно произойти. Надо убедиться в том, что они не перевернут мебель и не наткнутся на что-нибудь острое.

Сначала он проверил стол. На нем лежало много всяких вещей — книги, фотографии, несколько керамических кружек. Поток света был слабым и терялся в центре комнаты, где обозначились какие-то круглые очертания. Тони прищурился. Подушки? Да, это были подушки, нагроможденные друг на друга. Здесь она любит читать перед сном. Или занимается йогой. Воспаленное воображение нарисовало в голове совсем иные картины того, как можно было использовать эти подушки… Чтобы разглядеть остальные части комнаты, света настольной лампы оказалось недостаточно.

В этот момент Элис подошла к нему. Он снова стал свидетелем магической игры света в нижней части ее платья, затем поднял глаза и всмотрелся в лицо, все еще находящееся в тени. В ее хрупком образе было что-то невинно-ангельское и одновременно приятно возбуждающее, излучающее жар страсти… Но, различая лишь контуры ее лица, он мог только гадать, что хотели сказать ее глаза. Была ли она готова к тому, что он вот-вот поцелует ее? Он нагнулся вперед и замер.

Она не пошевелилась. Просто стояла на месте и, не мигая, смотрела на него. Потом подняла руку и, как только Тони подумал, что она собиралась коснуться его лица, направила ладонь куда-то рядом с его щекой. Раздался щелчок, в комнате стало светло. Тони замигал, слегка ослепленный. Он понял, что Элис протягивала руку, чтобы дотянуться до выключателя.

Но зачем сейчас им так много света? Прищурившись, он заглянул ей в лицо, едва успев заметить раскрасневшиеся щеки и блеск в глазах. Она быстро отвернулась и вышла.

Тони покачал головой. Оставшись в одиночестве посреди комнаты и щурясь от яркого освещения, он почувствовал, что озадачен еще сильнее, чем прошлой ночью. Глаза начали потихоньку привыкать к свету. Необходимо было выждать еще какое-то время.

Во-первых, он у нее дома, а не на улице, и это уже кое-что значит. И, во-вторых, она ясно сказала, что хочет большего, он это прекрасно слышал. Один из главных законов бизнеса — никогда не предвосхищать решение. В обычной жизни это тоже не помешает. Поэтому до тех пор, пока она сама не даст ему знак, что готова к близости, он будет коротать время за изучением ее квартиры.

Действительно, не следует торопить события. Элис сама должна принять окончательное решение, нужно быть терпеливым.

Тони посмотрел в сторону коридора. Откуда-то послышался скрип открывающейся дверцы, которая, спустя несколько секунд, вновь захлопнулась. Он пересек комнату и заглянул в кухню. Там, в углу, возле окна, стоял холодильник. Рядом с ним — две корзины. Одна была доверху заполнена яблоками и бананами, а другая — картофелем и свеклой. На столе лежал пакет то ли с печеньем, то ли с конфетами без оберток. Значит, Элис любит повозиться тут, что-нибудь приготовить и заодно погрызть печенье или пососать конфету.

Улыбнувшись про себя, он вернулся в коридор и со страстью первооткрывателя стал исследовать, в какие помещения еще он мог привести. Может быть, в спальню? Если все будет происходить так, как он рассчитывал, то хотелось бы отнести Элис туда на руках. Напротив кухни оказалась еще одна дверь, как он догадался — ванной комнаты, а чуть подальше был туалет.

Он вернулся в комнату и осмотрелся еще раз. Небольшой деревянный стол, клетка с хомячком, старое кресло с откидной спинкой, повернутое к окну у противоположной стены, книжный шкаф и несколько оранжевых, розовых и зеленых подушек в центре комнаты, на ковре. Тони никогда раньше не видел такой богатой гаммы цветов сразу в одном помещении. Разве что в Центре искусств, где в прошлом году проходила выставка работ художников-авангардистов. И подумал, каково, должно быть, Элис, любящей эти веселые контрастные цвета, надевать на работу надоевшее белое платье…

А со спальней он все выяснил. Эта единственная комната как раз и была ею, одновременно служа гостиной.

Память сразу перенесла Тони в прошлое. Он вырос в подобной же тесноте. Но если квартира Элис изобиловала многоцветьем и в ней царил приятный аромат ванили, то та, в которой прошло его детство, не шла с ней ни в какое сравнение.

Им с младшим братом приходилось спать в углу единственной комнаты, забравшись в спальные мешки. Отец, когда бывал дома, ложился в другом углу на раскладушке, которая днем служила диваном. У них почти не было мебели — лишь несколько металлических складных стульев, крашеный деревянный стол, поверхность которого была исцарапана, и торшер. Все эти вещи они либо нашли на городской свалке, либо их принесли какие-то добрые самаритяне. Пищу готовили на электроплитке в ванной комнате и посуду мыли здесь же…