Бонни спросила:

— Ты понимаешь, что значат эти строки?

— Нет. — Шайло мотнула головой в сторону статуи. — Наверно, они имеют отношение к этому вояке на коне. — Потом она подошла к старомодному насосу. — Я нашла этот маленький оазис в первый же день, как оказалась здесь, — объяснила она. — Попила из него и умылась, но посмотри, что получилось.

Она трижды качнула ручку насоса, и из него полилась тонкая струйка, образовав круглую лужицу на траве. Через несколько секунд из земли полезли тонкие зеленые стебли. Они с удивительной быстротой пошли в рост и меньше чем через минуту достигли высоты колена. На верхушке одного из стеблей набухло утолщение размером с луковицу тюльпана, закутанное в темно-зеленые листья.

Шайло сорвала его. Подцепив ногтем основания листьев, она облупила луковицу.

— Эти листья с трудом поддаются, но когда справишься с первым, остальные идут легче. — Сорвав последний, она пустила листья по ветру. — Они несъедобные, — объяснила Шайло. — Когда хочется есть, кажется, что все годится в пищу, но эти листья просто невозможно разжевать.

Появившаяся на свет волокнистая луковица напоминала что-то среднее между коробочкой хлопчатника и вилком цветной капусты.

— И ты ешь эту белую штуку? — спросила Бонни.

— Ага. По одной каждый день. Сколько раз ни качай насос, больше одной не вырастает. Случалось, что появлялись и две луковицы, но на другой день не появлялось ни одной.

Шайло оторвала кусок и сунула его себе в рот.

— Довольно мягкая, вроде бобов.

— И какой у нее вкус?

— Сладкий, как у меда. С примесью имбиря.

Бонни увидела невысокого старичка, который, шаркая по пыли, длинным прутиком подхлестывал собаку, гоняющуюся за голубями.

— Если хочешь, можешь попробовать, — предложила Шайло, — но не думаю, что тебе понравятся последствия.

Старичок и старушка с собачками исчезли.

— Последствия? — спросила Бонни. — Ты хочешь сказать, что будет болеть живот?

— Хуже. Меня всегда тошнит. В желудке жуткие колики, и меня просто выворачивает.

— Ужасно!

— Ужасно, но иначе я бы просто умерла с голоду. — Шайло засунула в рот очередной кусок и, пережевывая его, продолжила: — Я терпела примерно две недели и высохла как дохлая ворона. Это все, что у меня есть из еды, но, по крайней мере, я остаюсь в живых. — Разжевывая очередной белый кусок, она наблюдала за молодой парой, которая шла мимо них, влюбленно глядя друг на друга. Женщина слизывала с мороженого розовый крем, а мужчина набил рот попкорном из красно-белой коробки.

Когда Шайло разломила последний кусок, на ее ладонь скатилась маленькая светящаяся бусинка, бледно-голубая, с пурпурными искорками внутри.

— Ой, какая красивая! — Бонни наклонилась, чтобы рассмотреть ее. — У нее в середине семечко?

Шайло выставила бусинку на солнечный свет, и на булыжники мостовой упало синеватое пятно.

— Не думаю, что там семечко. Я пыталась высаживать их и поливала, но ничего не получилось.

Бонни разглядывала сапфировый шарик.

— Что ты с ними делаешь?

— Самые красивые сохраняю. — Шайло слегка сжала бусинку. — Эта достаточно плотная, чтобы сделать в ней дырочку. — Она через голову сняла ожерелье, висевшее у нее на шее, и протянула Бонни.

Бонни покачала ожерелье на ладони. Отблески разноцветных бусин калейдоскопом замелькали на коже.

— Как только появляется новый цвет, я прибавляю его к ожерелью. Можешь ли ты поверить, что за все эти годы мне впервые попался синий? — Из кармана платья Шайло вытащила иголку. — Я нашла иголки в швейной мастерской, что ниже по улице. — Развязав узелок на ожерелье, она продела нитку сквозь ушко. — Мне бы хотелось найти какую-нибудь материю. Починила бы платье или сшила бы новое. — Проделав дырочку в синей бусинке, она протянула нитку сквозь нее. — Вот так, — сказала она, возвращая ожерелье на шею. — Теперь в нем сорок разных цветов и оттенков.

Бонни приподняла ожерелье.

— Мне нравится, как оно играет на свету. Что-то вроде радуги, только куда больше цветов.

Шайло нажала рычаг насоса и набрала воды в ладони. Плеснув воды в лицо, она протерла глаза подолом платья.

— Оттого, что я сплю на улице, я вся грязная. Ни в одном из этих домов я спать не могу. Почему-то в них меня мучают ужасные кошмары. Это еще хуже, чем вообще не спать.

— Откуда ты тут появилась? Кто твои родители? Где твой родной город? — спросила Бонни.

— Какие-то подробности стерлись, но я хорошо помню, что жила в Гластонбери, в Англии. Мой отец был учителем, а мама домашней хозяйкой. Насколько я знаю, оба они скончались.

Пока Шайло говорила, Бонни не отводила глаз от ее лица Ей казалось, что она смотрит на саму себя — у нее точно так же двигались губы и менялось выражение глаз. Ясный взгляд Шайло и чистая гладкая кожа придавали ее сияющему лицу сходство с ангельским. Это было так странно. Каким-то образом Бонни нашла свою близняшку, зеркальное отражение…

У нее гулко заколотилось сердце. Зеркало!

Шайло свела брови.

— Что с тобой?

Бонни закусила губу и с шумом распростерла крылья.

— Я… на самом деле я не могу объяснить. Просто я должна выбраться отсюда.

Шайло бросила на землю ободранный стебель и схватила Бонни за руки. Она едва не плакала.

— Не уходи без меня! — На глаза ее навернулись слезы. — Одна я этого больше не вынесу! — Внезапно глаза ее остекленели и расширились. Схватившись за живот, она упала на колени, давясь рвотными спазмами. — Ох-х-х! Ой!

Бонни опустилась рядом с ней и погладила по спине.

— Колики?

Шайло кивнула, прижимая руки к животу.

— Они… — выдохнула она, — будут длиться… всего несколько минут.

Бонни, тихонько вздыхая, продолжала гладить Шайло по спине.

— Понять не могу, почему Бог обрек тебя на такие страдания.

Мимо прошли несколько человек, и никто не обратил внимания на мучения бедной девочки. Дама в облегающем платье даже не посмотрела в ее сторону. Стройный молодой человек перебежал дорогу, пару раз остановившись, словно пропускал машины. Невысокая пожилая женщина, неторопливо переступив порог книжного магазина, тут же исчезла.

Бонни помогла Шайло подняться.

— Ты видела ту даму? — спросила она. — Едва только она вошла в книжный магазин, как исчезла.

Шайло кивнула:

— Ее я не видела, но все они исчезают как дым, стоит им только оказаться в дверях. Но тут есть и другая дверь. Совершенно иная. Некоторые, входя в нее, исчезают с концами.

— Где она?

Шайло мотнула головой.

— Идем. Я покажу тебе. — Она быстро двинулась по улице, но замедлила шаги, когда оказалась рядом с подростком, который держал в руках букет цветов. Догнав мальчика, Шайло пошла с ним в ногу. — Я зову его Френки. Он один из моих любимчиков, потому что у него всегда счастливый вид. Он-то и приведет нас к той двери.

— Ты не знаешь, где она сейчас находится?

Шайло взяла Френки под руку, но он, казалось, этого не заметил.

— Та дверь каждый день в другом месте, так что я никогда не знаю, где она, пока они не найдут ее для меня.

Френки неожиданно развернулся, увильнув от руки Шайло, и двинулся в проход.

— Похоже, он идет к магазину кормов, — сказала Шайло.

Френки подошел к узкому зданию и остановился. В одной руке он держал цветы, а другой рылся в кармане, что-то разыскивая. С карниза свисала прямоугольная доска с надписью «От почки до жвачки — магазин кормов».

Бонни скорчила физиономию.

— Вот уж не представляю, кто может прийти в магазин с таким жутким названием.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Шайло вскинула брови. — Так что даже не буду приводить тебе название магазина удобрений на окраине города.

Френки извлек из кармана серебряный доллар и, улыбнувшись, зажал его в кулаке. Свет из дверей магазина кормов падал на грязное крыльцо и на улицу, касаясь ботинок Френки. Он поднялся по трем ступенькам и переступил порог; его тело прошло через то, что казалось барьером жидкого света. Свет окатил его, вызвав сноп искр, которые как огненные бусы посыпались на крыльцо. Искры раскатились во все стороны, а потом испарились.