Интересно, кто-нибудь припомнил Ленину в тот момент, когда он сам писал законы для России, эти строчки: «ни малейших отступлений не полагается под страхом самых свирепых кар», и еще — «администрация может запретить все, что ей угодно»!
Значительно более важным его произведением того периода можно считать работу «Задачи русских социал-демократов», изданную год спустя. В ней он ни много ни мало делал попытку создать обширную программу подпольной деятельности социал-демократов в рядах промышленного пролетариата, по определению Ленина, «наиболее восприимчивого для социал-демократических идей, наиболее развитого интеллектуально и политически, наиболее важного по своей численности и по концентрированности в крупных политических центрах страны». Призывая рабочих к борьбе, Ленин одновременно с этим детально обосновывал свою мысль о том, что именно рабочий класс является единственной силой, способной свергнуть монархический строй. По его убеждению, крестьяне слишком слабы и неорганизованны, а буржуазия, как крупная, так и мелкая, двулична по своей натуре; интеллигенция же чересчур зависима от царской власти и буржуазии, что заставляет ее идти на компромиссы, «продавать свой революционный и оппозиционный пыл за казенное жалованье или за участие в прибылях и дивидендах». «Только один пролетариат может быть передовым борцом за политическую свободу и за демократические учреждения…» И дальше: «Только пролетариат безусловно враждебен абсолютизму и русскому чиновничеству, только у пролетариата нет никаких нитей, связывающих его с этими органами дворянско-буржуазного общества, только пролетариат способен на непримиримую вражду и решительную борьбу с ними».
Местами его слова звучат как гимн пролетариату, с его точки зрения, воплотившему в себе все мыслимые достоинства и являющему собой полную противоположность всевластному, безответственному, подкупному, дикому, невежественному и тунеядствующему русскому чиновничеству. Странно, но сама по себе эта длинная цепочка эпитетов наводит на мысль о том, что у Ленина свое сугубо личное, гораздо более глубинное отношение к институтам царской власти, которые он ненавидит, но не может не признавать как могущественную силу. Гневно заявляя, что рабочие лишены каких-либо прав, он тут же признает, что под давлением пролетариата, выросшего в значительную политическую силу, правительство вынуждено было издать новый фабричный закон. В качестве примера успешной борьбы с буржуазией он приводит Англию, где «есть могучий контроль народа над управлением, но и там этот контроль далеко не полон, и там бюрократия сохраняет немало привилегий…».
То, к чему Ленин стремился и к чему призывал, не называя пока самого этого слова, было не что иное, как диктатура пролетариата, и притом исключительно пролетариата. Он яростно нападал на тех, кто выступал за слияние «демократической» активности пролетариата с «демократической» активностью различных партий. Он считал, что союз рабочего класса с другими партиями и классами только ослабит его классовое сознание в борьбе за свободу и демократию. Таким образом, о компромиссе не было и речи.
К слову сказать, Ленин и в дальнейшем по сути не отходил от принципов, изложенных им в «Задачах русских социал-демократов». Через двадцать лет они станут основополагающими в его теории о коммунистическом государстве, правда, к тому времени изменится значение некоторых слов и терминов, употребленных Лениным в этой работе, забудутся разговоры о политической свободе, как и о том, что следовало бы брать пример с Англии как наиболее развитой в политическом смысле страны.
Повторяя Нечаева, Ленин утверждает, что спорить, какой должна быть форма правления государством после уничтожения абсолютизма, — пустое дело. На тот момент насущной задачей пролетариата, возглавляемого социал-демократической партией, являлось безусловное уничтожение монархического строя: «Руководя классовой борьбой пролетариата, — писал Ленин, — развивая организацию и дисциплину среди рабочих, помогая им бороться за свои экономические нужды и отвоевывать у капитала одну позицию за другой, политически воспитывая рабочих и систематически, неуклонно преследуя абсолютизм, травя каждого царского башибузука, дающего почувствовать пролетариату тяжелую лапу полицейского правительства, — подобная организация была бы в одно и то же время и приспособленной к нашим условиям организацией рабочей партии, и могучей революционной партией, направленной против абсолютизма. Рассуждать же наперед о том, к какому средству прибегнет эта организация для нанесения решительного удара абсолютизму, предпочтет ли она, например, восстание или массовую политическую стачку или другой прием атаки, — рассуждать об этом наперед и решать этот вопрос в настоящее время было бы пустым доктринерством. Это было бы похоже на то, как если бы генералы устроили военный совет раньше, чем они собрали войско, мобилизовали его, повели в поход на неприятеля. А когда армия пролетариата будет неуклонно и под руководством крепкой социал-демократической организации бороться за свое экономическое и политическое освобождение, — тогда эта армия сама укажет генералам приемы и средства действия».
Из этих рассуждений как будто следует, что Ленин еще не до конца продумал проблему, он говорит о захвате власти социал-демократами в общих словах. Однако, и на это нужно обратить внимание, он предупреждает, что не надо отождествлять социал-демократов с бланкистами, которые «не могут себе представить политической борьбы иначе, как в форме политического заговора». «Социал-демократы… — замечает Ленин, — в подобной узости воззрений неповинны; в заговоры они не верят; думают, что время заговоров давно миновало…» Пройдет время, и станет ясно, что программа, изложенная Лениным в этой работе, по сути своей и явилась программой заговора, впитавшей в себя воззрения как Нечаева, так и Маркса.
Когда Ленин писал «Задачи русских социал-демократов», в России насчитывалось не более трехсот-четырехсот человек, готовых назвать себя членами социал-демократической партии. Брошюра Ленина достигла своей цели, она сплотила и усилила их ряды. С момента анонимного издания рукописи в Женеве в архивах царской тайной полиции попадаются донесения, в которых ее название фигурирует наряду с прочей запрещенной литературой, найденной при обысках в квартирах арестованных революционеров. За период с 1898 по 1905 год экземпляры работы Ленина были «засечены» царской охранкой в Санкт-Петербурге, Москве, Смоленске, Казани, Орле, Вильно, Иркутске, Архангельске, Ковно и в других городах. Нет ничего удивительного в том, что эта брошюра так быстро распространилась и получила отклик в рабочей среде по всей стране. Было нечто романтически-заманчивое в том, как ее автор превозносил пролетариат, противопоставляя его всем остальным слоям общества. В каком-то смысле, как мы уже отмечали, будущие ленинские творения станут дальнейшей разработкой идей, заложенных в «Задачах русских социал-демократов», где так явственно вырастает образ вооруженного русского пролетариата, ступающего по головам остального российского люда.
Но в тот первый год своей ссылки в Шушенском он, повторяем, писал совсем мало. В основном он охотился, рыбачил, общался с местными жителями и даже организовал что-то вроде неофициальной юридической конторы. Со всей округи по воскресеньям к нему приходили крестьяне, и он помогал им советами как юрист. И конечно, он читал, много, запоем. Работа над книгой «Развитие капитализма в России», которую он задумал как русский аналог «Капитала» Маркса, продвигалась медленно, рывками, без единого плана. Книга вырастала из кусочков, из разрозненных статей, подготовленных для журнальных публикаций, главный замысел не вырисовывался отчетливо. Он то возвращался к книге, то бросал, смотря по настроению. Настоящая жизнь для него была на природе. Он как будто знал, что пройдет это время, и он до конца своих дней будет дышать смрадным воздухом больших городов, окутанных дымом заводов и фабрик. В Сибири он пользовался, как оказалось, последней возможностью побыть просто человеком, насладиться ощущением близости к природе. Здесь не надо было загонять свое естество в жесткие рамки им же самим придуманных догм.
