— Честно говоря, господин комиссар, я этому не верю, — сказал Робинс.
— Разрушит, — настаивал Ленин. — Знаете ли вы нашу систему?
— Пока еще не очень хорошо, — ответил Робинс. — Вы ведь совсем недавно начали.
— А я вам расскажу, — продолжал Ленин. — Наша система уничтожит вашу, потому что это будет строй, продиктованный основным фактом современной жизни. Строй, который признает тот факт, что реальная власть сегодня — экономика, и значит, государственное правление сегодня должно быть экономическим. Итак, что же мы делаем? Кто будет представителями, избранными нашим народом? В Совете национальностей, ну, например, от Баку? Баку — нефтяной район. Нефть делает Баку. Нефть правит в Баку. Наши представители от Баку будут избираться нефтяной промышленностью. Они будут избираться рабочими нефтяной промышленности. Вы скажете — а кто такие рабочие? А я скажу — люди, которые управляют, люди, которые подчиняются приказам управляющих, которые над ними, инженеры, специалисты, чернорабочие, ремесленники — все, кто занят в процессе производства, работники умственного и физического труда — все они рабочие. Лица, не вовлеченные в процесс труда, те, кто не трудится в нефтяной промышленности, кто живет спекуляцией, на акции компаний, процентами с капиталовложений, инвестициями, не участвуя в каждодневном труде, — те не рабочие. Они могут даже что-то знать о нефти, а могут и не знать. Обычно они не знают. Во всяком случае они не заняты в процессе добывания нефти, они не производят нефть. А наша республика — республика производителей.
Вы вправе сказать, что ваша республика — республика граждан. Очень хорошо. А я скажу, что человек-производитель гораздо важнее, чем человек-гражданин. Самые главные граждане в ваших нефтяных районах — кто они? Разве не нефтяники? Баку будет представлен нефтью.
Точно так же Донецкий бассейн будет представлен как угольный район. Представители от Донецкого бассейна будут представителями угольной промышленности. Из сельских областей нашими представителями будут представители, избранные крестьянами, которые выращивают урожаи. Каков насущный интерес сельских областей? Не торговля. Не денежные операции. Сельское хозяйство. От сельских местностей наши крестьянские Советы будут присылать представителей, избранных сельским хозяйством, чтобы те выступали от имени сельского хозяйства.
Такая система крепче вашей, потому что она соответствует реальности. Она устанавливает ежедневную стоимость человеческого труда и, исходя из этого, непосредственно управляет государством. Наше правительство будет органом экономического правления, для экономического века. Оно победит, потому что отражает, выражает и соответствует духу эпохи, в которую мы живем.
Вот почему, полковник Робинс, мы с уверенностью смотрим в будущее. Вы можете уничтожить нас в России. Вы можете уничтожить русскую революцию в России. Вы можете меня свергнуть. Это ничего не изменит. Сто лет назад монархии Великобритании, Пруссии, Австрии и России свергли правительство революционной Франции. Они реставрировали монархию, посадили на трон монарха, назвав его законным монархом, чтобы он правил в Париже. Но они не могли остановить и не остановили политическую революцию, демократическую революцию средних слоев, которая была начата в Париже народом во время революции 1789 года. Они не смогли спасти феодализм.
Каждая система феодально-аристократического социального строя в Европе была обречена на уничтожение политическим демократическим социальным строем, который создала Французская революция. И теперь каждая система политического демократического социального строя в мире обречена на уничтожение социальным строем экономических производителей, созданного в процессе русской революции.
Вы, полковник Робинс, этому не верите. Придется подождать дальнейших событий, чтобы доказать вам, что я прав. Может быть, вы увидите, как по России пройдут парадом с иностранными штыками. Вы, может быть, увидите, как будут уничтожены Советы и все руководители их убиты. Может быть, вы увидите Россию снова во мраке, в каком она была до сих пор. Но молния, сверкнувшая из этого мрака, уже уничтожает политическую демократию повсюду. Она уничтожила ее не физически, ударив по ней, а тем, что просто одной вспышкой осветила будущее».
Рассказ Робинса о его разговоре с Лениным звучит вполне правдоподобно. Ленин читает ему наставление, как школьный учитель смышленому ученику, перед которым лестно разводить рацеи, щеголяя глубиной своего ума, романтической настроенностью. Он желает выглядеть перед Робинсом личностью исторической, этаким рупором современности, чьи идеи обязательно разрушат общества с «отсталым мышлением». Он все до предела упрощает, что очень по-русски. Он даже не пытается обосновать свой тезис о том, что политическое правление обязательно уступит место экономическому — для него он не нуждается в доказательстве. Ленин стремится создать что-то вроде корпоративного государства, в котором избранники народа будут представлять разные отрасли хозяйства страны. Он пытается убедить собеседника в том, что гражданин как политическое лицо должен уступить место производителю, как будто производитель не может быть к тому же политическим лицом. И опять, и опять в его рубленых, отрывистых фразах мы слышим знакомую лексику, столь характерную для нигилистов: «…Идея русской революции разрушит и уничтожит всякий общественно-политический строй в мире… Политическое правление отомрет. Русская революция уничтожит его повсеместно… Наша система… разрушит вашу… Вы можете уничтожить русскую революцию в России. Вы можете меня свергнуть. Это ничего не изменит… Молния, сверкнувшая из этого мрака, уже уничтожает политическую демократию повсюду…» Вот в таком духе он рассуждает, представляя себе, как мир рушится вокруг него, и вот уже все человечество послушно этой разрушительной воле… Тьма сгущается, все готово для финальной вспышки, которая озарит новый, грядущий мир.
Робинс встречался с Лениным в те дни, когда у вождя еще не возникло неприязненное, подозрительное отношение к иностранцам, когда революция была молода и новое государство еще не поразили недуги. Робинсу искренне нравился Ленин, и он этого не скрывал. Однажды Ленин сказал при нем: «Я заставлю достаточное количество людей работать достаточное количество часов с достаточной скоростью, чтобы произвести все, в чем Россия нуждается». Робинс на это мягко заметил: «Это достаточно русское заявление». Случалось, что они подтрунивали друг над другом, но всегда сохраняли самые добрые отношения.
Другим посетителем Ленина в Смольном был в тот период Георгий Соломон, знавший его с 1892 года, когда учился в Самаре. Соломон был старше и вполне мог быть другом Генералова, казненного вместе с Александром Ульяновым в 1887 году. Временами он ссорился с Лениным, критикуя его догматические взгляды, но они оставались приятелями. После Октябрьских событий Соломон пришел к Ленину в Смольный, чтобы тот объяснил ему, что происходит. Вот его рассказ:
«Беседа с Лениным произвела на меня самое удручающее впечатление. Это был сплошной максималистский бред.
— Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, — сказал я. — Что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров Утопия, только в колоссальном размере? Я ничего не понимаю…
— Никакого острова Утопия нет, — резко ответил он тоном очень властным. — Дело идет о создании социалистического государства… Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней социалистическим строем… А! Вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции!
Я невольно улыбнулся. Он скосил на меня свои маленькие узкие глаза монгольского типа с горевшим в них злым ироническим огоньком и сказал:
— А, вы улыбаетесь! Дескать, все это бесплодные фантазии. Я знаю, что вы можете сказать, знаю весь арсенал трафаретных, избитых, якобы марксистских, а в сущности буржуазно-меньшевистских ненужностей, от которых вы не в силах отойти даже на расстояние куриного носа… Нет, нет, мы уже прошли мимо всего этого, все это осталось позади… Это чисто марксистское миндальничанье… Меня вам… господа хорошие, не переубедить! Мы забираем как можно левее!!
