— Уинстон…

— Да, сэр, — отозвался Уин. Он не смыкал глаз всю ночь, дежуря у постели умирающего, надеялся на чудо и горячо молился. Голос дяди Эдварда вывел его из оцепенения. Он подошел, коснулся руки больного и почувствовал жар, ни на минуту не оставлявший его дядю.

— Ты мне как сын, Уин, — Эдвард посмотрел на него в последний раз, — не разбрасывайся в жизни. Пусть твоя сила и ум служат только хорошему.

— Но как я это узнаю? — смущенно спросил тот.

— Господь укажет тебе верный путь, только попроси его.

Уин хотел возразить: он так горячо молился за жизнь Дяди, но Бог не услышал его. В глазах Уина появилось отчаяние. Увидев это, Эдвард сказал слабым голосом:

— Уин, я не боюсь умирать.

Упоминание о смерти больно отозвалось в сердце племянника.

— Я верю в то, что проповедовал все эти годы. Да, я верю. День смерти для меня станет праздником. Единственное, что я могу оставить тебе в наследство, — это любовь. Помни… — Глаза Эдварда подернулись дымкой.

— Я люблю тебя, дядя Эдвард…

Уин так и не узнал, услышал ли его дядя: в тот самый момент душа Эдварда Брэдфорда покинула бренное тело и обрела вечный покой.

Отец Майкл, находившийся рядом с покойным, начал читать канон об упокоении души. Закончив молитву, он тихо вышел из комнаты, оставив Уина наедине с умершим.

Спустя час Уин вышел из спальни, бледный, ссутулившийся, окончательно убитый своим горем. Он проиграл. Несмотря на все молитвы, смерть отняла у него дядю Эдварда. Он перевел взгляд на слуг, уже знавших о кончине хозяина от отца Майкла и собравшихся в холле, чтобы выразить сочувствие лорду Брэдфорду, помочь ему.

— Все кончено. — Голос его был хриплым и усталым.

— Нам очень жаль, сэр, — ответил за всех Артур. — Отец Эдвард был здесь частым гостем, мы любили его.

Уин посмотрел на него с благодарностью.

— Мы все будем скорбеть о нем, сэр, — сказал Артур. — Можем ли мы вам чем-нибудь помочь? — Он хотел предложить Уину помощь в предстоящих хлопотах. Уин и его дядя были очень близки. Артур понимал, что сейчас Уину так же тяжело, как и десять лет назад, когда он потерял своих родителей. Никто не может привыкнуть к смерти, даже если она становится частым посетителем дома, безжалостно ею выбранного.

— Нет, спасибо. Я хотел бы поговорить с отцом Майклом и потом немного отдохнуть.

— Если что-нибудь понадобится, позовите, сэр. Отец Майкл ждет вас в приемной.

— Спасибо, Артур.

Уин спустился по лестнице. Обсудив с отцом Майклом все необходимое для похорон, Уин проводил священника и отправился к себе в спальню. Там его ждала горячая ванна и ужин. Приняв ванну, Уин стал готовиться ко сну. Устало, проведя ладонью по лицу, он вспомнил, что сегодня не брился. Он посмотрел в зеркало. Можно было подумать, что он решил отпускать бороду. Поглаживая подбородок, Уин размышлял, стоит ли бриться прямо сейчас, но усталость взяла верх. Эмоционально и физически утомленный, он мгновенно заснул.

Вернувшись с похорон, Филипп и Роберт не могли дождаться вечера. Все шло отлично. В половине восьмого они станут богатыми. Они заперлись в кабинете и коротали время до вечера, попивая виски и пытаясь предположить, как скоро они сумеют найти спрятанный венец, после того как нотариус отдаст им книги. Братья были готовы немедленно отправиться на поиски этой проклятой вещицы, стоившей им стольких хлопот.

Томас Делл явился ровно в семь. Вместе с Филиппом и Робертом он пригласил в кабинет Генри и Мартина. Нотариус знал, что надвигается скандал, и был готов к нему. Он разделял мнение покойного о его сыновьях и был полностью согласен с решением Лоуренса изменить завещание.

— Если все готовы, я начинаю, — сказал Томас, усаживаясь за бюро Лоуренса и доставая документ. Он в последний раз оглядел сидевших перед ним четырех людей.

Хотя Филипп и Роберт старались сохранить печальный и серьезный вид, Томас заметил в их глазах насмешку. Они были уверены, что победили, чувство самодовольства захлестнуло их. Томасу не терпелось огласить завещание. Он начал:

— «Я, Лоуренс Энтони, находясь в здравом уме и твердой памяти, в год от Рождества Христова 1857, сего дня, 18 марта, завещаю моим верным слугам, Генри и Мартину, по 1000 фунтов каждому. Они служили мне верой и правдой все эти годы, я благодарю их. Остальное имущество, — тут Делл сделал паузу, ему хотелось произвести более сильное впечатление на Филиппа и Роберта, пусть они почувствуют то отвращение, которое их отец испытывал по отношению к ним, — я оставляю Церкви…»

— Что?! — Филипп и Роберт мгновенно побледнели.

Нотариус продолжал:

— «В течение долгих лет мой ближайший друг Эдвард Брэдфорд учил нас, что самое важное в жизни — любовь, вера, доброта. К сожалению, мои сыновья так и не поняли этого. Они выросли безнравственными и жестокими людьми. Поэтому я отказываюсь от них. С сегодняшнего дня, 18 марта 1857 года, у меня нет больше кровных родственников».

— Это не может быть правдой, — медленно и внешне спокойно произнес Филипп.

— Отец решил разыграть нас, — настаивал Роберт.

— Это не шутка. Я абсолютно серьезен. Завещание подписано Лоуренсом Энтони 18 марта 1857 года. Кроме того, имеется распоряжение о том, что вы можете оставаться в этом доме в течение пяти дней после его смерти. Подробная опись всего имущества прилагается, — закончил Делл и посмотрел на них.

— Завещание не имеет юридической силы!

— Я могу вас заверить, что имеет, — сказал Томас. — Ваш отец предвидел подобную реакцию и тщательно позаботился о надежности этого документа.

— Мы опротестуем его!

— И даром потратите время. — Томас убрал очки и поднялся.

Лица братьев побагровели от негодования. Они тоже поднялись и завопили:

— Убирайся из нашего дома!!!

Глядя на них, нотариус испытал удовлетворение, насколько уместно было это чувство при таких печальных обстоятельствах, и твердо добавил:

— Вы можете оставаться в доме еще три дня. Потом я прослежу, чтобы вся собственность вашего отца перешла к Церкви.

Приближалась полночь. Филипп и Роберт были в прескверном настроении. Отослав слуг, они провели в кабинете отца тщательный обыск, перевернув все вверх дном. Однако их попытки найти книги оказались тщетными.

— Что же делать? — воскликнул Роберт.

— Надо поговорить с Генри, — предложил Филипп, — он был близок с отцом. Если кто и знает, куда делись книги, так это только он.

Припомнив кое-что, они переглянулись и быстро направились к комнате Генри, расположенной довольно далеко от комнат остальных слуг. Сейчас это было им на руку: они хотели поговорить с камердинером наедине. Они вошли без стука — что церемониться со слугами?

— Здравствуй, Генри, — холодно приветствовал Филипп изумленного слугу.

Генри не спал. Он сидел на кровати и настороженно следил за вошедшими, лихорадочно соображая, как реагировать на столь внезапный визит. Стараясь сохранять спокойствие, он, тем не менее, отметил про себя, что испуган.

— Нам надо поговорить. У нас возникла проблема, возможно, ты поможешь решить ее, — начал Роберт.

— Да?

— Мы знаем, отец дружил с тобой.

— Я уважал вашего отца и восхищался им, — осторожно сказал Генри, не доверяя им. Он был очень рад, что послушался профессора и отослал книги еще сегодня утром.

— В библиотеке отца было несколько книг, очень нужных. Похоже, они пропали. Отец случайно не говорил тебе, куда он их дел?

— Все книги в его кабинете, — ответил Генри, избегая прямого ответа на вопрос.

— Генри, это не обычные книги. Они особенные. Я уверен, отец хранил их в каком-то тайнике. Он никогда бы не оставил их на открытом месте.

— Я не знаю, о чем вы говорите, да это и неважно…

— Почему? — Роберт удивился такому ответу.

— Согласно завещанию, все, что находится в доме, все вещи вашего отца будут переданы Церкви.

Эти слова окончательно взбесили Филиппа, терпение которого и без того было на пределе. Ему еще раз напомнили о полном провале их плана, его ярость не знала границ. Будь, проклято завещание! Он старший сын Лоуренса Энтони! Он получит деньги, которые принадлежат ему по праву, — так или иначе, но он получит их!