— А оттуда поднимается к мозгу?

Цирюльник снова кивнул, не прибавив ни слова.

— А душа живет в сердце, разве нет? А Бог тоже там живет?

— Бог живет везде. — Мальчик наконец его расшевелил. — Бог пребывает во всех четырех телесных соках, даже в черной желчи, именуемой меланхолией. Есть Бог и в печени, и в почках, и в сердце. Но все же люди говорят, будто сила жизни — в крови. Когда на поле битвы умирает раненый солдат, он умирает потому, что из ран вытекла вся жизненная сила. Но из этого не следует, что его покинул Бог.

Печень, почки, сердце. Эти слова звучали для мальчика как имена ангелов, божественных созданий, которых он никогда не видел. В то же время он твердо знал: вещи, которые так называются, принадлежат этому миру, они есть у каждого из нас внутри и каким-то неясным способом дают нам жизнь.

— Я уверен: человек должен разобраться в Божьих творениях. Только так мы сможем до конца познать самих себя, — произнес цирюльник. Слушая его, мальчик чувствовал, как ему повезло. Его нашел один из умнейших людей своего времени. Ему многое предстоит узнать, и настанет день, когда он тоже сможет все увидеть своими глазами и, может быть, узнает больше, чем написано во всех книгах, вместе взятых. Именно это хотел сказать цирюльник, когда объяснял, зачем они ищут мессера Алессандро — этот врач знает больше, чем написано в книгах. По крайней мере так говорит о нем молва. Человек, о котором ходят такие слухи, был бы в опасности везде за пределами Венецианской республики, в которую входит и Падуя со своей знаменитой школой и многочисленными врачами. Но в Венеции и Падуе дышится куда свободнее, чем в большинстве других мест. Цирюльник рассказывал, что здесь вскрытия разрешены законом и каждый год тела одного мужчины и одной женщины после виселицы поступают в распоряжение медиков, чтобы самые ученые из них могли обогатить свои знания о человеческих внутренностях. Венеция не боялась папского гнева. Он обрушивался на нее и прежде, но больше не внушал страха.

— Ну вот, — цирюльник отправил в рот последние крошки хлеба, — пора идти. На крышах домов на той стороне канала уже играет солнце. Скоро наш дорогой доктор отправится на свою обязательную прогулку. Сегодня мы во что бы то ни стало должны при этом присутствовать.

Как и договаривались, уличный мальчишка ждал их в том месте, откуда можно хорошо видеть входную дверь мессера Алессандро, — у моста на другой стороне канала. План был прост: как только они заметят, что медик вышел из дому, мальчишка бросится к нему через мост, а цирюльник со своим маленьким спутником пойдут вдоль канала до следующего моста, и если все пойдет как задумано, снова встретят там сорванца. План этот увенчался успехом.

Указательный палец мессера Алессандро медленно, ласково скользил по корешкам книг, стоящих на маленькой полочке у двери в библиотеку, — удобные маленькие книжечки Альда Мануция. Собственно библиотека была забита свитками пергамента и пухлыми томами, которые он собрал во время своих путешествий. Книги Мануциуса, как любовно называли типографа его ученые друзья, стали даром признательности за то, что мессер Алессандро позволял ему свободно пользоваться своей библиотекой и брать из нее книги, которые тому хотелось бы переработать и опубликовать.

Палец остановился на томике Платона, который Мануциус немного некстати посвятил папе Льву X. «Зато сегодня он будет кстати», — с черной двусмысленностью подумал мессер Алессандро. Он позволил своим мыслям обратиться к дому в Падуе и к трупу, который его там ждет. Естественно, если растяпа Пьетро справился со своей работой на пустоши за городом. Твердо на это рассчитывать нельзя. Медик уже давно решил, что Пьетро надо найти замену. Слишком уж часто слуга допускает ошибки, особенно когда ему поручают найти труп. Пьетро так и не научился правильному обращению с мертвыми телами — случается, он забывает крепко-накрепко привязать их к телеге и они сваливаются в канаву, теряя по дороге некоторые части. А бывает, пугается сторожей на кладбище и возвращается вовсе с пустыми руками, а ведь казни происходят не каждый день. Да и во время самого вскрытия помощи от него не много, поскольку с ножом он обращается неумело.

Мессер Алессандро зажал книгу под мышкой и вышел из библиотеки. Ненадолго положив ее на стол у входной двери, он надел свой большой бархатный плащ цвета бургундского красного вина. Он купил его две недели назад, и теперь, осенью, тот хорошо держал тепло. Затем взял книгу и вышел.

Солнце ничего не могло поделать с холодом — сегодня с моря дул такой ветер, который всегда пронизывает вас насквозь. Мессер Алессандро поздоровался с торговкой овощами и спросил, не случилось ли ночью заморозков. Она ответила, что нет и, даст Бог, в этом году можно надеяться на богатый урожай. Алессандро ее благословил и обещал купить у нее репы на обратном пути.

Он пошел своей обычной дорогой — вдоль канала, потом через мост и дальше, к площади Святого Марка, если, конечно, ему захочется идти так далеко. Но не успел он подойти к мосту, как случилось ужасное. Возникший из ниоткуда уличный мальчишка, который едва ли доставал ему до пояса, схватился за его книгу. Зажать ее покрепче мессер Алессандро не успел, и книга оказалась в руках воришки. Затем произошло нечто странное. Вместо того чтобы развернуться и исчезнуть в толпе, парнишка на долгий миг замер прямо перед ним. Ровно на столько, чтобы медик успел податься вперед и попытаться его схватить, но тут он пустился бежать, ускользая из рук мессера Алессандро.

Мессер пришел в ярость. Не раз эти маленькие наглецы давали стрекоча, прихватив его кошелек. Но здесь, в Венеции, он никогда не клал в кошелек больше того, о чем не стал бы сожалеть. Теперь же речь шла о книге, а это совсем другое дело. Даже самая маленькая и легонькая, с бархатным корешком, книжка Мануциуса была не просто незаменима — неприкосновенна. Он никому не позволит воровать книги.

К бегу мессер Алессандро был непривычен, но теперь бежал. В нем как будто проснулся дикий зверь, преследующий добычу. Он кричал во весь голос:

— Держи вора!

Его услышали мужчины, рыбачившие в канале, но слишком поздно. Пока они соображали, что к чему, воришка пронесся мимо. Скоро он уже оказался за мостом.

А по другой стороне канала шли двое: рослый чернобородый мужчина в дорогом, но поношенном плаще и мальчик одиннадцати-двенадцати зим от роду. Увидев бегущего оборванца и услышав дикий рев мессера Алессандро, мужчина метнулся вперед и схватил вора за руку. Он вырвал книгу из рук парнишки. Бесенок извернулся и, очутившись на свободе, удрал. А мужчина так и остался стоять с книгой в руках. Мессеру Алессандро, конечно, показалось, что прохвост подозрительно легко освободился от хватки человека, спасшего его книгу, но, подходя с изъявлениями благодарности, он и думать забыл об этой странности. Книга в надежных руках, и это главное.

— Полагаю, это принадлежит вам? — спросил чернобородый, увидев его на мосту. — Позвольте представиться. Я Олаф-цирюльник. Родом из далекой северной страны, умею обращаться с ножами. А мальчика зовут Йоханнес. Он мой спутник. А кому имею честь пожать руку этим погожим и ясным утром?

— Алессандро, — с любопытством ответил медик. — А скажи мне, брадобрей — раз твоя борода налицо, как в поговорке, значит, ты не только бороды режешь?

— Много что могут мои ножи, — заметил цирюльник.

Тронхейм, сентябрь 2010 года

Каждое утро, просыпаясь, он будто снова приходил в себя после операции. Сначала все окутывал туман. Или, может быть, вязкое море белизны и тишины. Безжизненный ландшафт. Затем проступали очертания. Свисающая с потолка лампа с абажуром в цветочек, ночной столик, на нем — стопка выпусков газеты «В розыске» и профессиональная литература: книга одного шведа-полицейского. На ней — мобильник. Ненавистный, как и все, от чего зависел Одд Синсакер. Но сейчас, когда устройство лежало совсем тихо и неподвижно, его присутствие еще можно было как-то переносить.