— Яков Гордиенко здесь?

Голоса накатываются, перехлестывают друг друга, как волны в шторм, и гудят, прорываясь отдельными фразами — грозными, суровыми, невыносимо гремящими. «Алексей сможет… а ты…» — Отец отворачивается от него к стенке. Отец! Батя!..

Яша посмотрел на товарищей. Бадаев спокоен: конечно же, обычная проверка документов. Тамара Межигурская стоит рядом, внимательно смотрит на Яшу. Яше кажется, что губы ее шевелятся, беззвучно повторяя: «Как Данко!.. Как Данко!..» Нет, Яша не может ради своего спасения жертвовать Бадаевым… Тамарой… Алексеем… Нет, не может! Он вырвал руку из Тамариных пальцев и сказал твердо и громко:

— Я — Яков Гордиенко.

Яша сам не узнал своего голоса: грубого, мужского, сильного… И сразу стихли все голоса. И Фимкин, и Ли, и отца… Такая в доме тишина, что слышно, как за дверью кто-то нетерпеливо щелкает затвором винтовки… А документы в порядке… и комендантский час еще не наступил, опасаться Бадаеву нечего!

— Я — Гордиенко! — повторил Яша и шагнул от балкона.

Алексей и Межигурская невольно шагнули вперед, будто хотели закрыть собой Яшу от кинувшихся к нему навстречу фашистов.

Бойко охнул и закрыл глаза руками.

— Не пугайтесь, Петр Иванович, — Яша раздвинул руками Алексея и Межигурскую и еще раз шагнул вперед. — Вы-то здесь ни при чем. Откуда вам было знать о моих делах?..

— Имею приказ арестовать вас, — рявкнул капитан. — Друмеш!

Друмеш — долговязый, носатый и черный, как грач, локотенент, подскочил к Яше с наручниками. Он торопился, замок наручников никак не закрывался.

— Спокойно, локотенент, — усмехнулся Яша. — Слово пижона, не убегу.

— Вы кто таков? — повернулся капитан к Бадаеву.

Бадаев не спеша доставал документы из внутреннего кармана. Самое главное — спокойствие. Надо отвечать не громко, с достоинством. Хорошо, что не приказал вчера Бойко собрать командиров боевых групп…

— Это мой гость, господин офицер, — захлебываясь от страха, пролепетал Бойко. — У жены именины, день рождения.

Бадаев подал капитану паспорт.

— Носов, Сергей Иванович? — спросил офицер, заглянув в документ.

— Так точно, господин офицер, — подтвердил Бадаев.

Аргир полистал паспорт.

— Где родились?

— Из рязанских, господин офицер.

— Где работали?

— В артели гужевого транспорта, господин офицер.

Капитан что-то буркнул и вернул Бадаеву паспорт.

У Яши сухим блеском сверкнули глаза: у-у, жабы! Можете со мной теперь что угодно делать, главное — Бадаев спасен! Спасен Бадаев! Вы еще узнаете на своей шкуре, что это значит!.. Ли тоже обо мне узнает. Уж Фимка-то потом все ей расскажет, как было!.. И Тамара не пожалеет, что рекомендовала меня в отряд!..

— Кто такие остальные? — спросил у Бойко капитан.

Петр Иванович, кажется, тоже начал приходить в себя — гроза миновала! Показал на Алексея:

— Это брат Якова Гордиенко. Живет у меня.

— Ясно, — капитан даже не стал смотреть Лешкины документы. Сашины и Тамарины тоже.

— В той комнате — моя жена, — доложил Бойко.

— Хорошо, — сказал капитан. — Попрошу всех одеться. Надо пройти в полицию, оформить протокол об аресте Якова Гордиенко. Это ненадолго, господа. Потом можете отмечать свои именины.

Автоматчики вывели Яшу в коридор. Офицеры просто так, для порядка, ощупали карманы задержанных мужчин: все в порядке, оружия нет. Только локотенент, обшаривший карманы Яшиного пиджака, что-то крикнул по-румынски и протянул Аргиру сверкающий никелем пистолет.

— Чей пиджак? — спросил Аргир.

— Якова Гордиенко, господин офицер.

— Ну вот. Я так и знал. Вещественное доказательство.

«Как быть?» — напряженно думал, одеваясь, Бадаев. Он понял поведение Яши: настоящий парень, решил принять все на себя, чтобы не провалить конспиративную квартиру и его, Бадаева. Бадаев и сам готов был пожертвовать ради Яши своей жизнью… Но жизнь Бадаева принадлежит отряду, Родине, делу, которому он служит. Сейчас, когда налаживалась связь с подпольным обкомом партии, с партизанским отрядом Лазарева, с портом и железной дорогой, когда, наконец-то, удалось связаться с подпольем Ивана Кудри в Киеве и в его, Бадаева, руках сосредотачиваются нити одесского подполья, он не имеет права распоряжаться своей жизнью даже ради Яши… А если?.. Нет, не может быть! Ведь не прошло и полчаса, как он зашел в квартиру, откуда же сигуранца могла узнать, когда могла подготовить засаду?.. Вероятно, Яша действовал неосмотрительно с Садовым, кто-то заметил, донес… Или просто очередная облава? Теперь они устраивают их в любое время суток. Но не больно ли много офицеров для одного патруля?.. А черт, у страха глаза велики — они теперь думают, что жители всего города, всей Транснистрии — подпольщики… Ничего, улик против него нет. Подержат и выпустят, а там: держись, Яшко! В беде тебя не оставим!..

— Что вы наделали! — напустился Курерару на капитана Аргира, тыча ему в лицо паспорта задержанных. — Испортили обедню! Я же вас предупреждал: брать Бойко и Гордиенко только тогда, когда на явке будут катакомбисты. А вы такой фортель изволили выкинуть! Арестовали каких-то пьянчужек, собравшихся на именины мадам Бойко! Гром рака покалечил!

Аргир хотел возразить начальнику следственной части, что арест произведен с его ведома после того, как агентура донесла, что в квартире Бойко собрались посторонние люди, но тот махнул рукой — стареете, дескать, капитан Аргир, теряете чутье контрразведчика, как старый пес нюх! Мало того, что агента подпольщики убили у вас под носом, так вы еще сами провалили такую операцию — не хватило терпения разыграть проверку документов до конца и, убедившись, что на явке нет интересующих сигуранцу объектов, убраться восвояси. От этого биндюжника Носова за версту несет дегтем и сыромятными гужами — какой он подпольщик!

Аргир и сам понимал, что промахнулся. На его запрос из полиции сообщили, что действительно в одесской артели гужевого транспорта был такой Сергей Иванович Носов, судимый, из рязанских, в первый же день войны мобилизованный на оборонительные работы и дезертировавший из ополчения. Теперь оставалось только выгнать ко всем чертям всех задержанных, кроме, конечно, Бойко и братьев Гордиенко. Выгнать, само собой разумеется, ночью, после комендантского часа, чтобы патрули перестреляли их на улице, как куропаток… На какие-то ценные признания Бойко и Гордиенко рассчитывать тоже не приходится — Аргир успел убедиться в фанатичной стойкости большевистских подпольщиков. Да и вряд ли хозяин явочной квартиры и связной знают то, что интересует сигуранцу… Ну, а проваленная явочная квартира потеряла всякую ценность, больше туда никто не явится, обрывается последняя ниточка… И все это по его, Аргира, вине: не поторопись он вчера назвать имя Якова Гордиенко, все прошло бы незаметно, рано или поздно они накрыли бы на явочной квартире крупную птицу…

— Вы совсем потеряли голову, капитан! — услышал Аргир раздраженный голос Курерару. — Я в третий раз предлагаю вам приступить к допросу Бойко, а вы стоите, как истукан, и что-то там шепчете себе под нос. Или потеряли способность к работе?

Аргир вздрогнул. Ему очень хорошо было известно, что ожидает сотрудника контрразведки, в ценности которого сомневался Курерару. Такой работник исчезал бесследно.

…В тесной и грязной камере — пять шагов в длину, три — в ширину — оказалось четверо: братья Гордиенко, Саша Чиков и Петр Бойко.

— Откуда этот гад оловянноглазый узнал мою фамилию? Почему они меня искали? — спрашивал сам себя вслух Яша.

— Завидное знакомство, — насмешливо процедил Чиков. — С такими связями ты далеко пройдешь, Яшко.

— Не зубоскаль, Сашко. Не время, — заметил Алексей.

— Почему нет с нами… — Яша недоверчиво покосился на дверь камеры. — Где Носов? Петр Иванович, вы шли с ним последним, почему нет с нами Носова?