Еще одно замечание: эллинизм, несмотря на избыток поэтов и мифографов, в большей степени воплощался через образы фигуративного искусства, чем через образы поэзии. Этот космополитичный мир возвращал к архаичным взглядам и признавал, что язык форм легче воспринимается, чем язык слов.

При сопоставлении фактов и проблем, связанных с цивилизацией, история царств диадохов представляется вторичной, так же как соперничество греческих полисов было в свое время общим фоном для классической эпохи. Их судьбы похожи: и те и другие были истощены в бесплодных войнах за главенство. Два разных государства, римлян и парфян, в итоге были уничтожены, и их место в борьбе за первенство на Ближнем Востоке было занято. Тем не менее если иранский натиск и повлек за собой упадок эллинистических государств, то он не уничтожил на Востоке культурной традиции, введенной эллинизмом. Что касается римлян, их роль была на самом деле иной: именно они проделали работу по распространению эллинистической цивилизации на Западе, сначала в Средиземноморье, а затем на значительной части континента, по мере его завоевания.

Древние оставили нам представление о Евразии как о мире без границ. Народы, которые населяли его, скрыты за пеленой легенд и неясных традиций и не поддаются хронологическому определению. Благодаря археологическим находкам, сделанным в течение XX в., и особенно в его последние десятилетия, русскими учеными, наши знания в этой области далеко продвинулись. Раскопки значительно расширили зоны, имеющие сходные признаки. Невероятное расстояние, которое разделяет окраины этого мира, несомненно, сказалось на отношениях и товарообмене — это замечание станет наиважнейшим в связи с установлением относительной хронологии, — но отсутствие крупных естественных препятствий способствовало этим отношениям больше, чем что бы то ни было. К востоку Европы стекались — и археологические данные показывают это лучше, чем историческая традиция, — не только пробные движения, но целые потоки, пришедшие со Среднего и Дальнего Востока, из Индии через Иран, из Китая и Монголии через Алтай и степную зону. Сам Алтай знаком с цивилизацией, очень близкой в различных аспектах к цивилизации скифов в их историческом устройстве: погребения, движимое имущество, и прежде всего художественные формы, представляют многочисленные аналогии, а также явные хронологические соответствия.

Киммерийцы, скифы и сарматы поочередно заняли район Понта, к которому тяготели основные интересы греческих городов и азиатских государств, находящихся в контакте с эллинистической цивилизацией; вот почему наши знания об этих народах достаточно прозрачны, хотя не исключают легендарных и фантастических данных. Наш основной источник — «История» Геродота, вокруг которой можно сгруппировать всю серию классических источников; упомянем, кроме того, ассирийские документы предшествующей эпохи и аллюзии китайских источников. Именно благодаря этим контактам окраинных земель народы Востока заняли место в истории древнего мира.

В IX–VIII вв. до н. э. степи, расположенные к северу и востоку от Казахстана, которые видели развитие цивилизаций Андроново и Амирабад, были заняты народами кочевниковвсадников — киммерийцами. Они совершали опустошительные набеги вплоть до Малой Азии; некоторые ученые обнаружили следы их присутствия в Центральной Европе и Италии, но, возможно, речь идет всего лишь о предметах, имитирующих восточные формы. В эту эпоху Ближний Восток испытывает встречный удар азиатских событий. В самом деле, китайский император Суан теснит к западу Гиунг-Ну, племя воинственных кочевников Центральной Азии, которые иногда считались предками гуннов: именно они потеснили своих западных соседей, которые со своей стороны напали на племена, жившие еще западнее. Массагеты, осев в верховьях бассейна Оксуса (в настоящее время Амударья), были вовлечены в это общее движение: они заняли территории скифов, которые напали на киммерийцев понтийских степей. Последние, признав поражение, отдают свои территории противнику, уходят через Кавказ и сосредоточиваются в Урарту, где их настойчиво преследуют скифы. Так исчезло Урартское царство; в стенах среди развалин крепостей Армении еще можно увидеть характерные для скифов трехгранные стрелы. Быстрые разрушения объясняются вторжением скифской конницы: впервые Юго-Восточная Европа испытывала потрясение от действий организованной конницы. Киммерийцы нашли последнее прибежище в Малой Азии. Опустошая Фригию (595 г. до н. э.) и Лидию, они грабят греческие города ионийского побережья и исчезают из истории. В то же время скифские племена, оставшиеся в Западной Азии, достигли окраин Ассирии, с которой они станут союзниками: неутомимые, они устремились через Средний и Ближний Восток и достигли Египта, где фараон Псамметих I заплатил им дань, чтобы они ушли (611 г. до н. э.). Но мидийцы, целью которых было захватить Ниневию (612 г. до н. э.), разворачиваются против них. Скифы, разбитые, вновь пересекают Кавказ и остаются в Южной России. Так после долгих волнений восстановился баланс сил, а скифы вступили в период интеграции и ассимиляции покоренных народов. Их размещение к северу от Черного моря совпадает с греческой колонизацией: от устья Дуная до Кавказа побережье было усыпано греческими городами, основанными Мегарами и прежде всего ионийцами Малой Азии: Тир на Днестре, Танаис на Дону, Ольвия, которая контролировала одновременно устья Буга и Днепра, Пантикапей в Крыму — наиболее значительные. Они стали морскими посредниками скифской экономики: как мы увидим дальше, это способствовало ее процветанию в торговле с Грецией.

В 514 г. до н. э. Ахеменид Дарий I, правитель персов, который завоевал Малую Азию и покорил ионийские города, организовал кампанию против скифов. Его успех удвоился: европейская Греция была лишена основной части снабжения и были ослаблены формирования, которые могли угрожать на севере новой империи «великого царя». Он пересек Геллеспонт и, совершая окружной маневр, начиная с Фракии, проник в Скифию. Но его попытка потерпела неудачу перед тактикой выжженной земли, используемой скифами: они отступили вглубь, опустошая все на своем пути, персидская армия была вынуждена продвигаться по пустыне. Согласно рассказу Геродота, их царь ответил на послание, которое отправил ему Дарий, вызвав этим тщетную погоню за неуловимым врагом. Эта стратегия была естественной у кочевников, которые не имели ни городов, ни постоянных защищенных поселений. Греки, пользуясь неудачей персов, объединились со скифами для совместных действий; но Спарта отстранилась, беспокоясь, скорее всего, о вероятных последствиях внутри Греции и последствиях персидского контрнаступления. Несколько лет спустя, в битве при Марафоне (490 г. до н. э.), она не пришла на помощь Афинам. Скифы заняли Фракию, которая была включена в сферу афинского влияния; Херсонес управлялся афинянином Мильтиадом. В V в. до н. э. Афины пришли на смену ионийским метрополиям, оккупированным персами, и захватили инициативу в организации торговли в понтийском регионе. С тех пор связи, которые объединяли греческие города и скифов, выходят на свет: противники первых оказались также противниками вторых.

В пределах степи образовалось конфедеративное государство, которое включало полуостров Тамань и племена Кубани, а также коренные сообщества, группировавшиеся вокруг Пантикапея, которые были подчинены в первые десятилетия V в. до н. э. власти Археанатидов, выходцев из Ионии, — власти, которую Диодор представляет как настоящую наследственную монархию. Пантикапей, крупный портовый и производственный центр со смешанным греческим и скифским населением, занял главенствующее положение в Боспорском царстве, в первую очередь экономически. Кроме греков и скифов в этом участвовали фракийцы — именно от них произошла династия Спартокидов, которые управляли Пантикапеем начиная с 40-х гг. V в. до н. э. Археанатиды и Спартокиды укрепляют греческий элемент, объединяя в греческой системе несколько новых городов, но этим они способствовали, тем не менее, развитию коренного населения, которое извлекло из этой интеграции значительную выгоду. Боспорское царство было культурным и экономическим посредником между греческим миром и Скифией, находившейся под властью кочевников. Его политическая оригинальность заключалась в примирении монархического режима и полисного строя (Ростовцев), что отразилось в двойном названии местных правителей: архонты по отношению к грекам и цари (басилевсы) для коренных жителей, — предвосхищая аналогичные компромиссы эллинистической эпохи. Греко-скифское искусство иллюстрирует этот синтез, параллельное и взаимное превозношение его составляющих. Филэллинизм скифов и факт, что политический горизонт греков не ограничивался узкими приморскими зонами, объясняют нейтралитет последних перед проникновением скифов на Балканы. Они достигают Румынии в середине IV в. до н. э., возможно, под давлением сарматов, своих восточных соседей. Это были кочевники, принадлежавшие к той же лингвистической группе, что и скифы, и к достаточно близкой цивилизации, хотя в целом и немного более отсталой. Этот воинственный народ, где молодые девушки сражались наравне с мужчинами, породил миф об амазонках задолго до их появления в историческом и этнографическом пространстве греков. Но скифская экспансия была остановлена Филиппом II Македонским, ставшим повелителем греческих городов. Немного позже Александр Великий, в то же время, когда он готовился напасть на Персию, отправил против них экспедицию, опиравшуюся на силы кельтов. Разгром македонских войск был, тем не менее, следствием временного скифского отступления ввиду сарматской угрозы, все более настойчивой, отзывавшей на Восток, тогда как кельтские объединения были склонны направить свои силы скорее на балканские авантюры, чем на помощь грекам в Ольвии, о которой те настойчиво просили. Кельты, на самом деле, настойчиво продолжали наступление вплоть до территорий, непосредственно прилегающих к Босфору.