Когда Потапов с людьми ушел, Коптюку в какой-то момент показалось, что воевать просто не с кем и первая же атака фашистов закончится полным разгромом. И еще эти чертовы немецкие мины, которые все сыпали и сыпали, не давая шагу ступить за брезентовый полог блиндажа.

Нет ничего мучительнее, чем когда сидишь беспомощный, будто связанный собственным страхом по рукам и ногам, тоскливо прислушиваясь к нарастающему вою очередной приближающейся прямо к тебе мины, вздрагивая от каждого нового разрыва.

Не выдержав этой пытки бездействием, старший лейтенант Коптюк выскочил в траншеи, отмахнувшись, как от назойливой мухи, от предостерегающего окрика ординарца Степанкова: «Куда же вы, Федор Кондратьевич?!..» Куда, куда, делом заниматься!

Где бегом, где в три погибели, но шагом обошел позиции из конца в конец, там подсказал нишу для гранат добавить, там сектор стрельбы уточнил, с каждым словом перемолвился, каждого подбодрил. И сам Федор чувствовал, как от этих слов, казалось бы, ничего не значащих, сказанных мимоходом, укрепляется у него в душе что-то бывшее вот только что шатким и зыбким, ускользавшим в пустую тоску и тревогу.

Он видел, какими глазами глядели на него бойцы. У многих из них шла борьба со страхом, который с каждым разрывом мины подступал из самого нутра все выше, к самому горлу. Следы этой изнурительной борьбы зримо читались на лице, во взгляде с воспаленным блеском, блуждающем, точно отсутствующем. Сколько он видел таких глаз, перед самым началом атаки и в глухой обороне, когда по крупицам собирали, вязали в единый узел тонкие ниточки мужества.

Но когда глаза бойцов находили его, что-то в их зрачках менялось. Они словно успокаивались и становились тверже духом. «Вот, наш командир с нами!.. Значит, все обойдется, все будет хорошо!..» Надежда проступала в их глазах, и он нес им эту надежду. Они верили в него, и он не имел права их подвести.

Когда немцы приблизились на полкилометра, Федор отправил в овражек на левом фланге Подсевальникова. Подтягивая свой трофейный МГ, он полз по-пластунски на удивление быстро. Пэтээровцы, следовавшие за ним, заметно отстали, и старший лейтенант все время боялся, что их накроет очередная подлетающая с ревом мина. Но минометы отодвинули свой огонь за реку.

Обстрел позиций штрафников продолжали самоходки, сместив сектор обстрела значительно вправо. Сейчас мешали с землей и пылью траншеи первого взвода лейтенанта Смижевского.

Используя низкорослые кустарники, каждую кочку, каждый бугорок, Подсевальников добрался до своей цели незамеченным и угрем проскользнул в овражек, точно сквозь землю провалился. Номер первый расчета ПТР Подпругин не изобретал новые маршруты.

Повторяя траекторию движения Подсевальникова от кусточка к бугорку, дополз до оврага и он. Третьим, к облегчению Коптюка и Дерюжного, наблюдавших за перемещениями бойцов из траншеи, нырнул в овраг номер второй с обоймами для противотанкового ружья.

И тут началась настоящая свистопляска. Приближающиеся на большой скорости танки открыли стрельбу из пулеметов, две из четырех самоходок вновь накрыли орудийным огнем взвод Коптюка, к ним добавились выстрелы мощных орудий «пантер». Траншеи заволокло дымом, в воздухе засвистели пули и осколки.

Федор и его замы укрылись в блиндаже. Наблюдателем на выступе опорного пункта остался Степанков.

– Ну, что там?! – перекрикивая грохот очередного близкого взрыва, с порога встретил его вопросом взводный, когда ординарец, в присыпанной землей и пылью гимнастерке, ввалился внутрь блиндажа.

– Кажись, четыреста прошли, товарищ командир! – гаркнул Степа и тут же закашлялся от набившейся в горло пылевой взвеси.

– Черт побери… чего же артиллерия наша медлит?! – скрипнув зубами, в сердцах проговорил старший лейтенант. – У меня люди не могут на огневую позицию выйти…

– Разрешите сгонять, Федор Кондратьевич? – с готовностью выпалил Степанков. – Я мигом, товарищ командир…

– Куда сгонять? – не поняв, переспросил старший лейтенант.

– Ну, к артиллеристам. – Ординарец озорно улыбнулся. – Придам им, так сказать, ускорение… Чтоб скорей чесались.

– Тебе лишь бы куда сгонять, – строго отозвался Федор. – Гони обратно на пункт наблюдения. О малейшем изменении докладывать…

Степанков тут же вихрем умчался исполнять приказание.

– Артиллерия – люди вроде серьезные… – вслух рассудил Коптюк, оглядываясь на Дерюжного. – Как мыслишь, Семеныч?

– Так-то оно так, только чего ж они тянут… кота за хвост… – хмуро буркнул тот.

– Ага, Семеныч, тянут-тянут, да и притянут щас тебе за хвост «кошечек»… – хмыкнул Довганюк, замкомвзвода, отвечавший за связь. – Там, глядишь, на любой вкус: тут тебе «пантеры», а тут – целый «тигр»!

– Типун тебе на язык… – суеверно сплюнув, отмахнулся Дерюжный на смешок Довганюка.

Связист только что вернулся после устранения очередного обрыва провода. Мины и снаряды уже дважды нарушали связь, налаженную с третьим взводом Дударева. Дударевские находились во втором эшелоне обороны. Через них штабные связисты осуществляли взаимодействие взводных опорных пунктов со штабом батальона.

Довганюк предлагал организовать связь и с приданной артиллерией, но аппаратом обеспечили только командира батареи, который расположился позади Смижевского, на самом краю правого фланга.

– Тихо!.. – замер вдруг, прервав разговор, Коптюк.

Действительно, стало вдруг нестерпимо тихо. Стрельба со стороны гитлеровцев, как по команде, прекратилась. Коптюк тут же выскочил наружу, а следом за взводным заспешили к своим позициям и остальные. В траншеях нависла томительная тишина. Бойцы застыли, приткнувшись к успевшим высохнуть на солнечном зное стенкам окопа. Каждый прильнул к прикладу винтовки или пистолета-пулемета, с тревожным беспокойством через мушку прицела вглядываясь в надвигавшуюся навстречу грозную вражью силу.

Вражеские машины по ходу движения предприняли маневр и едва заметно перестроились, еще четче обозначив свои боевые порядки. Три «пантеры» двигались в первом ряду с дистанцией метров в пятьдесят, так что линия движения срединной машины приходилась примерно на соприкосновение между правым флангом взвода Коптюка и левым флангом взвода Смижевского. Значит, им отводилась роль ударной силы разворачивавшейся фашистской атаки.

Средние танки шли второй шеренгой, в двух «коридорах» между «пантерами». Они еще больше отстали от передовых машин. Пространство между танковыми шеренгами заполняли фигуры автоматчиков.

Скорость у машин была приличная, это было видно по автоматчикам, которые бежали в поднятой «пантерами» пыли, стараясь не отстать. Замыкал боевые порядки громоздкий «тигр». Его безобразная квадратная башня пугающе возвышалась позади, чернея над всеми, как огромный ступенчатый гроб, суливший смерть всему живому.

Коптюк вдруг поймал себя на мысли, что это бронированное чудо-юдо напоминает ему что-то до боли знакомое. Точно! Мавзолей на гусеницах, только не из красного, а из черного мрамора. Федор даже смутился от этой крамольной мысли. Хорошо, что замполит Веселов не умеет читать мысли на расстоянии. Странно, кстати, что он с самого утра ни разу не заглянул во взвод. Не случилось ли чего с замполитом? Черт бы побрал эти фашистские колымаги во главе с их «тигриным» мавзолеем. Взбредет же в голову. Это все от волнения. Перед боем всегда так. И Денисов все тянет, не открывает огонь. Может, чего заело у них там? Напряжение растет, растет противник в прицеле. Теперь уже и бинокль ни к чему, и так все наперечет… Ну, что же ты, Денисов, давай, давай…

И вдруг этот бычий пузырь, который безразмерно накачивало, раздувая, гнетущее напряжение, оглушительно лопнул. ЗИС-3, беспрекословно подчинившись команде лейтенанта Денисова, прогремел над головами бойцов взвода.