— Не очень, — я пожала плечами. — Это ваша прерогатива — следить за их телами. Мое дело — создавать допущения. Ты меня проводишь до остановки?
— Я тебя до дома провожу, — улыбнулся он.
За чашкой пустого чая он не сказал самого главного — то, что мучило меня ежедневно и ежечасно. Признался только в автобусе — на ушко и нежно, прижимая меня к заднему поручню. Все правильно, молодец, Лидия Сергеевна, ты мыслишь как настоящая, мудрая прокурорша. Убийца обязан прийти на место, где мы с Верестом искали плоский ценный предмет. Или прислать «искателя». Он охотно верит, что мы его не нашли. И не может не считать себя наиболее удачливым. Что абсолютно логично — угробить массу народа и полениться прогуляться по кустикам способен только маньяк вроде Игорька Сабирова, моего давнего приятеля, а не расчетливый, хладнокровный убийца… У милиции имелись аналогичные опасения. Симпатяга Акулов, курирующий Рябинину, был усилен практикантом из юридического (его все равно не знали, куда приткнуть), казаки тоже были проинструктированы. В итоге выловили очень странную личность. Полубомжа-полудурака-полунемого. С полным отсутствием внешних половых признаков. Каким образом это чудо проникло на охраняемую территорию, остается тайной. У охраны был категорический приказ: всех подозрительных личностей… пропускать! (своевременно уведомив Акулова). Но в том-то и дело, что эту подозрительную личность не пропускали! (Впрочем, и летнего киллера, завалившего благородного депутата, тоже не пропускали.) Первым божьего человека заприметил практикант, мирно дремлющий в пустующей даче между Сосновым переулком и Волчьим тупиком. Ворочался с боку на бок и в перерывах между сновидениями узрел шевеление на Облепиховой. Подкравшись поближе, он прикрылся кустиком. И аж увлекся. Божье создание в прошлой жизни явно работало в следственных органах. Или в службе судебных исполнителей. Посмотреть там было на что. Нечто в зачуханном пальтухане, старинном зональном треухе тщательно, миллиметр за миллиметром, выявляя удивительную гибкость, обследовало территорию. От «будки с электричеством» до «Дома с привидениями» и от дачи Фаринзонов до дачи некой Косичкиной. Заново перерыло мусорку — родную стихию. Ощупало каждую штакетнику в ограде. Обнюхало даже вздутости в асфальте, обнаружив трещинку в одной из них и досконально ее, расковыряв (пустая трата времени — на этих вздутиях и стояла машина Тамбовцева). Закончив осмотр, существо повертело головой и недобро нацелилось на дачу некой Косичкиной. Тут его и взяли. Но особого успеха акция не возымела. Подошедших существо встретило алюминиевым крестиком, задранным над головой. Из горла (вернее сказать, из горла) вырывались какие-то устрашающие воинственные звуки. То есть существо с первого же намека на опасность уверенно прикинулось дурачком. Чем и продолжает заниматься второй день. Надежды на прорыв никакой. Существо не восприимчиво ни к угрозам, ни к боли. Готово голодать и сидеть в темноте. Неотапливаемая камера для него — дом родной. Пальчики в архивах не значатся. На каверзные вопросы отвечает мычанием. Поди докажи, то ли правда дурак, то ли прикидывается. Так и сидит в «обезьяннике» на Коммунистической, а опергруппа задумчиво чешет репы, гадая, доколе уместно держать взаперти это недоразумение…
Когда я переступила порог родной квартиры, часы показывали половину одиннадцатого: время даже не детское — дошкольное!
По ряду причин (у меня своя теория) я решила пойти наперекор Вересту и провести перекличку. Фигуранты должны шевельнуться! Я выгребла из закромов компьютера нужные мне сведения и заперлась в комнате с трубкой радиотелефона.
Риты Рябининой по месту жительства, конечно, не оказалось. Ответил басом какой-то мужик, сказал, что мамы дома нету, приедет не скоро, и вообще он никакой тети Лиды с дачи не помнит, поскольку не помнит даже самого слова «дача». На вопрос «Чем же ты в одиночестве занимаешься, деточка?» пятнадцатилетнее чадо пробасило, что уроками. Частными, добавила я про себя, прерывая связь.
Бездетные Сургачева с Марышевым законопослушно сидели дома. Марышев, судя по голосу, разминался перед сном крепеньким. Я притворилась пьяной в дым. Так легче разговаривать.
— Привет, Р-рос-страх… — заикаясь, сказала я.
— Привет тебе, Косичкина, — благосклонно отозвался Марышев. — Ты чего там наклюкалась?
— В-вермута, — выдохнула я. — П-поднимаю свой тонус на девяносто шесть и выше… Рассказать анекдот?
— Трави, — зевнул Марышев.
Не сбиваясь с прононса, я поведала, как «килька и тюлька сменили гражданство, став сайрой и мойвой», а также про то, как «граждане заложники на рейс Махачкала — Минводы, просьба подойти к кассе номер пять…». Вполне приличные, на мой взгляд, анекдоты.
— Умница, — похвалил Марышев. — Чего звонишь-то?
— Да не пьяная она, — влезла на параллель Сургачева. — Косит под наклюканную. Я запаха от нее не чую.
— А ты мне наливала? — обиделась я. — Может, у меня душа горит?
— Ты хочешь что-то сообщить? — поинтересовалась Сургачева.
— Ах да. Я хочу сказать, что следствие подозревает Красноперова. У них есть на то основания. Вы не страдаете болтливостью?
— Нет, — уверил меня Марышев. — Ну слава богу. Хоть кого-то они начали подозревать.
— А почему Красноперова? — с сомнением спросила Сургачева.
— Ну надо же кого-то, — предположил Марышев.
— Нет, тут дело в другом, — объяснила я. — Они провели выемку документов из сейфа убитого Тамбовцева и якобы нашли бумаги, выводящие фирму покойного на «Сибкомп», в частности на разработки Красноперова. Есть мнение, будто руководство «Сибкомпа» банально купили, а Ромку грубо кинули, за бесценок прикупив права на его изобретения. Только молчок, Ромке ни слова.
— А чего он изобрел? — удивился Марышев.
— Ну я же тебе говорила, — с укоризной заметила Сургачева. — Переработал «Windows», и получилась штука покруче их нынешней «ХР». Универсальная и самонаводящаяся. Билл Гейтс удавится.
— Ах да, — вспомнил Марышев. — «Логическая Вселенная». Интересно.
— А Зойкой он умно проманипулировал, — добавила я. — Не заработай у Зойки ни к месту голова, обошлось бы одним трупом.
На этом месте я загадочно разъединилась и позвонила Красноперову. Информация Вереста оказалась верна — Ромка был дома.
— Привет, маньяк, почему не на даче? Там Рита совсем одна. Пожалей женщину.
— А чего ее жалеть? — не понял Красноперов. — У меня электронная почта скопилась — кто ее обработает, ты?.. Расковыряюсь к обеду и приеду. Подумаешь, ночку переночует. Не одичает.
— Смотри, дело серьезное. У следствия, кстати, появился новый подозреваемый. Не гипотетический вроде нас с тобой, а конкретный.
— Кто?
— Постоялов.
— Да ну? — изумился Ромка. — А за что это он их?
— Это версия, Ромка. Но капитану Вересту она определенно нравится. Только могила, Ромка.
— Могила, — поклялся Красноперов. — Рассказывай.
— Милиция провела выемку документов из сейфа покойного Тамбовцева. И выяснила, что занимался мертвец не только металлическими болванками. Его фирме на зарплату, «крышу», прочие неприятности постоянно требовалась наличка. А налички не было — расчеты за поставки болванок осуществлялись в основном по безналу. Тамбовцев и решил перекупить несколько оптово-розничных контор, работающих с «живыми» деньгами, в том числе «Артемиду» Постоялова. А других источников дохода у Бориса Аркадьевича как-то не имелось, пришлось идти на крайние меры…
— Дела-а, — протянул Красноперов. — А Зойка Макарова каким макаром сюда?..
— В качестве наживки. А когда у Зойки от любовного голода заработала голова, ее присоседили к Тамбовцеву.
— А почему ты мне об этом рассказываешь? — спохватился Ромка.
— Дубина, — осерчала я. — Да из-за Ритки, неужели не ясно? Постоялов пока не подконвойный, приедет по-тихому, Ритке горло перережет, а тебя подставит — и пойдешь ты, Рома, по этапу не в мягком вагоне годков на двадцать…