— Вы куда, гражданка? — окликнула Калинину секретарь.

— Я к Николаю Павловичу, — бросила на ходу Елена.

— Позвольте, вы записаны? Ваша фамилия?

— Я из горпрокуратуры, — ледяным тоном произнесла Калинина и скрылась за дверью.

Прокурор Свиридов оторвался от бумаг, снял очки.

Елена подошла к столу, села.

— Вы к кому, гражданка? — спросил оторопевший прокурор.

— К вам, Николай Павлович.

— Я не понимаю…

Свиридов нажал кнопку селектора.

— Выключите. В ваших интересах, чтобы разговор наш никто не слышал.

— Что такое? — повысил голос Свиридов. Но кнопку почему-то выключил.

— Я адвокат. Вела защиту Чернова Леонида Никандровича. До его гибели.

Теперь представляю интересы его матери.

— Вы почему ввалились в мой кабинет без приглашения? — снова повысил голос Свиридов и опять потянулся к кнопке селектора.

— Минуту. Если вы не хотите, чтобы завтра же здесь оказались представители Генеральной прокуратуры, вы меня выслушаете. От начала и до конца.

Короткопалая прокурорская рука переместилась на письменный стол, начала передвигать бумаги.

— Пару слов о себе. — Елена отметила, что Свиридов занервничал. — До того как стать адвокатом, я семь лет отработала в Московской городской прокуратуре. Прокурором. Государственным обвинителем. Моя фамилия — Калинина.

Елена Андреевна Калинина. Вы можете навести соответствующие справки немедля.

Вот номер телефона Мосгорпрокуратуры. — Елена положила на стол визитку. — Это для того, чтобы у вас не оставалось сомнений относительно серьезности моих намерений.

— А в чем, собственно, дело? В действиях работника милиции состава преступления не усмотрено…

— Я заявляю жалобу и официальное ходатайство о возбуждении уголовного дела против Кириллова.

Елена достала из портфеля несколько скрепленных листков, положила перед прокурором.

— И несколько слов устно. В этом деле масса скользких моментов, если не сказать больше. Я укажу только на два из них: совершенно непонятно, зачем было доставлять Чернова из следственного изолятора в помещение милиции, в ИВС.

Причем привезли его вечером, ближе к ночи. Чтобы выспался перед следственным экспериментом, что ли? Кстати, меня как его защитника о готовящемся следственном действии не предупредили. Далее. Чернов был левшой. Я читала акт медицинской экспертизы, проведенной в отношении Кириллова. Удар заточкой, приведший к ранению милиционера, вряд ли мог быть нанесен левой рукой. Не то направление удара. Однако эти несуразности объясняются, если предположить, что нападение на Кириллова было инсценировано.

— Какое вы имеете право?!

— Я имею право предполагать, — перебила Елена. — А прокуратура обязана выяснить обстоятельства дела объективно. И не только этого дела. Насколько мне известно, в производстве находится уголовное дело, возбужденное по факту вспышки острого инфекционного заболевания в детском саду номер шестьдесят шесть. И это дело заглохло.

— Вас это совершенно не касается!

— Меня как раз это касается! Этот детский сад посещает мой сын. И много других детей. Которые могли погибнуть, сложись обстоятельства по-другому. Мой подзащитный Чернов занимался собственным расследованием этого происшествия. Я позволю себе выдвинуть версию, что нападение на него во дворе его дома, приведшее к смерти одного из нападавших, — это нападение имело цель ликвидировать Чернова. И когда это не удалось, его ликвидировали в камере ИВС.

Почему? Не потому ли, что Чернов утверждал: массовые заболевания связаны с инфицированием людей чуть ли не брюшным тифом? Откуда он взялся, брюшной тиф?

Не война ведь. Работников пищеблока каждые три месяца обследуют. Чернов выяснил, что повар детского сада прошла очередное обследование за десять дней до происшествия. Так что же произошло? Чернов утверждал — ампула! Я побывала у заболевших воспитательниц. Они говорят о том же — в пищу попало содержимое некой ампулы. Но следователь эти показания как бы и не слышит. Не нужна лишняя головная боль? Легче списать вспышку на грязные руки исчезнувшей девушки?

Может, она потому и исчезла, что руки у нее были чистые? Кто мог иметь отношение к устранению Чернова? Тот кто переместил его из СИЗО в изолятор временного содержания. Значит, это было кому-нибудь нужно! А прокуратура молча взирает на беспредел, творимый районной милицией.

— Вы… Да что вы себе позволяете?

— Не надо сверлить меня злобным взглядом. Я, знаете ли, будучи гособвинителем, к таким взглядам на процессах привыкла. Только тогда на меня так преступники смотрели. Не хочется думать, что прокурор района может оказаться в этой же связке. Вы что решили: следствие закончено — и забудьте?

Если вы думаете спустить это дело на тормозах, предупреждаю: не получится.

Материалы об этих происшествиях появятся в газете. В центральной прессе. У меня, видите ли, муж — журналист. Ваша доблестная районная милиция и так отличается в борьбе с мирным населением. Я читала публикации. Думаю, если появятся новые, сюда очень скоро приедут представители Генпрокуратуры. В порядке надзора. И за делом Кириллова, и за следствием по инфекционной вспышке в детском саду. А я постараюсь, чтобы это волнующее событие произошло как можно раньше.

Свиридов молчал, все так же бессмысленно передвигая по столу бумаги.

— А теперь, чтобы вы во мне не сомневались, прямо из вашего кабинета я позвоню главному прокурору Москвы Сергею Михайловичу Павлову.

Лена потянулась к телефону.

— Не надо, — процедил Свиридов.

Калинина поднялась и вышла из кабинета.

— Позвони Звереву. Пусть немедленно приедет, — приказал Свиридов в селектор своей верной Лизавете.

Зверев появился через полчаса.

— Приветствую. Что случилось? Зачем я так экстренно понадобился? — с неудовольствием в голосе осведомился Алексей Васильевич.

— Читайте, — буркнул Свиридов, протянув ему через стол листки с машинописным текстом.

Зверев надел очки, углубился в чтение. Конец документа он прочитал вслух:

— "…На основании изложенного, руководствуясь статьей 200 УПК РСФСР…

Прошу: постановление от 22.06.99 г. о прекращении уголовного дела в отношении Кириллова Н. Г. по факту производства им выстрела, приведшего к смерти Чернова Л.П., по ст. 5 п. 2 УПК РСФСР отменить как вынесенное по недостаточно проверенным материалам; одновременно с отменой постановления следователя о прекращении уголовного дела указать на необходимость производства следственных действий, о которых ставится вопрос в настоящей жалобе.

Адвокат Е. А. Калинина".

— Это как понимать? — снял очки полковник.

— Так и понимать.

— Кто такая Калинина?

— Там же написано — адвокат! — рявкнул вдруг Свиридов.

Повисло молчание.

— Это кто же тебя, голубь, до такого состояния довел? — ласково спросил Зверев.

— Вы на каком основании мне тыкаете? — взревел прокурор. — Вы что себе позволяете? Я…

— Ты вспомни лучше, сколько взял с меня за это дело, — задушевно посоветовал Зверев.

— Не имеете права! Я на вас в суд за клевету!..

— Ладно. Ты… То есть вы. Вы мне одно скажите: чем вас эта Калинина так напугала? Я что-то про такого адвоката не слышал. Как ее звать-то?

— Звать ее — Елена Андреевна. Бывший прокурор. Работала в Московской городской прокуратуре. Сохранила связи с бывшими коллегами. В том числе в Генеральной прокуратуре. Можете не затруднять себя проверкой этих сведений — я навел справки.

— Ну и что? Это она в Москве прокурором была. А здесь, как говорится в анекдоте, вот вам еще и кепочка.

— Это вы после будете анекдоты рассказывать! Когда закончится следствие в отношении вашего подчиненного, которое будет идти в установленном законом порядке. Если, конечно, вам будет весело. Если не обнаружится, что Чернова устранили умышленно!

— Что-о? — взревел Зверев.

— То! Между прочим, у этой Калининой сын посещает тот самый детский сад, где были массовые заболевания. И где работала умершая жена Чернова. Вот такая вот загогулина! Лично я с этой бабой связываться не намерен. Ставлю вас в известность, что сейчас же подготовлю постановление о возобновлении производства по делу Кириллова.