Джереми прервал поцелуй и замер, сжав кулаки, пытаясь обрести хотя бы подобие самообладания. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и выдохнул, потом чуть отстранился и снова медленно скользнул в сладостную глубину ее тела.

Он надеялся, что неспешность поможет ему сохранить контроль над собой, не забыться в объятиях Элизы. Ее великолепное тело трепетало в его руках, чутко отзываясь на зов желания.

Снова и снова он пронзал ее плоть, за отступлением следовал выпад. Элиза подчинялась этому властному ритму, растворяясь в блаженстве, купаясь в пламени страсти.

Ее пышные волосы золотой волной рассыпались по подушке. Чуть припухшие розовые губы приоткрылись, что-то невнятно шепча. В глазах ее металось золотисто-зеленое пламя. Элиза неотрывно смотрела на Джереми, и взгляд ее завораживал, покорял, околдовывал.

Их сердца неистово колотились, тела яростно сплетались и расплетались, пока наконец пьянящая волна восторга не выхватила их из пламени пожара, оставив парить в невесомости.

И в последний миг Джереми успел завладеть губами Элизы. Из горла ее вырвался крик, тело затрепетало и бессильно обмякло, отдавая себя ему во власть.

Он сдерживался из последних сил, сопротивляясь могущественной стихии, готовой его сокрушить. Но оказался беззащитен перед ошеломляюще искренней, откровенной страстью Элизы.

Когда противиться жадному зову плоти стало невозможно, и Элиза подвела его к самому краю блаженства, он испытал чувство освобождения, словно внезапно лопнула сковывавшая его цепь.

Он воспарил вместе с Элизой, в ее объятиях, всецело отдаваясь упоительному, захватывающему полету.

Через несколько мгновений Джереми с усилием открыл глаза и посмотрел на Элизу. В голове его расплывался туман.

Лицо Элизы сияло тихой радостью. Глаза ее были закрыты, но на губах медленно расцветала улыбка Мадонны. Прежде Джереми доводилось видеть такие лица лишь на полотнах старинных мастеров. Эта улыбка показалась ему божественным благословением. Он любовался ею, стараясь навсегда запечатлеть ее в своей памяти.

Наконец Элиза пошевелилась. Послышался долгий блаженный вздох.

Джереми отстранился, смущенно прикрывая бедра, стащил с кровати смятое покрывало и, набросив его на Элизу и на себя, вытянулся на постели.

Элиза повернулась к нему, доверчиво придвинулась ближе. Лежа на спине, Джереми обнял ее одной рукой. Элиза положила голову ему на грудь, и почти сразу ее сковал сон.

Откинув голову на подушку, Джереми закрыл глаза. Ему хотелось все обдумать, осмыслить, проанализировать и взвесить. Но сон, глубокий, безмятежный, уже подстерегал его.

Элиза проснулась перед рассветом, кругом царила тьма. Луна давно зашла, но жаворонок еще не завел свою песню.

Она долго лежала, окутанная теплом обнаженного мужчины — ее мужчины. Кто бы мог подумать, что такое возможно!

Его худощавое, но сильное, крепкое как сталь тело пробудило в Элизе интерес, откровенное желание, читавшееся в его глазах, укрепило ее уверенность, но окончательно покорила ее та нежная забота, с которой Джереми стремился доставить ей наслаждение.

Ей вспомнилось восхитительное, невообразимо прекрасное ощущение их полного слияния, сплетения тел, абсолютной близости.

Мысль об этом отозвалась в теле волной сладкой дрожи. У Элизы вырвался блаженный вздох. О, эта ночь превзошла все ее ожидания. Случившееся таило в себе больше земной прелести, больше эротики, больше сокровенности, чем она думала.

Их близость оказалась более захватывающей, увлекательной, волнующей, необычайно соблазнительной. Пережив такое однажды, хочется испытать это снова.

Элиза невольно задумалась…

Прислушиваясь к своим ощущениям, она осторожно напрягла мускулы и убедилась, что, если не считать легкой саднящей боли, она не испытывает ни малейшего недомогания. Совсем наоборот. Она чувствовала, как по телу разливается сладкая истома, наполняя каждую клеточку жизненной силой, радостью утоленного желания.

К подобному чувству легко привыкнуть.

Мысли Элизы перенеслись к тому, кто открыл для нее непознанный мир чувственности. Джереми лежал на спине, а ее голова покоилась у него на груди. Одной рукой он обнимал ее плечи, другая касалась груди…

В следующее мгновение пальцы Джереми пошевелились, и Элиза почувствовала, как натянулась цепочка у нее на шее.

— Что это?

Элиза ничего не видела в кромешной тьме, окутавшей комнату, но без труда угадала, что Джереми вертит в руке кулон из розового кварца.

Он заметил камень, когда развязывал шарф, стягивавший ее грудь, однако в ту минуту его больше интересовала сама Элиза, нежели ее украшение.

Вскинув голову, она вгляделась в темноту, скрывающую лицо Джереми.

— Как вы догадались, что я не сплю?

Джереми ответил не сразу:

— Я проснулся раньше. — Он пожал плечами. — Я просто знал.

Джереми покачал на цепочке шестиугольный кулон. Когда он проснулся, подвеска лежала у него на груди, у самого сердца. Как ни странно, камень был теплым на ощупь.

— Этот кулон… — подняв руку, Элиза нашла пальцы Джереми, — передала мне Хизер. С ним она… выдержала все испытания. Это своего рода талисман.

Джереми выпустил из пальцев камень.

— Мне показалось, это старинная вещь.

Он едва взглянул на кулон, поглощенный совсем иными мыслями, и все же заметил, что камень древний. Увидел старинное украшение, но не захотел рассмотреть его внимательнее. Это говорило о многом.

— Так и есть.

Элиза спрятала талисман на груди.

Джереми уже давно лежал без сна. Глаза его привыкли к темноте, но лицо Элизы по-прежнему казалось лишь бледным пятном во мраке. Он скорее почувствовал, чем увидел, как она приподнялась на локтях и повернулась к нему.

— Я подумала…

Джереми тоже о многом успел подумать. Лежа в темноте, он пытался разобраться в отношениях, связывавших его с Элизой, понять, верно ли он судил о них.

Увидев ее, Джереми почувствовал, что этой встрече суждено сыграть роль в его судьбе. Вернее, эта мысль пришла к нему в Джедборо, когда он заглянул Элизе в глаза. Последующие события — спасение ее, бегство от преследователей, первая ночь, проведенная вместе — убедили Джереми, что их захватывающее приключение неизбежно завершится браком. А в его понимании брак означал создание семьи и рождение детей.

Подобный исход устраивал Джереми как нельзя более. Ему нравилась Элиза, и в последние дни, наблюдая, как мужественно она справляется с тяготами пути, он все больше восхищался ею. Той ночью в Джедборо ему показалось, что их с Элизой союз мог бы оказаться удачным, даже если бы был заключен не под давлением обстоятельств. И предчувствие его не обмануло.

Из их, надо признать, весьма неопределенного разговора о будущем Джереми заключил, что Элиза придерживается сходных взглядов.

Так что же произошло минувшей ночью? Неужели порыв, толкнувший их в объятия друг друга, мог повлиять на будущее, уже казавшееся им предрешенным?

Несколько часов назад им и в голову не приходило, что близость что-то изменит в их жизни. И все же именно так и случилось.

Джереми вдруг почудилось, что он стоит у самого обрыва… нет, уже шагнул в пустоту и стремительно падает… в неизвестность. Он решительно ничего не понимал. Случившееся не поддавалось осмыслению.

Он больше не был самим собой. Вернее, в нем появилось нечто новое. Он стал лучше. Как будто близость с Элизой раскрыла прежде неведомые стороны его натуры, о существовании которых он и не подозревал. Изменила его душу.

Никогда еще после близости с женщиной он не испытывал подобного чувства.

Элиза склонила голову набок. Она ждала ответа.

— О чем вы подумали?

— Теперь, когда мы переступили черту… почему бы не воспользоваться представившимся случаем? Уже сегодня к вечеру мы будем в Вулверстоне, а после на пути в Лондон, где нам уж точно не удастся повторить этот опыт. Но раз уж сейчас мы оба не спим, не следует упускать такую возможность.