Даже Роберт, помощник Бет, казалось, быстро повзрослел за минувшие недели. «Скоро будем есть трупы своих товарищей, как те американские первопроходцы», — говорил он.

В этой напряженнейшей атмосфере только один человек чувствовал себя совершенно спокойно и свободно. Временно отстраненный от посещения детского сада Финн вышагивал по редакционному отделу с видом парижского flâneur[160], беспрепятственно таскал из вазочек сладкие батончики и горошины «Эм-энд-Эмс» и попивал из банки холодную газировку. В большой общей комнате обнаружилось целых семь собак, каждую мальчик знал по имени и навещал всех по очереди, угощая разными вкусностями. Финн надолго задержался в кухне, ведь там ему разрешили бесплатно взять упаковку попкорна и засунуть ее в микроволновку — взрывалось просто класс. Еще он успел попользоваться игровым автоматом и нарисовать семерых своих знакомых собак на белой доске, орудуя найденными тут же маркерами.

Финну страшно нравилось в «НайдиДом». Бери что хочешь, а денег платить не надо. Не надоедает никто. Не сердятся и не вопят. Мальчик ни разу не заметил, чтобы кто-то здесь кем-то командовал. Все заняты своими делами: в компьютер играют или болтают с друзьями по телефону, да мало ли чем. Когда устанут, заваливаются спать прямо на пол. И им не нужно спрашивать, если понадобится в туалет. Просто выходят, и дело с концом, а на обратном пути еще и конфет из вазочки ухватят.

Приглядываясь к лабиринту освещенных закутков, Финн различал мир, который он вполне понимал и который восхищал его. Особенно когда сядешь на корточки и увидишь под перегородками в увлекательнейшем беспорядке разные ноги отдельно от тел, хозяйственные сумки, туфли, извивающиеся черные провода, корзины для мусора, дамские сумочки, рюкзаки, принтеры, ноутбуки в блестящих кожаных футлярах, игрушечных роботов (на них Финн обратил особое внимание), спящих собак и спящих людей. Мальчик смотрел, как притоптывает по полу одна босая ступня под волосатой лодыжкой. У папы на ногах волос гораздо меньше, вспомнил ребенок. Замечательнее всего было то, что Финн даже отдаленно не представлял, чья же это нога с грязными и давно не стриженными ногтями. Пока он глядел, в такт притоптыванию сочинилась песенка:

Сидевшая у себя в боковом закутке Бет пребывала одновременно везде и нигде. На экране компьютера рядом с видами Гайд-Парка[161] помещалось окошко с незаконченным письмом в «Стебелек». В наушниках внешней связи говорил автоответчик доктора Карен Юсбио, Роберт подавал знаки, махая руками над перегородкой, а на коленях у Бет лежала распечатка текста о Ригливилле, написанного автором из «Чикаго ридер».

Телефон-факс отсутствовал в поле зрения, однако уже слышались похожие на хихиканье звуки, возвещавшие о приходе очередного, срочно требующего внимания документа. Бет наивежливейшим голосом выпускницы колледжа Смита просила доктора Юсбио перезвонить и одновременно делала гримасу Роберту: «Меня нет!» Тем не менее мысли ее были о другом.

С момента подъема в 4.30 утра и до сих пор она мысленно бранилась с Деброй, которая накануне вечером мимоходом, даже весело, признала Тома виновным в совершении тяжких преступлений, за которые его должны отправить пристегнутым ремнями к больничной каталке в государственную тюрьму города Уолла-Уолла, где ему сделают смертельную инъекцию. «Все так говорят», — твердила Дебра. Бет положила трубку, прервав подругу на полуслове, и упала на диван, сотрясаясь от рыданий и жутко боясь разбудить Финна. На несколько секунд она действительно представила каталку и сначала капсулу физиологического раствора, потом барбитурат, используемый для мгновенного успокоения, потом… Однако вскоре гнев и осознание нелепости подобных видений вытеснили у Бет из головы кошмарные картины.

Как она смеет?

Ну, разумеется, Том безнадежен. Отстранен, дальше уж и некуда, от окружающих, да и от себя самого. Только на первый взгляд человек, а вообще сгусток тумана какой-то. Но то, что Дебра считает его маньяком-психопатом и предполагает, будто скорейшая изоляция «честно, пойдет ему же на пользу», это просто непростительно. Мерзко это.

Все говорят? Вот сама Дебра и говорит, когда чешет языками со своими подружками из «Oroonoko» во время перерывов, да еще потом пыжится, точно с Тедом Банди поужинала.

Компьютер громко гуднул, и внимание Бет снова переключилось на экран — там сообщение от Стива Литвинова закрыло и Гайд-Парк, и письмо в «Стебелек». За время рождественских выходных техники переоборудовали систему, и теперь у Стива появилась возможность пренебречь электронным почтовым ящиком и отправлять особые послания, моментально попадавшие несчастным жертвам сразу на экраны. Эти послания были помечены кроваво-красными звездочками и имели заглавие «От Стива». Роберт при виде своей первой весточки от начальства гнусаво пропел: «Да, я ваш Бог, но ревнивый Бог, да не возлюбите вы больше никого».

В сообщении значилось:

Бет прекрасно сознавала, что Форест Глен никуда не годится. Она поместила на сайт информацию о нем только для заполнения одной из многих пустот на карте, но следовало бы догадаться: Стив, докучно следящий за работой каждого, инстинктивно почует халтуру и подвергнет ее уничтожающей критике.

Маленьким паучком мелькнула где-то на периферии сознания Бет мысль — когда она в следующий раз встретит в лифте уже бывшую подругу, то выскажет ей свое истинное мнение о ее дерьмовой рыболовной рубрике.

— Приветик! — Финн появился у входа в закуток, сжимая в руке мигающую, говорящую, движущуюся игрушку.

— Ой, привет, Финик. Как делишки?

— Хорошо. Джейсон мне вот этого робота дал. Насовсем.

Бет понятия не имела, кто такой Джейсон.

— Красотища, — ответила она.

Финн заметил: у мамы будто синяки под глазами. И на себя мама не похожа.

— Извини, малыш. Извини, я так занята.

— Ну ладно. — Ему хотелось съесть еще один сладкий батончик и проведать мопса Сашу.

— Я изо всех сил стараюсь, чтобы ты вернулся в «Стебелек». Может, даже завтра ты снова туда пойдешь.

— Не хочу обратно в «Стебелек». Там меня никто не любит.

Кто-то ломился в дверь: или любопытные, или полиция.

Непрерывный стук в парадный вход сменился отдельными настойчивыми ударами. Том неосторожно дернул головой, не отрываясь от подушки, и в череп точно вонзили металлическую вязальную иглу — она прошла над самыми ушами, чуть впереди, ближе к вискам. Том запахнулся в старый купальный халат Бет и почувствовал себя странно невесомым, все его существо сосредоточилось в пульсирующей боли в висках и чистой, высочайшей пробы ярости, вызванной визитерами, которые, судя по звуку, уже таранили дверь телеграфным столбом. Том нашарил очки на прикроватной тумбочке.

— Перестаньте, бога ради! Иду!

Он моментально скатился по лестнице, при этом ощущение было такое, будто прыгнул на эластичном тросе с моста. Задвинутые шторы не давали различить, ночь ли еще или уже день. Том рывком распахнул входную дверь и обнаружил одинокую коленопреклоненную фигуру в голубой куртке, забивавшую гвоздь в планку.