Завкафедрой и пальцем бы не пошевелил, пытаясь помочь Тому. Никаких сомнений и быть не может.
Том мстительно подумал о своем стареньком издании стихотворений Грэя и Коллинза[150], по мнению обозревателя из Ассоциации современного языка, «закономерно пришедшего на смену» изданию Остина Лэйна Пула[151] 1917 года. Дело в том, что всевозможные «издания» были коньком Бернарда: он коллекционировал книги бездумно, а их содержанием интересовался весьма поверхностно. Том вспомнил его седенький волнистый паричок, его кстати и некстати проскакивающую присказку «mutatis mutandis»[152]. Несомненно, Голдблатт ввернул ее, подсчитав, поднятые руки голосовавших. Мелкий лжец и притворщик Бернард!
Мог ли он все инспирировать? Не исключено. Прочел «Стрэйнджер», запаниковал, созвал кафедру… Нет, такие действия не в его характере — Голдблатт никогда не станет инициатором чего бы то ни было, а подождет, посмотрит, куда подует ветер, и даст этому ветру себя увлечь. За трусливым письмом Бернарда Том различил тени извечных любительниц экстренных заседаний и совещаний, Иоладнды Банчи и Лоррэйн Коул, имевших на него зуб с тех самых пор, как он появился в университете. Они поддерживали кандидатуру Камиллы Тарук Санчес, когда выбирали преподавателя, который получит грант от компании «Уэйерхойзер», и соответственно считали Тома незаконным претендентом на кругленькую сумму. Статья в «Стрэйнджер» предоставила им долгожданный шанс, а бесхребетный Голдблатт пошел у них на поводу по своему проклятому обыкновению.
Том с тоской поглядел за реку, на нелепое стеклянное строение, заслонявшее Клондайк-билдинг, и, уже держа трубку в руке, явственно услышал, словно предупреждение, голос Бет, усталый и равнодушный — таким он будет, стоит только ей узнать, кто звонит. Том оставил свою затею, так и не набрав номер.
Вот если бы Финн был здесь… Но слишком хорошо можно представить пристальные взгляды со всех сторон в «Стебельке» и директрису, названивающую Бет — «просто удостовериться, действительно ли отец должен забирать Финна сегодня». Том прекрасно сознавал: вынести подобное чудовищное унижение у него не хватит мужества.
Вдруг ему пришло в голову: уже три часа дня, а он с утра ничего не ел. Спускаясь в кухню и проходя мимо нового окна, Том заметил машину, подъехавшую к дому и притормозившую позади «фольксвагена». Из автомобиля высунулись две лунообразные физиономии, очевидно, в надежде хоть одним глазком взглянуть на «человека, не рассматривающегося в качестве подозреваемого». Он поспешил скрыться в тени. В собственном жилище — как беглец.
Холодильник был пуст. Том нашел два яйца столетней давности, жалкий кусочек масла, на самом донышке пластмассовой коробки — недоеденные остатки мятного мороженого с шоколадной крошкой, засохший ломтик сыра пармезан, три просроченных йогурта, шоколадный пудинг «Джелло», сомнительную упаковку маленьких морковок «Кроличья радость» и порядочный слипшийся ком неизвестных продуктов, протухших так, что их даже не удавалось идентифицировать. Том приготовил и съел несколько экзотический обед, потом отправился побродить по Интернету. Посетив сайт Би-би-си и загрузив кроссворд с электронной странички «Гардиан», он незаметно для себя оказался на «HomeGrocer.com». Там можно было сколько угодно гулять между рядами полок, и Том, не возбуждая ничьего любопытства, нагрузил виртуальную тележку изрядным количеством продуктов, которого хватило бы на период длительной осады. Не надо увиливать от встреч с соседями в овощном отделе, никакой тебе тут кассирши — той самой, сидевшей однажды вечером с Финном. Интернет-магазин — настоящий рай, мирный, уединенный. Том получал несказанное удовольствие, долго раздумывая, какие продукты взять, снимая что-то с полки и возвращая на место. Сыр камамбер или бри? А может, и тот и другой? В итоге решил: брать оба. В приливе радужного оптимизма прихватил пару упаковок сладких хлопьев на завтрак, копченую рыбу, пакет крекеров (к черту водоросли зеленые и всю дурацкую диету Бет вообще). В винном отделе Тома надолго задержали орегонские вина «Пино Нуар». Наконец он остановился на трех бутылках «Кена Райта» и трех — «Кристома». В общей сложности Том пробыл в электронном магазине час. Насколько ему помнилось, самый — нет, не счастливый — а почти счастливый час за последнее время.
Он превратился — по его собственному сравнению, использованному в саркастическом электронном письме, адресованном Бет — в виртуального Александра Селкирка[153]. Все шторы на окнах первого этажа Том задвинул, опасаясь любителей подглядывать. Воодушевленный закупкой провизии, переместился на сайт «MyLackey.com». Одетый в униформу «лакей»[154] приехал к Тому в лимонно-желтом фургончике и доставил из магазина издательства «Эллиот Бэй» книги «Домашние нравы американцев» Фанни Троллоп и «Процесс» Франца Кафки, из винного магазина — бутылку виски «Тичерз», из «Бартелла» — никотиновую жвачку, а из видеопроката «Блокбастер» — фильмы «Двойная компенсация», «Бульвар заката», «Колесо фортуны», «Квартира» и «Потерянный уик-энд».
«Лакею», на вид едва ли достигшему возраста, начиная с которого он мог беспрепятственно приобрести заказанное Томом виски, пришлось обойти вокруг дома и постучать в заднюю дверь, чтобы доставить заказ. Мальчишка, по-видимому, твердо вознамерился соблюдать дистанцию. Том расписался в бланке, поблагодарил парня, сунул ему десять долларов на чай и, пытаясь растопить лед, спросил, как тот поживает.
— Нормально.
— Вас наименование вашей профессии не смущает, нет?
— Чего?
— Ну, видите ли, «лакей» все-таки…
— Сойдет. У нас служащим биржевой опцион предоставлен, — ответил паренек и поспешно ретировался.
Говорят, Селкирк, высаженный на одном из островов архипелага Хуан-Фернандес в южной части Тихого океана, в первые недели своего одиночества вырезал на деревьях собственное имя. Том же слал электронные письма. Ректору Вашингтонского университета, редактору «Стрэйнждер», шерифу округа Кинг. Хотя акценты в каждом послании расставлялись различные, тема у всех была одна: ничего не подозревающий мистер Дженвей решил прогуляться по людной, часто посещаемой гражданами дороге (то есть «тропе») и по чистой случайности прошел недалеко от места печального происшествия — исчезновения ребенка. Никто всерьез и не предполагал, что Том беседовал с девочкой, а тем более — что он и есть похититель. Судя по всему, единственным признаком, отличавшим его от прочих пешеходов, стал зафиксированный рядом свидетелей факт курения («привычка дурная, однако пока еще преступной не считающаяся»), а также схожесть Тома с самим собой — естественно, с кем же еще. Вот за это-то мистера Дженвея и очернили в прессе, в результате им потеряна — пусть временно и с сохранением заработной платы — работа, ради которой он покинул Англию, а общественность подвергает его порицанию и позорному осмеянию. Дом осажден, семейная жизнь повержена в хаос. Переехав сюда, писал Том, будучи вдохновленным Джефферсоновским идеалом свободы и стремления к счастью, он теперь испытывает, как неотъемлемые эти права отъемлются у него, и возможно, нет надежды вновь обрести их. Мистер Дженвей — сам отец малолетнего сына, скорбящий вместе со всеми об ужасной судьбе Хэйли Топольски и охотно оказывающий всемерное посильное содействие полиции. В то же время для Тома, иммигранта, подмечающего особенности непривычной для него американской жизни, явилось потрясением открытие того, насколько непрочен каркас справедливости и порядочности, на котором, по его твердому убеждению, изначально зиждилось американское общество.
Том опасался, что выходит перебор с высокопарными цветистыми выражениями, и каждое новое письмо (от послания к посланию формулировки оттачивались) отправлялось в папку «Черновики» для дальнейшей правки. В процессе работы пришлось отвлечься на три анонимных звонка, а отлучившись в туалет, Том увидел из маленького окошка уборной новоприбывшую партию любопытных придурков.
