С рукописью Хильди Том спустился в чисто вымытую кухню и там, в полумраке, долго и старательно жевал освежающую никотиновую пластинку, потом попытался абстрагироваться от доносившейся сверху какофонии и перенестись через Каскадные горы на голую выжженную равнину, где разворачивались события рассказа.
Мередит была провинциальной студенткой из Мерсер-Айленда, однако Хильди явно симпатизировала не ей, а ее деревенским кузенам, жившим в передвижном двухсекционном доме, в пыльной и пустынной местности к западу от Спокана. Происходящее показывалось с их точки зрения, а начиналось повествование летом, в одно знойное воскресенье, возле Рицвиллской Церкви Бога, где упакованные в костюмы кузены с тревогой поджидали Мередит к ленчу.
Сама избранная тема была прелестна. Хильди ввела два четких описания природы: один пейзаж пышный, зеленый и влажный, другой — высушенный солнцем, бурый, невзрачный. Кузенов, стойких приверженцев христианства и правых взглядов в политике, Мередит пугала, будучи олицетворением безбожного либерализма. Но они, разумеется, и завидовали девушке. Завидовали показанным ею результатам школьных выпускных экзаменов, ставших семейной притчей во языцех благодаря рождественскому табелю, присланному Мерсер-Айлендской школой. Сам факт получения табеля Хильди изобразила очень едко и насмешливо.
Кузенам не давал покоя и белый джип «рэнглер», полученный Мередит в подарок в честь окончания школы. А также их раздражала та легкость, с которой девушка переходила из их мира в свой и обратно. В скромном жилище родственников Мередит уже ждали упреки, и вентилятор над головой безрезультатно вращался в тяжелом воздухе, а на телевизоре серебристые пластмассовые брусочки, своего рода мозаика, составляли слово «ИИСУС», каждая буква в шесть дюймов высотой.
Рассказ, конечно, кое-где был шероховат, и вступление построено не совсем верно, однако «Мередит» стала первой студенческой работой за долгое время, имевшей шанс всерьез заинтересовать Тома, попадись она ему в журнале. Хильди Блом, в толстых очках, с жидкими волосами, болезненно застенчивая — вот настоящий писатель. Хильди даст сто очков вперед Дэвиду Скотт-Райсу, которого на публичном чтении она одарила своим странновато-веселым смехом. Если бы Хильди удалось выправить первые две-три страницы, Том отправил бы рассказ, ничего ей не говоря, в «Нью-Йоркер». Билл Бьюфорд, питающий известную слабость к описаниям трейлерных парков, не устоит перед этим образчиком грубого реализма нового поколения. А приобрети Бьюфорд рассказ, Том смог бы пользоваться лестной репутацией благодетеля. Его студентка напечаталась в «Нью-Йоркере»? Хороший щелчок по носу Лоррэйн Коул!
Медленно вращавшийся вентилятор в передвижном домике вдруг завертелся быстрее и стал издавать громкое гудение, постепенно превратившееся в адский рев очередного чертова вертолета, к которому тотчас же присоединился недовольный трезвон телефона. Хотя Том и узнал сквозь гул голос жены, ни одного слова разобрать не удавалось.
— Извини, тут прямо над домом жужжит вертолетище — я тебя не слышу…
Она прокричала что-то про «убийство».
— Бет! Что ты сказала? Дорогая… — Том подполз под стол и закрыл свободное ухо рукой, пока над головой пролетал вертолет.
Бет говорила: застрелены двое на верфи около озера Юнион.
— …по всем каналам об этом твердят.
— А, так вот из-за чего началось нашествие вертолетов.
— Ты, наверное, лучше забери Финна.
— Я сейчас немножко занят — проверяю работы. В моей группе есть девушка из Спо…
— Том, убийца гуляет на свободе.
— Ну, ведь он же далеко. Ты сказала: в Уоллингфорде…
— Том…
— Ладно, если ты переживаешь, я сейчас съезжу и заберу его.
— Спасибо, — ответила Бет. Излишне раздраженно, как показалось Тому. — И перезвони мне, когда будете дома.
Он нажал на кнопку пульта, включая телевизор. Между словами «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ» вверху экрана и «УОЛЛИНГФОРД, ПРЯМОЕ ВКЛЮЧЕНИЕ» — внизу показывали женщину, стоящую рядом с автоматом «эспрессо». Она говорила:
— …раньше я ничего не боялась. А теперь испытываю беспричинный страх, какое-то чувство беспомощности.
«Кофевары» — так еще называли продавцов кофе, работающих у автоматов. Здесь, в городе, они стали рупорами общественного мнения, функцию которых чуть раньше выполняли водители такси. Что бы ни случалось в Сиэтле, всегда можно было услышать высказывания «кофеваров» на сей счет.
— Невозможно отсиживаться дома, просто нужно быть осторожнее.
Камера повернулась, и в кадре возникла корреспондентка.
— Дэн? Итак, мы познакомились с мнением некоторых обитателей этого тихого квартала о трагедии, произошедшей здесь сегодня. Вы слушали Мишель Терри с прямым репортажем из Уоллингфорда.
Диктор в студии ответил:
— Спасибо, Мишель. Еще через минуту мы вернемся к вам в Уоллингфорд.
Потом показали повторные кадры. В помещение судоверфи зашел мужчина, застрелил двоих человек и еще двоих ранил, одного — серьезно, затем скрылся где-то, по выражению диктора Дэна, «в тенистых улицах Уоллингфорда».
Том обычно проходил мимо упомянутой верфи по пути в университет — она находилась меньше чем в двух милях от их дома. И все-таки Уоллингфорд — район отдаленный. Он на другом берегу Судоходного канала, за Фримонтским мостом — далеко за пределами безопасного Квин-Энн-Хилла.
Дэн продолжал:
— Полиция предоставила следующее описание преступника: мужчина, белый, рост — от пяти футов десяти дюймов до пяти футов одиннадцати дюймов, возраст — от двадцати семи до тридцати лет, носит усы и грязноватую бороду. А также, по свидетельству полиции, на нем очки от солнца, темная кепка и темный плащ поверх защитной формы.
На экране появился фоторобот разыскиваемого, который, на взгляд Тома, один в один напоминал изображения Теодора Качинского[52] и сообщников Тимоти Маквея[53] во время их розыска в Оклахома-Сити. По портретам работы полицейских художников и мать родная не узнала бы преступника.
Пока Том ехал за Финном, по радио в машине передали очередные свежие новости из Уоллингфорда:
«Нам только что сообщили: неподалеку от знаменитого тотемного столба города Такома арестован мужчина. Полиция утверждает: задержанный всего лишь представляет интерес для следствия, однако не является подозреваемым, а вооруженный преступник еще может находиться на свободе».
В левом окне Бет видела улицы настоящего Беллтауна, гуляя одновременно по Беллтауну виртуальному на сайте.
Беллтаун оставался нерешенной проблемой. Текст по этому району Сиэтла писали и переписывали так же часто, как сценарий голливудского фильма. Авторы — работавшие по ночам совместители из «Стрейнджер», «Уикли», «Ньюс трибьюн», «Таймс», «Пост-интеллидженсер» и почившего в бозе «Рокет» — периодически менялись, однако текст никак не приходил в надлежащий вид. Отчасти потому, что реальный Беллтаун менялся практически непрерывно и просто не успевал обрести каких-то постоянных характерных черт. Над Второй авеню нависали сплошные строительные краны — они возводили леса.
Даже название свое район получил недавно. В девятнадцатом веке он был Денни-Хиллом, а в 1890-х некий застройщик, страдающий манией величия, понаставил в бухте Эллиот шлюзов, расширив за их счет территорию района. Все делалось с целью взвинтить цены на собственность, занимавшую отвоеванные у воды земли, и когда Бет впервые приехала в город, район еще называли «Денни-Оттягай». Беллтаун вполне мог оказаться очередным временным наименованием. Сев-Вир (Север Виргинии), например, тоже — чем не название?
Рестораны там открывались и закрывались настолько быстро, что не успевали вы заказать столик, а заведение из французского успевало стать афганским. Бет проезжала по Второй авеню, и ей порой начинало казаться, будто новые кооперативные дома возводятся непосредственно ядрам и для разрушения зданий, настолько молниеносно они вырастали тут и там. Разумеется, нет ничего удивительного в несходстве городских районов в электронном виде с аналогами из реального мира.
