Бондарева посадили в машину с тонированными стеклами, и он через телеобъектив рассматривал каждого входящего и исходящего. Работали с половины восьмого до десяти утра, когда славные работники органов неспешно стекались на свои рабочие места, и пришли к выводу, что это не самый лучший способ слежки. Во-первых, Бондарев быстро уставал, пристально всматриваясь в каждое лицо, и уже к исходу второго часа не мог нормально работать, а во-вторых, их могли засечь, а это грозило совершенно непредсказуемыми неприятностями.

На следующий день Денис просто оставил на стоянке машину, а в ней работающую видеокамеру, и Бондарев, уже в спокойной обстановке просмотрев фильм, выбрал двоих. Грязнов вначале жутко обрадовался, поскольку рассчитывал определиться максимум с одним, но радовался он рано, ибо оказалось, что эти двое как раз и есть претенденты только на одно место.

Бондарев божился, что кто-то из них непременно старший группы, которая забирала у него труп. Только вот кто?

Как это ни парадоксально, но они действительно были похожи, не близнецы конечно, тем не менее тот же рост — средний, примерно тот же вес — средний, фигура обыкновенная — средняя. Один, правда, лысоват, а другой вполне волосатый, но Бондарев тогда видел человека в кепке и прическу запомнить не мог, в лицах тоже было что-то общее, то есть лица абсолютно не запоминающиеся, без единой особой приметы, ни родинок, ни бородавок, ни шрамов от уха до уха, «которые, к счастью невозможно скрыть», ни даже сломанного носа или разорванных ушей. Тут Грязнов Бондарева не винил, он сам бы запросто спутал этих двоих на улице. Денис аккуратно повесил предполагаемым злодеям на хвост своих людей, и те смогли выяснить места проживания обоих и даже фамилию одного по корреспонденции в почтовом ящике — Ларин.

Второго, разъезжающего на «Волге», по просьбе Грязнова остановил на перекрестке знакомый орудовец. Тот, не вылезая из машины, нагло раскрыл свое удостоверение и, убедившись, что гаишник проникся, молча уехал. Но, собственно, ничего больше и не было нужно. Грязнов выяснил и фамилию — Заболотный, и звание — капитан ФСБ.

Грязнов пошел к Меркулову, сам он уже не мог решить, что целесообразнее предпринять в этой ситуации.

Костя, выслушав подробности, не проявил особого энтузиазма:

— Ничего конкретного у тебя на Иванова, по сути, нет. И на кого-то другого, впрочем, тоже.

— Да я, собственно, и не собирался просить ордер на арест, — пояснил Грязнов. — Хотелось бы сложить наши мыслительные возможности и произвести на свет идею, как с тем, что мы имеем, спугнуть Мефистофеля ненавязчиво, правдоподобно и сильно. Так, чтобы он начал все-таки делать неосторожные и не просчитанные заранее шаги, и главное, хотелось бы спровоцировать на конкретные действия не его уродов, а его лично.

Меркулов только устало вздохнул, по привычке массируя грудь и с завистью глядя на Грязнова, который гасил в пепельнице уже третий окурок. Врачи в очередной раз порекомендовали ему бросить курить, и он бросил, и постился вот уже сто шесть дней, но чувствовал, что долго так не выдержит.

— По-моему, ты его недооцениваешь. Чтобы его спугнуть, нужно что-то большее, на косвенных уликах и противоречивых свидетельствах мы далеко не уедем. За ним с одной стороны «Кремлевская команда» с ее миллионами, а с другой стороны ФСБ с ее неисчерпаемыми возможностями…

— А ты, по-моему, его идеализируешь, — вспылил Грязнов. — И в «Кремлевской команде» он с этим потерянным миллиардом репутацию себе подмочил. Так? И в ФСБ, если придется выбирать между конкретным человеком, пусть даже с огромными связями, и престижем целой организации, наверняка плюнут на него и разотрут.

— Ладно, не горячись, — усмехнулся Меркулов. — Поразительное у вас с Турецким единодушие. Вы прямо астральные близнецы какие-то, даже на расстоянии мыслите одинаково.

— В смысле? — Грязнов давно не получал оперативных известий из Германии и был не в курсе последних начинаний товарища.

— Он там уже даже приготовил ловушку, насколько я понимаю, и теперь только ждет, что Мефистофель наконец сорвется с места и бросится в Европу, путая следы, как заяц.

— Ну вот видишь, в одинаково умные головы приходят одинаково умные идеи, и даже часто одновременно. А если мы Сашке отсюда поспособствуем…

— Да не уговаривай ты меня. Иди к себе и составляй спецсообщение обо всем, что мне сейчас наговорил, очень подробное, можешь даже приврать что-нибудь от себя, а в заключение требуй санкцию на наружное наблюдение для этих двоих — Ларина и Заболотного — и прослушивание телефонных разговоров, скажем, гражданина М.

— А это зачем? Ну, первую половину я понял, на компьютере у меня он лазит регулярно, несмотря на все мои пароли. Я поначалу жесткий диск с собой на ночь домой забирал, а теперь вообще перестал без острой нужды включать компьютер. Но наружка, прослушка — ты же не дашь санкцию, и Милютин не даст.

— Если бы дал, мы бы его и поймали, а поскольку стоит задача напугать, будем обкладывать со всех сторон, и я лично не могу предсказать, чего именно он больше испугается: уже собранных материалов или гипотетического прослушивания.

После неожиданного визита Расторгуева Реддвей постоянно ворчал, что взлелеянный им «Пятый уровень» превратился в проходной двор. Турецкому вид ворчащего Реддвея удовольствия не доставлял, но ход его мысли он расценивал как верный и идущий на пользу дела. Кроме того, Турецкий испытывал определенное душевное беспокойство от того, что вынужден, хоть и не лично, а опосредованно, через Реддвея, обращаться за помощью к штаб-квартире ЦРУ. Нехорошо как-то. Но выбирать не приходилось. «К тому же, — успокаивал он сам себя, — Мефистофеля как-никак ловим, можно за помощью хоть к дьяволу обращаться, такой каламбур получается».

Когда Реддвей поведал Турецкому о результатах продолжавшихся почти целые сутки телефонных переговоров с Вашингтоном, ему осталось только склонить голову в знак признания выдающихся заслуг руководителя «Пятого уровня».

— Российская Фемида вас не забудет, мистер Реддвей. Кстати, достославному Михаилу Сергеевичу приписывают фразу: «Если уж ходить — то ходить по-большому». Это про тебя сказано.

Согласно договоренности с Реддвеем «Пятому уровню» предоставили прямой канал связи с командным пунктом ВВС НАТО в Европе. Теперь они имели возможность постоянно отслеживать информацию обо всех находящихся в воздухе в районе Гармиша вертолетах и самолетах и засечь Мефистофеля заблаговременно. В том, что Мефистофель прибудет именно на вертолете, Реддвей был практически уверен: в средствах он наверняка не стеснен, а лучшего способа передвижения в гористой местности нет.

Спецавтомобиль связи разместили поблизости от замка Гельфанда под охраной комендантского взвода штаба ВВС НАТО в Германии. Солдаты рассредоточились на местности, там же находились шестеро сотрудников «Пятого уровня». Таким образом создавалась полная иллюзия многочисленной и хорошо организованной засады. Если у Мефистофеля есть глаза и уши, чтобы обнаружить все это, — тем лучше, пусть думает, что его ждут в Линдерхофе.

Реально же все вэвээсовские данные стекались на мобильный пульт, помещавшийся в кейсе, который носил при себе связист, тенью следовавший повсюду за Реддвеем, как офицер с ядерным чемоданчиком за президентом. Зрелище было еще то, Турецкий поначалу едва сдерживал улыбку, но потом привык. Серьезное дело требует серьезного обеспечения.

Расторгуев снова явился без предупреждения. Пускаться в разговоры с сотрудниками, вызывая ревность Реддвея, он не стал, да и не смог бы, даже если захотел: все находились в засаде: одни в Линдерхофе, большинство у монастыря.

— Генерал Иванов исчез из Москвы несколько часов назад, — без обиняков сообщил Расторгуев. — Я думаю, в самое ближайшее время он объявится здесь.

— Одну минуту, генерал, — сказал Реддвей, поднимаясь, — мы с мистером Турецким сейчас вернемся.