— Наверное, с начала, — предложил Турецкий.

— Значит, с рудного двора…

На рудном дворе, где разгружался шлам из железнодорожных думпкаров, Турецкий обратил внимание, что и здесь охрана налажена как надо: подъездные пути были перекрыты шлагбаумом, стояли двое в камуфляже на въезде, а еще двое патрулировали вдоль составов.

Флотация, магнитная сепарация, спекание, термическое разложение спека, разделительная плавка, рафинирование… По мере продвижения по технологической нитке цеха становились все чище, на электролизном переделе чистота стала почти стерильной, а в отделениях подготовки готовой продукции и вовсе работали в белых халатах и с белыми докторскими шапочками на головах. Здесь уже была внутренняя охрана, на входе и выходе.

— Что вас больше интересует — золото, платина? — спросил главный инженер, когда их маленькая группа оставила позади электролизный цех.

Турецкому любопытно было взглянуть, как получают золото или платину, но время поджимало, поэтому он попросил:

— Если можно — редкие земли. Скажем, литий. Где мы еще сможем такое увидеть?

Когда они миновали стеклянные двери отделения, один из охранников пошел вслед за ними, держась поодаль, но внимательно наблюдая за посторонними.

Литий поступал сюда в виде серебристо-белого порошка, на автоматизированных линиях расфасовывался, транспортерная лента подавала ампулы и капсулы к рабочему, он складывал их в заранее приготовленные коробки. Электроника, установленная на выходе, передавала все данные в компьютер склада готовой продукции.

Предположение Софронова о том, что литий мог уходить прямо из цеха, выглядело просто абсурдным. Турецкий спросил:

— А не может кто-нибудь из рабочих сунуть несколько ампул в карман и вынести с завода?

— Совершенно исключено, — ответил главный инженер. — Во-первых, вся продукция регистрируется компьютером. Во-вторых, даже если и сунет в карман, вынести все равно не сможет.

Он объяснил: при выходе из отделения после смены все оставляют свою рабочую одежду в специальной раздевалке, затем проходят в душ, а уже из душа — в другую раздевалку, где в шкафчиках висит то, в чем они пришли на работу. Раз в полгода вся спецура сжигается в термической печи, а рабочим выдают новую.

— Сжигается — зачем? — не понял Турецкий.

— Золотые и платиновые пары, пыль. Скапливаются в порах ткани. При сжигании отделяются.

«Значит, брали уже со склада готовой продукции», — утвердился Турецкий в своем убеждении. Это была конечно же неучтенка. Как могла неучтенная продукция просочиться через электронный контроль, об этом он тоже догадывался. Пришлось однажды столкнуться с подобным случаем: первичные данные о количестве продукции уже в памяти компьютера подменялись другими, заниженными. Значит, того или тех, через кого уходил литий (да и не только и даже не столько литий, сколько платина или золото — вот лакомый кус), нужно было искать среди начальства — в среднем и в высшем звене.

Попутно Турецкий выяснил, что главным инженером АОЗТ «Кедр» Юрий Сергеевич работает недолго, всего два года, а до этого был в Норильске, в концерне «Никель», дошел до начальника цеха. Там его и приметил Барсуков, прилетавший в Норильск по делам, и переманил хорошей квартирой, зарплатой и климатом.

— Не жалеете? — поинтересовался Турецкий еще во время экскурсии, где-то между разделительной плавкой и рафинированием.

Главный инженер неопределенно пожал плечами:

— Не знаю. Климат здесь, конечно, не сравнить с Норильском. А вообще… Не знаю, — повторил он.

— Что-то не нравится?

— Ну, все и не может нравиться, — ушел главный инженер от прямого ответа.

— А кто был до вас? Отправили на пенсию?

— Нет. До пенсии ему было еще лет десять. Утонул. На Байкале. Говорили: попал в шторм. Поехали порыбачить…

— Мы занимались этим делом, — вмешался в их разговор Мошкин. — Моторку нашли, прибило к берегу, а людей — нет, унесло течением. Дело закрыли, хотя неясности были.

— Какие?

— Ну хоть бы взять то, что заядлым рыбаком он никогда не был. Даже не удил в Ангаре. А тут вдруг — на самый Байкал. А второе что — поехал с двумя, которых жена не знала. Сказал — с завода. А на заводе никто с ним не ездил. А кто был с ним — так мы и не узнали. Были неясности, были.

Юрий Сергеевич, как показалось Турецкому, слушал Мошкина с каким-то обостренным интересом и даже словно бы с внутренним напряжением. Он промолчал, хотя Турецкий был уверен, что ему есть что сказать.

И теперь, возвращаясь с экскурсии по заводу, он решил зайти с другого конца.

— Как, по-вашему, кто станет генеральным вместо Барсукова?

— Татарин, — не задумываясь, ответил главный инженер. — Первый зам, Важнов. Его Татарином все на заводе зовут. За глаза, конечно.

— А первым замом?

— Коммерческий директор, — последовал такой же уверенный ответ.

— А коммерческим директором?

— Начальник отдела сбыта. Это все одна команда.

— А начальником отдела сбыта?

— Не знаю… Найдут кого-нибудь. Свято место пусто не бывает.

— А это место — свято? — спросил Турецкий.

Главный инженер внимательно на него посмотрел и кивнул:

— Да.

Турецкий взглянул на часы:

— Уже четверть второго! Мои не спешат?

Главный инженер тоже посмотрел на свои часы:

— Нет, правильно.

У него был не «Роллекс». Что-то вроде «Сейки». Хорошие часы, не из дешевых, но совсем не «Роллекс». И Турецкий решился спросить напрямую. И спросил:

— Я вижу, вас что-то тревожит. Не поделитесь? Может быть, легче станет?

Главный инженер помедлил с ответом. Потом сказал:

— Был с полгода назад один случай… не выходит из головы. Один слиток золота вышел с брачком — с маленькой раковинкой. Мастер спросил: переплавить? Я посмотрел, решил: сойдет, раковинка еле заметная. Сказал: отправляйте на склад. На другой день один покупатель, он большую партию брал, потребовал сделать еще один анализ. Хотел убедиться, что золото — действительно, как мы говорим, четыре нуля, всего 0,0001 — одна десятитысячная доля примесей. Я и решил: вот этот слиток и возьмем, а потом переплавим. Но…

— Этого слитка на складе не было? — угадал Турецкий.

— Да.

— А кому-то другому не могли продать?

— Нет, других клиентов не было, ни одного.

— Понятно…

— Вы думаете, за этим что-то есть?

— Пока не знаю, — ответил Турецкий. — Как говорит мой знакомый патологоанатом: вскрытие покажет.

— А вскрытие будет?

— Думаю, этого не избежать. Может быть, не завтра, но обязательно будет. Вы никому об этом случае не рассказывали?

— Никому. Только вот вам.

— И не рассказывайте, — посоветовал Турецкий. — Спасибо за откровенность. А теперь познакомьте нас с начальником отдела кадров.

— У нас не начальник — начальница.

— Тем лучше, — сказал Турецкий. — Попробую ее обаять.

Главный инженер усмехнулся:

— Ее обаяешь!..

Начальнице отдела кадров было за сорок, она словно бы не вмещалась в изящный синий костюмчик и с виду была неприступной как танк. Для начала Турецкий попросил показать список всех руководителей завода и внимательно его просмотрел: не было ни одной прибалтийской фамилии. Может, этот Антон Романович работал раньше, а теперь уволился?

Турецкий начал издалека — с самой больной темы для любого кадровика:

— У вас большая текучесть кадров?

— А с чего ей большой-то быть? — ответила, будто огрызнулась, кадровичка. — Зарплаты у нас хорошие, даже по нынешним временам. Раз в квартал — дивиденды с акций. Обеды бесплатные, из трех блюд. Кто из Иркутска ездит — «Икарус» для тех ходит, к смене и со смены. Тоже бесплатно. От нас и в ранешние времена не шибко бегали, а сейчас и подавно. Работа, говорили было, не волк в лес не убежит. Э! Убежала! Сейчас народишко за свое место зубами держится!

— А из руководящего состава кто-нибудь за последние два-три года уволился?

— А вам-то зачем это знать?

— Вы умеете хранить служебную тайну? — спросил Турецкий.