Я постучала в дверь каморки Антти. Он лежал на диване, уставившись в потолок, и ничего не сказал, увидев меня.

— Извини за вторжение. Звонил Киммо. Он задержан, ему требуется адвокат. Я отправляюсь в полицейский участок.

— Киммо? Я с тобой.

— Тебе не позволят его увидеть. Оставайся здесь. Я считаю, что, раз они задержали Киммо, ты вправе позвонить Хянниненам.

— Задержали Киммо! Это так глупо! Они что, полные идиоты? — вспылил Антти.

— Ты можешь вызвать такси? Я пока переоденусь.

Я оделась, причесалась и даже быстро накрасилась. Через пять минут спринтерских действий на меня из зеркала смотрела молодая энергичная, готовая к активным действиям женщина. Страдающая от похмелья девушка с больной головой исчезла, на ее месте появился собранный, внимательный юрист. Со мной и раньше случалось такое преображение: стоило мне подкрасить брови в агрессивно-коричневый цвет, как я превращалась в строгую деловую женщину. Такси уже ждало меня во дворе, и через четверть часа после звонка Киммо я уже входила в полицейский участок.

Одновременно со мной на пороге появился Пертти Стрем. Я объяснила ему, в каком качестве теперь выступаю, и он посмотрел на меня как на врага.

— Как только увидишь Хяннинена и услышишь, что он делал, когда мы к нему приехали, ты сама признаешь, что он виноват, — злобно произнес Перец. — Он утверждает, что, когда ушел от Мяенпяя в пятнадцать минут первого, она сидела и красила ногти. Но мы-то знаем, что в это время она наверняка уже была мертва. Неужели этот чертов педераст считает нас полными идиотами?

Меня удивили его слова. Странно, почему он так крепко выражался в адрес Киммо? И только когда Перец проводил меня в комнату для допросов и я увидела Киммо, до меня начало доходить, что он имел в виду.

Я сначала даже не поняла, что надето на Киммо. После яркого солнечного дня глаза с трудом привыкли к полумраку помещения. Киммо стоял посреди комнаты как блестящая черная тень, и его золотистые волосы нимбом светились вокруг головы.

Затем я поняла, что на нем черный резиновый комбинезон, похожий на водолазный костюм, только тоньше. Мне показалось, что Киммо очень холодно, поскольку лицо у него посинело.

— Какого черта ты это на себя напялил? — изумленно спросила я у него и тут же набросилась на Перца: — Вы так торопились его задержать, что даже не дали возможности парню переодеться. Отправь кого-нибудь из своих людей к нему домой за нормальной одеждой. Иначе я составлю жалобу о негуманном отношении к задержанному. Киммо, дома есть сейчас кто-нибудь?

— Мама с Матти и Микко уехала в Хельсинки, а отец в Эквадоре.

— Перец, дай мне телефон.

Антти ответил почти сразу. Я попросила его заехать к Хянниненам за одеждой для Киммо. Закончив разговор, я заметила, что Перец смотрит на меня почти с ненавистью.

— Похоже, ты действительно переметнулась в другой лагерь, — тихо сказал он, закуривая сигарету.

— Что значит — переметнулась в другой лагерь? Насколько я помню, нас с тобой одинаково учили тому, как надо обращаться с задержанными. Отправь кого-нибудь из полицейских в дом Хянниненов за одеждой и прекрати курить. Здесь слишком маленькое помещение.

— Подалась в правозащитники? — Перец затушил окурок в опасной близости от моей левой ноги. — Когда мы пришли потолковать с дружком этой Арми, то нашли его в этом резиновом костюме в окружении порножурналов садистской направленности. Я могу предоставить тебе доказательства! Этот ужасный костюм просто усеян отпечатками пальцев убитой девушки. Видишь, у него слева вырван клок? Этот клок мы нашли во дворе погибшей. Похоже, их сексуальные игры зашли слишком далеко!

— Арми была изнасилована?

— Нет, парень не успел. Но он здорово возбудился и отправился домой заканчивать дело самостоятельно!

Перец раздраженно захлопнул дверь перед изумленным лицом дежурного полицейского. Я размышляла о том, что вряд ли мое поведение облегчило долю Киммо, но Перец меня просто бесил. Я знала, что он быстро сделал хорошую карьеру в полиции, и, похоже, у него началась звездная болезнь. Я вспомнила, как мой приятель и сокурсник Тапса Хельминен однажды чуть не сломал ему локоть, пытаясь преодолеть его мужской шовинизм. А я пару раз обошла его на теоретических экзаменах, так что в итоге Перцу пришлось довольствоваться славой лучшего стрелка курса.

— Киммо! Мне так жаль! И из-за Арми, и из-за всего, что с тобой произошло.

Дежурный не вмешался, когда я, утешая, обняла Киммо, хотя это было явным нарушением правил. Ну да ничего, мне не впервой нарушать правила. Резина под рукой была мягкой и теплой, рука легко скользнула вдоль его тела.

— Ты можешь мне рассказать, что же все-таки произошло? Когда ты в последний раз видел Арми? — Я села перед Киммо и вытащила из портфеля блокнот.

— Я видел ее этим утром. Ночь провел у нее. У меня с похмелья жутко болела голова, я проснулся где-то около девяти. Арми еще спала. Я натянул на себя этот костюм и пошел поваляться на солнышке у нее на заднем дворе. Наверное, я снова задремал… Арми вышла около половины одиннадцатого и стала меня будить. Мы немного повозились, тогда, наверное, я и порвал костюм. Потом мы пошли пить кофе, а затем я отправился домой. Арми сказала, что хочет поговорить с тобой наедине, а до этого ей надо было кому-то позвонить.

— Она рассказала тебе, о чем собиралась со мной разговаривать? И кому собиралась звонить?

— Нет. Она вообще была немного скрытной.

— Вы ссорились? Из-за чего?

— Да нет, мы особо не ссорились. Просто ей не нравился этот мой костюм. Мы договорились с ней, что при ней я не буду его надевать. А я еще попросил ее потрогать меня… — Киммо говорил тихо, нос у него покраснел, из глаз полились слезы. Я достала носовой платок и протянула ему. — Если бы я только знал тогда, что в последний раз вижу ее живой… Ты уверена… Она и вправду умерла? — Ты видела, что она мертва?

— Да, она умерла. Но когда ты от нее ушел, она была еще жива, да? О чем вы говорили?

— Будущей осенью, после того как я окончу дипломную работу, мы собирались пожениться. Я уже и с рабочим местом определился. Мы поговорили немного об этом, о том, как… Нет, я не могу… — Он снова разразился слезами. В этот момент распахнулась дверь и на пороге показался Перец с сумкой в руках.

— Переодевайся, Хяннинен. А эта резиновая шкура останется у нас.

Я поднялась, чтобы выйти, пока Киммо будет переодеваться. Вообще-то я однажды была в общей сауне с Киммо и компанией, но мне хотелось продемонстрировать Перцу образец поведения с задержанным.

В коридоре стоял Антти. Лицо у него было расстроенное.

— А ты что здесь делаешь? — Мой вопрос прозвучал резко и недружелюбно.

— Да хотелось бы понять, с чего это вдруг меня отправили за одеждой. К тому же когда мать Киммо — Аннамари — вернулась домой и увидела целый взвод полицейских, она страшно испугалась. Что я должен ей сказать? А Ристо и Марите? В конце концов, это Киммо убил Арми или нет?

— Не думаю, что он. Но ведь кто-то это сделал. Понятно, что не ты и не я, но это сделал кто-то из компании наших общих знакомых.

— Почему ты так думаешь?

— Давай поговорим позже. Иди домой, от тебя здесь все равно никакой пользы, а к Киммо тебя не пустят. Я передам ему от тебя привет. Я обняла Антти, пытаясь растопить лед, возникший между нами, и вернуть тепло отношений.

— Аннамари отправилась к Марите и Ристо. Наверное, мне тоже надо пойти к ним, хотя я сейчас лучше бы побыл один.

— Я заеду за тобой, когда освобожусь. Поедем домой вместе.

Киммо переоделся и заметно успокоился. Перец брезгливо взял резиновый комбинезон двумя пальцами, словно одежду прокаженного, и унес куда-то с глаз долой. Я задумалась: неужели они брали отпечатки пальцев Арми, не снимая костюм с Киммо?

— Антти передает тебе свои соболезнования. Ты в состоянии продолжать?

Киммо медленно кивнул.

— О чем вы беседовали с Арми утром?

— О нашей сексуальной жизни… Знаешь, мне всегда было прикольно одеваться таким образом и заниматься сексом то так, то сяк… Но Арми этого не любила. Мы с ней когда-то договорились, что сам я могу развлекаться как угодно, но ее это не касается. А в этот раз я надел резиновый костюм и попросил ее заняться со мной любовью, и она разозлилась. Сказала, что я нарушаю наш договор. Мы начали говорить о том, как будем жить, когда поженимся, но так ни до чего и не договорились. И я с ней согласился, что мне лучше уйти. Было четверть первого…