— Киммо, пожалуйста, назови мне хоть одного человека из этого вашего садомазо-клуба. Я обещаю тебе, что буду разговаривать с ним очень вежливо.

— Хорошо. Элина Катайя по прозвищу Ангел. Я не помню ее номер телефона, но ты наверняка сможешь его найти в телефонном справочнике. Она у нас вроде председателя.

— Пошли, Хяннинен, — дружелюбно произнес «Вински» и улыбнулся мне, закрывая за собой дверь. Бумаги с протоколом допросов остались на столе. Я взглянула — записи датировались вчерашним днем, сегодняшний разговор записан не был. Странно. Я быстро записала имя свидетеля Киммо и поспешила уйти.

Войдя во двор дома, я увидела, что у нас гости, — у входа стояла машина родителей Антти. Я безумно устала, мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но, видимо, выбора не было: не могла же я остаться на улице.

— Мария, привет! — поднялась мне навстречу Марьятта Саркела — мать Антти. — Киммо уже освободили?

— Нет еще, к сожалению. На завтра назначено рассмотрение дела; посмотрим, какое там примут решение, — ответила я, заходя на кухню, где они расположились за чаепитием.

— Мы привезли домой Микко и Матти, и я хочу завтра утром заняться здесь кое-какими делами. Надеюсь, не помешаю, — сказал Тауно Саркела, отец Антти.

— Ну что вы, это же ваш дом, — вежливо ответила я, стараясь скрыть недовольство в голосе. На самом деле я терпеть не могла, когда они без предупреждения приезжали к нам, к тому же в доме царил полный беспорядок, а в холодильнике хоть шаром покати. Но, черт побери, они должны понимать, что я все выходные занималась проблемами их родственников и мне было совершенно некогда наводить чистоту в доме. Да и Антти тоже мог бы пошевелиться и немного прибраться или хотя бы купить что-нибудь из еды.

Но больше всего меня грызло то, что я и на самом деле совершенно забросила домашнее хозяйство. Ну почему женщину в первую очередь оценивают по тому, насколько чисто у нее в доме и умеет ли она печь пирожки?

— Мария, налей себе чаю, — обратилась ко мне свекровь. Это была ее кухня, ее дом, и она, разумеется, вела себя здесь как хозяйка. Я чувствовала себя в гостях. Эйнштейн подошел и принялся тереться о мои ноги, когда я потянулась к кухонной полке в надежде найти что-нибудь к чаю. Хорошо, что они привезли его нам обратно. Антти будет не так одиноко, когда я вечерами стану бегать по свидетелям, пытаясь раскрыть дело.

К моему удивлению, в шкафах не было пусто. Я вопросительно взглянула на Антти. Он пояснил:

— Я зашел в магазин по дороге домой.

Вздохнув с облегчением, я занялась сооружением огромного бутерброда с сыром, колбасой и салатом. Конечно, для Антти не было проблемой зайти в магазин за продуктами, ведь до нашей встречи он уже давно жил без родителей и как-то не умер с голоду. Чай, заваренный матерью Антти, вкусно пах вином и лимоном. Я знала, что они увлекаются чаепитием, Антти тоже любил заваривать оригинальные чаи.

— Что это за чай? — вежливо поинтересовалась я.

— С лимонной водкой. По-моему, приятный вкус; тебе нравится? После целого дня с Матти и Микко нам надо чем-то подкрепиться. Малыши так испугались. Совсем недавно похоронили Санну, а теперь вот Арми… Вчера перед сном Микко плакал и звонил матери убедиться, что с ней ничего не случилось.

— И Эйнштейну следует подкрепиться, после того как он вырвался из лап этих двух разбойников. — Антти достал из морозильника упаковку с кошачьим лакомством — крабовым мясом — и поставил в микроволновку размораживаться. На кухне сразу запахло крабами, и кот начал просто сходить с ума. Послышалось громкое урчание, словно неподалеку работали три генератора средних размеров. А когда Антти поставил перед ним миску, интенсивность мурлыканья достигла мощности пяти генераторов.

Я вспомнила, что должна позвонить Элине Катайя. Мне не хотелось разговаривать в прихожей, поскольку она находилась в непосредственной близости с кухней и наш разговор был бы слышен всем присутствующим, и решила отправиться в кабинет Антти. После нескольких гудков включился автоответчик:

— Привет, это Ангел. Я сейчас на тусовке. Когда вернусь, не знаю. Оставь сообщение после сигнала; перезвоню, как только приду в себя.

Да, похоже, действительно знакомые лучше знали ее как Ангела.

Устало присев за стол Антти, я на секунду прикрыла глаза, с тоской вспоминая свое старое жилище — огромную ванную, просторную гостиную. Ломило плечи, ныли ноги. В доме Саркела не было ванной, только душ и сауна, но было уже слишком поздно разогревать ее.

Я вернулась на кухню, Марьятта налила мне в кружку еще чаю. Я вдруг вспомнила, как Марита рассказывала, что ее мать была недовольна своим лечащим врачом-гинекологом, а именно Хельстремом.

— Послушай, Марьятта, а что случилось, почему ты перестала пользоваться услугами Хельстрема? Это как-то связано с Арми?

Мне показалось, что будущая свекровь немного смутилась.

— Нет, Арми не имеет к этому никакого отношения. Она была очень хорошей и профессиональной медсестрой. Это связано с Эриком. Ты же знаешь, что прошлой зимой мне удалили матку. В этом ничего такого нет, и я особо это не скрываю, но все же было неприятно слышать, как Хельстрем рассказывал другим пациентам, что вот, мол, у Марьятты Саркела удалили матку и сейчас она хорошо себя чувствует, — пояснила женщина.

Было видно, что тема ей неприятна.

— Да и вот еще что. Я уважаю методы народной медицины, а Хельстрем буквально пичкал своих пациентов лекарствами и гормонами в огромных количествах. Говорят, он и себе выписывал немало препаратов, хотя, возможно, это только сплетни… А однажды я случайно увидела, как он целовал пациентку. Да, конечно, я знаю, что его брака фактически больше не существует, но ведь врачи должны придерживаться каких-то этических норм по отношению к своим пациентам, — возмущенно рассуждала Марьятта.

— Похоже, он эдакий местный донжуан, — поддержала ее я.

— Или воображает себя таковым. Хотя он действительно представительный мужчина, врач, обладает определенной харизмой. Конечно, жена натерпелась с ним. Она художница и сейчас живет в Швейцарии, где-то около Ниццы. Эрику наверняка тоже не очень приятно слышать, что у Дорис там роман с каким-то молодым скульптором. — Марьятта ехидно хмыкнула, и я улыбнулась в ответ, чувствуя симпатию к ней и незнакомой мне Дорис.

Эрик Хельстрем целовался со своей пациенткой… Может, Арми знала что-то нехорошее именно о Хельстреме, а не о его пациентах?

Эти мысли занимали меня все следующее утро по дороге на работу. Я не торопясь ехала на своем старом зеленом велосипеде сквозь теплое туманное утро, и у меня не было никакого желания идти в офис. Придется… Я внезапно поймала себя на мысли, что мне хотелось бы, чтобы виновным оказался именно Хельстрем, — он мне совсем не нравился, да и к тому же не был родственником Антти. Ну, умница, додумалась! Рассуждения вполне в стиле Перца…

После обычного совещания в понедельник утром мы с Эки остались вдвоем и начали рассуждать об убийстве Арми. Эки был настроен весьма пессимистично.

— Ты совершенно убеждена в том, что Киммо не виноват?

— На девяносто пять процентов.

— Но раз полиция утверждает, что у них есть свидетель, который слышал, как Киммо ссорился с Арми…

— Через полчаса у меня встреча с этим свидетелем. Хочешь, пойдем вместе?

— Нет, иди сама. Но я, пожалуй, пойду с тобой на слушание суда, если перед этим ты подробно расскажешь мне все детали, о которых узнаешь.

Я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я представляла себе, как на суде несколькими острыми репликами разобью все глупые версии Перца, моего подзащитного тут же отпустят на свободу, и он бросится обнимать меня со слезами благодарности на глазах… Глупые фантазии. На самом деле скорее всего мы с Перцем быстро потеряем выдержку и начнем препираться, что вряд ли пойдет на благо Киммо…

Итак, я направлялась к Йоусенкаари на встречу с ключевым свидетелем обвинения. Кертту Маннила была пожилой вдовой, жила во второй половине дома Арми и в субботу утром ненадолго заходила к ней.