Окна квартиры выходили во двор. Участковый инспектор, вызванный по тревоге, объяснил, что в этой квартире живет один семидесятитрехлетний старик, на улицу выходит редко, разве что в магазин, большую часть времени проводит дома. Два года назад у него умерла жена, квартиру он запустил.

Оставив участкового инспектора караулить у черного хода, Поярков один вышел на площадку против шестой квартиры. Несколько раз нажал на звонок. К двери никто не подходил. Это были томительные и напряженные секунды. Наконец он уловил шарканье домашних тапок, и будничный голос из-за двери спросил:

— Вам кого?

— Николай Никифорович, — как можно доброжелательней ответил следователь, — мне бы повидать Сулико.

— А его здесь нет.

— Может, разрешите войти, есть вопрос.

За дверью сняли цепочку, дверь распахнулась, и хозяин квартиры, высокий, сухопарый старик, жестом руки пригласил зайти.

— Ежели остановиться, то всегда пожалуйста ко мне. Живу один, любой гость для меня — радость… — Но вдруг осекся, увидев в руке Пояркова служебное удостоверение, а за его спиной — двух крепких людей в штатской одежде.

— Они здесь? — тихо спросил следователь, показав глазами в сторону комнат.

— Я же сказал, никого нет, — рассеянно ответил старик, отступая к стене.

Оперативники действовали быстро и умело. Они пробежали по квартире, осмотрели комнаты, заглянули в ванну, туалет, кухню, подсобки. Посторонних не оказалось.

— Где же ваши постояльцы? Надолго ушли? — Поярков испытующе смотрел ему в лицо.

— Командировочные они, архитекторы из Тбилиси, — испуганно рассматривая то одного, то другого, бормотал старик. — А в чем, собственно, дело?

Они прошли в большую комнату, где давно уже никто не прибирался, и сели за стол. Старик виновато прикрыл газетой початую четвертинку водки. Оперативники остались в прихожей.

— Какие вещи остались от ваших постояльцев?

— Вещей у них с собой было мало. Все в чемоданчик на «молнии» входило. Все с собой и захватили.

— Так ничего вам и не оставили?

— Ой, что же я! — заторопился старик. Он вытащил из верхнего старинного буфета пятьдесят рублей и протянул следователю. — Вот и все. У меня за квартиру два месяца не уплачено…

— Сколько раз я вас предупреждал, чтоб не пускали случайные людей, — громко, словно оправдываясь, вмешался участковый инспектор, но Поярков жестом остановил его.

— Вы давно их знаете?

— Второй раз попросились. Первый раз в феврале останавливались. Три дня стояли, а только одну ночь ночевали, днем по рабочим делам находились. Люди они культурные, не курят, плохого слова не сказали. Сулико — художник, Владимир, тот скульптор. В этот раз десять дней жили…

— Свой адрес оставили?

— Они оставляли, да я не взял. В гости к себе приглашали; уверяли, что буду у них жить как в раю, виноград кушать, овощи. Да куда мне по гостям-то ездить, отъездился. Пора к своей старухе!

— Так-таки никаких вещей после них и не осталось? — воспользовавшись паузой, спросил Шувалов.

Старик провел следователя в комнату, где ночевали постояльцы. Здесь стояли старинный диван и кушетка. Вещи были разбросаны в беспорядке, как бывает, когда у людей мало времени для сборов, а поезд вот-вот отойдет.

Со слезами в голосе оправдывался старик перед участковым, уверял его, что давно собирается сменить квартиру на меньшую по габаритам, чтобы дешевле платить, но никак не может себя заставить уехать с родного места, где прожил всю жизнь. Пояркову от души было жаль старика, поэтому он старался быть с ним поделикатнее, понимая, что тот никакого отношения к преступлению не имеет. И еще сразу понял следователь: «куклу» делали здесь. Вот куда звонил Сулико, когда вез Дубинина к магазину. Он мысленно представил, как соучастник ждал этого телефонного звонка, как выскочил, как нашел такси и помчался в магазин, чтобы опередить ничего не подозревавших покупателей автомашины, успеть незаметно занять место во дворе и выйти к ним «директором».

— Они брали у вас ножницы?

— Да, — недоуменно ответил старик. — Вот они, на столе.

— Товарищ участковый, пригласите понятых…

Поярков обнаружил в комнате остатки изрезанного журнала «Крокодил», изрезанные газеты. Следователь несколько раз осмотрел все вещи. Взгляд его упал на простыню, резко отличающуюся от другого белья чистотой.

— Значит, говорите, совсем ничего после себя не оставили? — спросил он, взявшись за край простыни.

— Ой, стойте, стойте! Совсем забыл, это они простыню оставили. Торопились и забыли, приедут в другой раз — отдам.

Поярков не удержался, посмотрел: на правом углу простыни пришит номер прачечной. Это была находка.

— Кто это? — спросил у старика майор и показал ему рисованный портрет.

— Это Сулико.

Они вышли на лестничную площадку.

— Ну, я этому старику теперь покажу, как пускать всяких, — со злостью произнес участковый инспектор.

— Не трогайте его, — жестким голосом сказал Поярков, — будьте великодушней. Лучше проследите и задержите преступников, если появятся. Немедленно задержите.

— Это я сразу, не впервой! — откозырял участковый.

В управлении Шувалова ждал пакет из Мурманского УВД с ксерокопией протокола допроса некой Долговой. Следователь Скрябин просил решить вопрос о координации действий в задержании мошенников.

Светлана Викторовна Долгова показывала следующее: «…28 февраля этого года днем на улице около кинотеатра «Арктика» познакомилась с молодым мужчиной по имени Владимир. Он кандидат наук из Харькова, приехал к нам в город в командировку. Мы договорились встретиться. На следующий день Владимир пришел на встречу со своим другом по имени Арсен. Принес мне цветы (а мне цветы еще никто не дарил, всегда приходили с бутылкой). Стал за мной ухаживать, а Арсен мне потихоньку намекнул, что Володя совсем лишился ума, значит, влюбился. Сам Владимир разведенный, дома у него квартира, дача, машина… Как сделал мне Владимир предложение, я сразу согласилась. Еще бы, человек солидный, с положением! Договорились свадьбу сыграть в Харькове, там у него знакомые и друзья. Когда рассказала обо всем капитану сухогруза, на котором я работала буфетчицей, он стал меня отговаривать: случайное знакомство до добра не доведет. Но я знаю своего капитана, он, конечно, меня потерять не хочет, потому что я безотказная, за весь период работы ни одного замечания не имела, ни одного выговора…

А потом мне прислала Володина мама телеграмму. Она сообщила, что знает обо мне, рада нашей дружбе. Потом прислала вторую, где просила приехать, что ждет не дождется меня и Владимира. Друг Владимира Арсен категорически заявил, что по их кавказским законам вторая свадьба после Харькова будет у него в доме. Соберется за стол человек 200, меньше у них там не бывает. Я попросила зря не тратиться, да И возраст уже не тот, чтобы как молодые сидеть за столом.

Владимир стал торопить меня с отъездом. Я сняла деньги со сберегательной книжки, все одиннадцать тысяч, но капитан Александр Васильевич отругал меня и запретил с собой брать деньги. Говорит, если он такой ученый и так любит, может и за свои деньги довезти. Поэтому приказал мне деньги обратно на книжку положить. Говорит: сначала съезди, посмотри, как он там живет и нет ли каких помех для регистрации брака. С места, говорит, не срывайся пока…

Рассказала Владимиру, он вроде бы огорчился. Любовь, говорит, деньгами не измеряется, и показал пачку денег. Хорошо, говорит, иди клади на книжку, лучше на предъявителя, чтобы их потом можно было перевести в Харьков.

В сберкассу мы пошли втроем, взяли Арсена. За нами увязался капитан. Посмотреть на Владимира пришел. Я сдала деньги в сберегательную кассу. Книжку Владимир положил себе в карман, но вмешался капитан и потребовал отдать книжку ему. Между ними произошла ссора. Капитан сказал, что отведет Владимира в милицию и проверит, что он за человек. А тот ему ответил, что капитан хочет присвоить мои деньги. Тогда капитан заявил, чтобы не было сомнений, пусть у меня останется контрольный талон, а книжку он все-таки возьмет себе, без талона он деньги получить не сможет. На следующий день капитан мне книжку возвратил, посоветовал спрятать подальше, а с Владимиром не связываться.