— Вы чего к людям пристаете! — громко закричал задержанный, пытаясь вырвать руку, но сразу замолчал, увидев, что его окружают несколько человек.

— Хватит ваньку валять! Вы задержаны. Доставайте деньги…

— Это мои собственные, я накопил, хотел купить себе «Запорожца».

— Доставайте, доставайте сверток…

— Это мои… — слабым голосом и уже не так уверенно произнес он.

— Разворачивайте…

Волошин достал взятый у парня сверток с деньгами, трясущимися пальцами развернул бумагу. Вместо денег там лежала пачка нарезанных листов. На верхнем листе обожгли слова: «Привет из уголовного розыска. Проверка». Бумага посыпалась из его рук.

— Ничего-то в вас человеческого нет, сами как куклы… Люди не люди, куклы не куклы, так, мразь какая-то… — услышал он как сквозь сон.

— А я сначала никак не мог поняты по приметам вроде Волошин, пригляделся: темные очки, другая одежда, легкие усики и бакенбарды, — подошел к задержанному Никита Шувалов. — Он набросил на руки мошенника наручники и деловито спросил: — Где Гога?

На Курский вокзал Шувалов приехал к 22 часам. Вся группа захвата была в сборе. Поезд Москва-Адлер отправлялся в 23.25. План задержания был разработан еще утром, но собрались пораньше, чтобы еще раз все продумать.

Гогу решили задержать на вокзале или прямо в вагоне поезда. Поскольку задерживать предстояло в многолюдном месте, следовало исключить до минимума опасность. Поэтому в операции принимали участие все сотрудники отдела.

Чем больше обсуждали варианты задержания, тем больше возникало сложных вопросов. Гога мог хранить ценности в камере хранения вокзала и получить их в самый последний момент перед отправлением поезда, поэтому преждевременный арест не позволил бы изъять вещественные доказательства и деньги.

Вечно улыбающийся круглолицый капитан милиции Маслов предлагал провести задержание своим методом. Он брался одеться носильщиком, встретить преступника при входе на вокзал, взять у него вещи и сопровождать до купе, а, в нужный момент схватить его жестким, оттренированным приемом и не дать выхватить оружие.

Его предложение отпало сразу. Кто-нибудь из настоящих носильщиков мог насторожиться и ненароком провалить операцию. Непосредственно на Гогу предстояло выйти Шувалову и двум его товарищам. Они должны взять его прямо в купе или около вагона, куда придут под видом провожающих.

Все члены группы проверили рации, личное оружие, которое вряд ли понадобится, осмотрели друг друга. Все было в порядке. Вместе с тем Шувалов ощутил легкую неприятную дрожь, которую он тщательно скрывал от товарищей. И ничего в этом удивительного не было: первый раз ему доводилось задерживать такого матерого преступника, и он волновался за исход операции.

За час до отхода поезда оперативники перекрыли все выходы и входы на вокзал, незаметно осмотрев всех пассажиров.

Первым заметил Гогу подошедший к вагону Цыплаков. Гога вышел к поезду не через вокзал, а по подъездным путям. Предъявил проводнику билет в спальный вагон, бросил небольшой чемодан и не торопясь прогуливался по перрону, словно поджидая кого-то.

Шувалов увидел преступника метров за пятьдесят. И хотя сразу же узнал его по приметам, растерялся: слишком респектабельным и непохожим на преступника был Гога.

Оперативники, затерявшись среди провожающих, незаметно наблюдали за мошенником. До отхода поезда оставалось 20 минут, когда Гога неожиданно быстро направился к подземном) переходу. Инспектора посмотрели на Шувалова, тот отрицательно покачал головой — рано! Маслов шел впереди. Шувалов и Цыплаков старались сопровождать преступника как можно незаметнее. Не зная его намерений, они не могли отпустить его на значительное расстояние. Все теперь зависело от того, куда после подземного перехода повернет Гога: если налево — значит, к автоматическим камерам хранения; если направо — значит, в метро, прямо на привокзальную площадь. Видно было, что он разыскивает Волошина. Казалось, все варианты рассчитаны, но если он сейчас не повернет налево, надо действовать!

И все-таки расчет оказался точным. Гога привычно прошел по длинному ряду многоэтажных ящиков автоматических камер хранения, нашел нужный, уверенно набрал шифр, дверка щелкнула и открылась. Он вытащил темный чемодан на «молнии», взглянул на часы. До отхода поезда оставалось четырнадцать минут.

Возвращался преступник тем же путем, стараясь оставаться незаметным среди снующих пассажиров. От постового милиционера он скрылся за спинами нагруженных рюкзаками туристов.

Шувалов не спускал с него глаз. Гога еще раз подозрительно посмотрел назад и, хотя оперативники шли за ним с деланным равнодушием, изображая занятых своим делом людей, заметно забеспокоился.

Дальше события начали развиваться неожиданно. Злобно оглянувшись, сверкнув холодными, как у рыси, глазами, Гога прибавил шаг и повернул па ближнюю платформу, туда, где останавливаются пригородные поезда. Легко перескочив ступеньки, выскочил на платформу. Сейчас она была пуста, и Гога видел всех, кто шел за ним. Теперь замысел преступника был понятен: он хотел обойти состав и одновременно проверить, не следят ли за ним. Медлить было нельзя. Шувалов по рации сообщил, чтобы выходили к началу состава, а сам пошел следом.

Теперь Гога, не скрываясь, бежал к концу платформы, как раз навстречу оперативникам. Убежать от тренированных ребят ему вряд ли удастся, но Гога мог прыгнуть на подножку отходившего с соседней платформы поезда. Теперь все зависело от скорости. Вдруг преступник бросил чемодан, полагая, что таким образом выиграет несколько секунд. Но и этот прием не выручил. Чемодан подхватил бежавший за Шуваловым Маслов. Шувалов же, напрягая все силы, задыхаясь от быстрого бега, приближался к преступнику. Резкое грубое ругательство вырвалось у хрипящего Гоги, он зло оскалил зубы и, прыгнув, успел схватиться за поручень вагона. Прыгнул и Шувалов… Огни фонарей слились в единую карусель.

Этой осенью холода наступили рано. Два золотых клена, посаженные много лет назад чьей-то доброй рукой, распустив наряды, любовались друг другом. Ночью лужицы подмерзли тонким узорчатым льдом. Батареи уже подтапливали. Поярков раскрыл окно, чтобы проветрить комнату, отчего поджидавшие на карнизе воробьи забеспокоились. У него вошло в привычку приносить корки хлеба и кормить птиц. Он разламывал куски — на большие крошки и бросал им со второго этажа. Птицы на лету подхватывали. Правда, это удавалось только старым воробьям, молодые делать этого не умели и, ссорясь и возмущенно чирикая, набрасывались на кусочки хлеба, когда они долетали до асфальта.

Инспектора он увидел, когда тот вышел из-за угла дома. Шувалов важно шагал на службу. Шел он на работу раньше обычного и казался сегодня совсем другим, чем всегда. Шел, пританцовывая, улыбаясь добрым краснощеким лицом.

— Шувалов! — крикнул Поярков. — Чего не заходишь?

Инспектор ворвался в кабинет стремительно, наполнив комнату ароматом тонких духов.

— Со свидания?

Никита не смутился:

— После бритья.

— Чего вчера не зашел? Говорят, тебе Гога руку прокусил?

— Было дело… Когда я его настиг, он на подножку прыгнул. Схватил его за пальто, сорвал, а сам смотрю, чтобы ненароком под колеса не попал. А он вертится волчком, вырваться метит. Бежать не может, не тренирован, силы тоже мало, вот и крутился… Пришлось жестким приемом держать. Так он мне. подлец, зубами в руку впился, до крови укусил. Я ему прямо так и сказал: ты человек или собака бешеная? А он только воет в ответ. — И Шувалов не без гордости показал забинтованную руку.

— Врачу нужно показать, — иронично намекнул Поярков.

— Маслов для розыгрыша уже врача вызвал. Приехала из поликлиники Людмила Петровна, посмотрела, говорит нужно уколы от столбняка делать… Укусы таких преступников — опаснее укусов бешеных собак. Уколы не уколы, а повязку наложила. А это Маслову только и нужно… Но все ерунда. Главное — конец этой эпопеи! Вы же сами говорили, что в нашем деле главное — поймать преступников. А улик против них было достаточно. Дело сделано, можно еще на Кавказе позагорать.