— Кто вы? — спросил он бесстрастно.

— Министр безопасности Ичкерии Салман Усман Борз. Но давайте войдем в дом, на нас смотрят.

Вася подумал, опустил автоматы, бросил их на плиты крыльца.

— Хорошо, давайте войдем.

— Разумно, — кивнул Борз. — Похоже, вы постигли не только у-цзи, но и тайцзи[22]. Далеко пойдете, мастер… если уцелеете.

— Да и вы, похоже, не простой министр, — пробормотал Вася, борясь с обессиливающей пустотой в груди. — Идущий по меньшей мере… а может быть, Посвященный?

Высверк черных глаз лысого был столь грозен и зловещ, что Васю шатнуло. Однако он не упал, хотя в голове зашумело, как от удара. Впрочем, он и получил мощный удар, энергетический, на уровне психической атаки, только не знал этого, защищая мозг совершенно инстинктивно и тем самым ослабляя атаку.

— Занятно, — бросил Борз, разглядывая Балуева с подозрением и хищным интересом. — Вы, оказывается, не простой исполнитель, молодой человек… Уведите его.

Васю взяли под руки, он хотел сказать: я сам, — но язык не повиновался, ноги отказывались идти, и Василий милостиво разрешил себе потерять сознание.

В последнюю декаду мая грянула серия громких политических скандалов, связанная с разоблачением «Стопкримом» незаконной деятельности чиновников высшего эшелона власти.

Двадцать первого мая подал в отставку премьер-министр. За ним с разрывом в один день ушли с постов министры обороны и внутренних дел. Затем посыпались из кресел вице-премьеры, не устоял даже Сосков, казавшийся непоколебимым, как монумент. Последним из этой разношерстной компании сдался мэр столицы Братенин. В стране разразился очередной политический кризис, умело инспирированный кардиналами Союза Девяти Неизвестных, заинтересованными в смене курса правительства, а точнее, в ужесточении Закона обратной связи. Настала пора расставлять на важные посты своих людей вместо не оправдавших доверие.

Неожиданно для всех вперед выдвинулись малозаметные до сих пор фигуры: секретарь Совета безопасности Мурашов, советник президента по национальной безопасности Юрьев и начальник информационной службы президента Носовой. Именно их кандидатуры — кардиналов Союза Девяти предложил президент на рассмотрение Думе для замещения вакантных должностей премьера и руководителей силовых министерств. Начался новый этап деятельности Союза — гласный, нуждающийся в поддержке и признании не только народа, но и адептов Внутреннего Круга, которые никогда ранее не поддерживали подобные начинания. Но если путь, избранный Союзом Трех Неизвестных Чечни, старейшины Круга еще могли считать исключением из правил, пытаясь как-то влиять на процесс со стороны, то решение Союза Девяти России явилось ощутимым ударом по всей стройной системе деятельности и политики Круга. Создавался прецедент самовольного выхода Посвященных из Круга Великого Молчания, что было чревато не только утечками опасной информации, но и распадом Круга, вело к дестабилизации всего социума «запрещенной реальности», и без того колеблемого непрекращающейся борьбой за власть.

Встревоженные создавшейся ситуацией Хранители решили обсудить положение дел и впервые за последние три тысячи лет организовали общий Собор Внутреннего Круга, который прошел в самом крупном из скальных дворцов в Национальном парке Меса Верде — Клиф пэлэсе.[23]

На Собор были приглашены координаторы Союзов Неизвестных всех стран, однако прибыли далеко не все. Так, не явился координатор Ичкерии Везирхан Шароев, первым преступивший закон «тихой регуляции» Круга, что говорило о его явном отказе от избранного Кругом пути. Координатор Союза Девяти Бабуу-Сэнгэ все же появился на Соборе, был выслушан и предупрежден, что, впрочем, не изменило ход его мыслей, однако все понимали, что делу Круга нанесен ощутимый удар, способный поколебать его устои. Как будут развиваться события после этого, предсказать не взялся никто, несмотря на владение Посвященными II ступени ясновидением и прогностикой. К тому же весьма сильно мешали Хранителям действия иерархов, затеявших выяснение своих прав и полномочий между собой. Последствия этих разборок не могли не сказаться на слоях-мирах «розы реальностей», в том числе и на колыбели человечества — «запрещенной реальности». Но даже Хранители не все понимали, к чему это может привести, полагая, что все в конце концов успокоится и придет в норму, как уже было много раз на протяжении человеческой истории. Один лишь Матфей, координатор мистерий Посвящения, проживший на Земле более четырех тысяч лет, видел, кем направляется процесс распада Круга, и предпринял кое-какие шаги, могущие в случае удачи изменить соотношение сил добра и зла и предотвратить попытку Монарха Тьмы начать новый эксперимент с биосферой «запрещенной реальности». Потомки Инсектов — люди Монарху перестали быть интересными, их путь — технологический, рациональный, убивающий полет фантазии и духовные поиски — вел в тупик. В настоящее время Аморфу Конкере больше нравилась идея трансформации флоры, скрещения ее с одним из видов фауны, а именно — с рептилиями. После нового Изменения, по расчетам Конкере, в «запрещенной реальности» должна была возникнуть новая форма жизни, более перспективная, устойчивая к непредсказуемым колебаниям «божественной» воли иерархов, отрицающая всякую мораль, свободно меняющая законы жизни.

После всех властных подвижек зашаталось кресло и под главой Федеральной службы безопасности, которого когда-то пригласил в свою команду Краснорыжин. Прикинув свои возможности и вероятные последствия, Панов решил не злить судьбу и подал прошение об отставке. А уже через два дня на его место был назначен президентом Владимир Алексеевич Бондарь, пятидесятилетний генерал-майор, начальник Управления «К» ФСБ, то есть собственно службы контрразведки. Это явилось неприятным ударом по самолюбию начальника Управления «Т» генерала Ельшина, который считал себя преемником Панова и сделал все от него зависящее, чтобы назначили на пост директора его. Однако этого не случилось. А узнай Генрих Герхардович, что помешал ему ближайший помощник Рыков Герман Довлатович, он был бы взбешен еще больше. Пребывая в таком состоянии весь день двадцать седьмого мая, генерал отказался от встречи с Первухиным, продолжавшим настаивать на расследовании факта невозвращения из Чечни его подчиненного, вызвал Ибрагимова и дал ему задание убрать всех свидетелей похода группы перехвата в Чечню.

— Шмеля тоже? — не удивился приказу майор.

— А чем он лучше других? — вызверился генерал. — К тому же у меня возникли подозрения, что он примкнул к враждебной коалиции.

— С чего вы взяли?

— Недавно у него на даче побывали кое-какие гости, а он об этом не сказал ни слова.

— Все равно на основании этого выносить приговор неразумно.

— Что такое, Хасан?! — удивился Ельшин. — Ты не заболел, часом? Из твоих уст слышать подобные речи по меньшей мере странно. Ты Шмеля пожалел? Он что, твой брат, сват, шурин, свояк?

— Нет, — отвел глаза Ибрагимов.

— Вот и выполняй. — Генерал отвернулся (разговор происходил в его рабочем кабинете, только не на Лубянке, а на семнадцатом этаже высотного здания на Сенной площади, принадлежащего «Куполу»). — Заодно подумай, как убрать руководство «Смерша».

— Всех? — лаконично спросил командир «Стикса».

— Ивакина и Дикого в первую очередь, их помощников потом. Кстати, учти, что по твоему следу Первухин запустил какую-то свою особую команду. Она может копнуть и в Чечне, так что готовь своих оперов на акцию. И вот еще что: последи-ка ты за Рыковым. Не нравится мне его активность в последнее время, зачастил он к Бондарю зачем-то.

— Сделаем.

— Иди.

Ибрагимов четко повернулся и вышел.

Ельшин же нарисовал на листе бумаги кружок, написал в центре фамилию «Рыков» и стал пририсовывать к окружности стрелки.