И – гад! – специально по-французски все это произнес, не на фульбе, чтобы, значит, «гнусной сволочи ибо» все понятно было.

Ла-адно, подождите еще! Еще, бог даст, поквитаемся.

Луи специально отвернулся, а потом и вообще встал да пошел себе, насвистывая какую-то прилипчивую мелодию… старую, еще деревенскую, песню, племенную ибо, какую когда-то пела убитая налетчиками фульбе мать. Походил – качало, и оттого закружилась голова, да и вообще, потянуло блевать… наверное, было бы что в желудке, может, и выблевал бы, а так…

Уселся в тени кормовой надстройки, прижался спиною к фальшборту и, сняв с шеи медное распятие-крестик, принялся начищать его об джинсы, старенькие, много раз штопанные, выданные как гуманитарная помощь. Начищал, полировал, думал… Потом достал из специально пришитого к рубахе кармана паспорт… полистал. Хоть и без всяких виз, но документ есть документ, всегда сгодится. Полистал, убрал… и снова задумался…

Нет, вообще, Кано – хороший город, из всех африканских городов – а Луи, когда пробирался в Тунис, видел и нигерские, и алжирские города и даже оазисы в Сахаре – самый лучший, самый красивый, но… но вот места в нем Луи после смерти тетушки, увы, не было. Ведь все жили кланами, а он, получается, пришлый… никто! А раз ты никто, то и звать тебя никак, и никому ты не нужен – лишний человек, лишний рот… а лишние рты бедной Африке не нужны – обуза! И некуда податься – ну вот совсем некуда: даже разгружать чего – попробуй сунься, там уж все меж своими поделено, лучше и не мечтать… Чего только Луи после смерти тетки ни делал! Милостыню просил – тоже, много-то не подадут, а еще и смотри, как бы не попасться на глаза профессиональным нищим – уж точно зарежут, или уведут в джунгли, к колдунам, – а уж те разберут по косточкам, по органам, в буквальном смысле слова разберут – печенка, селезенка, легкие, роговицы – все в черном колдовском деле сгодится! Бывали случаи, Луи сам несколько подобных историй знал… Ужас!

Вот и решил сваливать… Насобирал денежек, так, мелочь, потом как-то повезло – от автовокзала одной богатой женщине (нет, скорее, просто – зажиточной) вещи поднес… потом так и стал около автостанции ошиваться, стараясь не попадаться на глаза местным. Но те, конечно, все равно узнали, подстерегли, избили… хорошо не убили и колдунам не отдали, проявили, можно сказать, гуманизм. А еще хорошо, что все заработанные денежки – что не проел – Луи с собой не носил, припрятал на церковном дворе, у отца Ансельма. Он же, отец Ансельм тоже помог, и очень неплохо помог – посадил в попутный грузовик до Агадеса. Агадес – это уже Нигер, это уже – до Франции – почти полпути… ну, не полпути… пусть треть… четверть… не важно, главное было – первый шаг сделать. Луи и сделал, спасибо отцу Ансельму.

Кюре перекрестил на прощанье, крестик вот подарил, ничего особо желать не стал, лишь улыбнулся: мол, французский ты знаешь, не пропадешь, доберешься. Так и случилось, не пропал…

В Агадесе вот встретился с такими же беженцами из Кот-д'Ивуара, с Мали. Те парни с Берега Слоновой Кости – Аннолез и его братия – почти всю Французскую Африку пересекли, да что там – почти – всю! Кот-д'Ивуар (который Берег Слоновой Кости), Буркина Фасо (которая Верхняя Вольта), Мали (эта как только ни называлась), Алжир… Из Нигера в Алжир беженцы с караваном пошли, с берберами. Верблюды, колючки, скрипящий на зубах песок… а ночи холодные – зуб на зуб не попадал, брр!!! К тому же берберы их не просто так с собой взяли – использовали, можно сказать, заместо рабов – в самом прямом смысле! Парни и тюки какие-то на себе тащили, и прислуживали, и все, что угодно… вплоть до самого, не к столу будь сказанного. Луи – тоже, а куда денешься? Бросят в пустыне – кто там найдет чьи-то кости? А и найдут, так… Человек в Африке – невелика ценность.

Луи держался… трудно было, иногда даже вообще – невозможно, но держался. Слезы глотал пополам с песком и едкой – от костра из верблюжьего помета – сажей, все вспоминал… нет, не мать… отец давно, еще в самом раннем детстве на охоте погиб, а убитую фульбе мать, сестер, братьев и прочих родственников вспоминать было горько. А тут и так несладко, к чему еще и воспоминанья эти? Лучше вот… что там дальше-то, если по Сене, на «Батомуш»? Мост Александра Третьего? Нет – мост Искусств.

– Все сидим? – на палубе показался Алим Кишанди, хозяин судна.

Кто он там был, араб, бербер или вообще еврей, Луи не особенно интересовался. Знал одно – месье Кишанди тот еще выжига! Мало того что он забрал в оплату за «провоз» все, что у несчастных беженцев имелось, так они еще и горбатились на него три месяца подряд, совершенно бесплатно… то есть в счет будущего, конечно же. Жили на портовом складе – развалюхе, снятой для них ушлым контрабандистом в Карфагене, близ рю Виржиль. Древние развалины, не особенно-то и людный порт, невдалеке – за авеню Хабиба Бургиба – одноколейная железнодорожная ветка. Карфаген… Говорят, в древние времена это был жутко знаменитый город, Луи сам об этом читал в школьном учебнике. Да уж, были времена, но они давно прошли, и ныне Карфаген – всего лишь пригород Туниса, правда – с древними развалинами, римскими термами и национальным музеем, что располагался в бывшем соборе Людовика Святого. Луи бы, конечно, хотел туда сходить, но увы, увы… Хозяин требовал работу!

От заката и до рассвета (как в нашумевшем фильме) беженцы ловили и разделывали рыбу – чем больше, тем лучше, Алим Кишанди не упускал случай показать свое недовольство, мол, только по доброте душевной и согласился, рискуя жизнью, переправить «этих бездельников». Ага, по доброте душевной… как же! Вкалывали, как рабы! Не только рыбой занимались, еще и ограду вокруг хозяйского особнячка поправили, а особнячок-то располагался в нехилом таком предместье – Сиди-Бу-Саид – с белыми и голубыми домами. Богатое, можно даже сказать, райское местечко, без всякого автомобильного шума – запрещено! Как и строить дома другого – не белого и не голубого – цвета – тоже. В общем, тот еще хмырь был «почтеннейший негоциант» Алим Кишанди, что уж тут говорить – эксплуатировал дармовый труд на всю катушку.

Правда, похоже, не обманул – вот сейчас вот плыли. На Корсику – было там одно место, и были верные люди… помогали…

– Если вдруг пограничный катер, мы – мирные рыбаки из Бизерты, просто немного сбились с пути, судно-то – старое, – обмахиваясь газетой, инструктировал почтительно столпившихся вокруг беженцев месье Кишанди… Кишанди-реис – так он любил себя называть. – Как подойдем к деревне – я скажу – переправитесь на лодке… а уж там, если попадетесь – ваша вина, вам и отбрехиваться, ясно?

– Ясно, господин реис.

Ну, а что тут еще-то скажешь?

Луи только добавил еще:

– Месье! Газетку оставьте почитать… пожалуйста.

Кишанди-реис прищурился, но газету дал:

– Можешь потом выкинуть или это… по-другому как-нибудь употребить, – захохотав, контрабандист поднялся в рубку.

Вот в этот-то момент судно едва не врезалось в древние суда, схватившиеся в суровой морской битве. Немного одуревшие от вынужденного безделья беженцы смотрели во все глаза.

– Глянь, глянь, чего там!

– Смотри, он ему сейчас башку отрубит!

– А этот вон упал…

– А тот-то! Тот!

– А этот…

– Чего тут такое делается-то, а?

Ну, Аннелез, ну, башка тупая! Сразу видно – Берег Слоновой Кости. Диагноз, можно сказать…

Луи усмехнулся:

– Это – морские разбойники, пираты. Сейчас, дружище Аннелез, они и на нас кинутся, так что спасайся!

– Что, и в самом деле – пираты? – озабоченно переспросил парень.

– Маленький ибо тебя разыгрывает, братец! – обернувшись, с ухмылкой пояснил Нгоно. – Проще говоря – дурит.

– Да я шучу просто!

Дурит… ну, это ж надо так сказать! Сразу видно – фульбе. Сволочь краснокожая.

– Это они, Аннелез, кино снимают.

– Кино? Ах, да… А где же камера?

– Да во-он, на том катере, – Луи показал рукою, и д'ивуарец понятливо закивал:

– Вижу. А чего они нам кулаками машут? Чего мы им сделали-то?