У Бэсс дрожало все: руки, губы, даже голос не подчинялся. Старуха снова рассмеялась:

— Я не причиню боли.

Она смотрела внимательно, Елизавета была не в силах сопротивляться.

— Вас крепко зашили, хорошо. Можете не бояться никаких осмотров, никто не поймет. Я так всем и скажу: принцесса девственница.

Елизавете было не до ее слов, она обессилела от сознания, что смертельная угроза миновала. Принцесса не знала, что это не последняя угроза, но следующая с девственностью связана не будет.

Допрос был идиотским и полным опасностей.

— Ваша хозяйка леди Елизавета родила ребенка…

Молодой прыщавый следователь чувствовал себя хозяином положения. Его тонкие, нервные пальцы разложили какие-то бумаги почти веером и теперь в нетерпении барабанили по столу. Все в этом хлыще кричало: ну, сознавайся же скорее, мне некогда!

Детка, я что, по-твоему, дура, давать признательные показания, подписывая себе смертный приговор? Даже если его вынесут, то без моего участия.

— Если вы скажете правду, вас помилуют.

Ага, спешу и падаю, визжа от восторга!

— Кто вам сказал такую глупость? Вырвите ему язык, а лучше приведите ко мне, я это сделаю сама.

Конечно, несколько грубовато для леди, какой я являлась, зато верно.

Мне очень мешала невозможность сесть, закинув ногу на ногу, в этом корсете не повернуться лишний раз. А еще сигаретку бы в пальчики и изящненько так дымок в потолок… и тогда пусть попробует взять меня голыми руками! Но… даже кресла не было, убогий стул с жестким сиденьем и такой же спинкой. Уроды! Никаких удобств для заключенных. Где соблюдение международных конвенций, спрашивается? А еще говорят, что в Европе хорошие тюрьмы. Посмотрели бы на этот Тауэр, здесь толчок и тот в виде ведра в углу, кстати, даже без крышки!

А может, поинтересоваться у него: «Парниша, закурить не найдется?» — и посмотреть, как отреагирует. Нет, пока не стоит, я не знаю, в чем меня обвиняют и какие у них доказательства, потому буду сидеть на жестком стуле и вести себя прилично по местным меркам.

— Горничные леди Елизаветы начали давать признательные показания.

Я просто вытаращила глаза:

— Горничные Ее Высочества сказали, что они видели, как принцесса родила ребенка?!

Я намеренно подчеркнула статус Елизаветы. А вот шиш ты из меня что вытянешь! Никаких горничных там не было. Никто, кроме меня и той служанки, ничего не видел, но если он ее не назвал, значит, ничего у них на Елизавету нет. Только бы сама Бэсс по глупости не начала каяться… Интересно, она помнит, что она снова девственница? Хорошо бы, это сильный козырь против всяких обвинений.

Ага, смутился?! Лучшая оборона — это наступление. Вперед, Катюш, не то действительно можно оставить свою башку в Тауэре. Вдруг мелькнула мысль, что об этом сказала сама королева. Но той нет в живых, можно расслабиться.

— Так кто посмел обвинить в этом сестру короля?!

— Поосторожнее, леди, против вашей хозяйки выдвинуты слишком серьезные обвинения.

Смущение заметно, но что-то у них все же есть, если вот так допрашивают… Пока не узнаю, что именно, я его отсюда не выпущу, и плевать, что это он меня допрашивает, а не я его. Я вперилась взглядом в лицо своего мучителя:

— Меня-то вы в чем обвиняете?!

— Вас обвиняют в пособничестве связи леди Елизаветы и лорда Сеймура, а также его намерениям жениться на леди Елизавете.

Только немалый студенческий опыт помог мне не выдать истинных мыслей. Я вытаращилась на допрашивающего так, словно увидела бегемота в соломенной шляпке с цветочками, малиновом пиджаке и зеленых штанах, играющего на рояле.

— Что?!

Со смехом откинулась на жесткую спинку стула. Это позволяло прийти в себя. Помогло, вопросы от преподавателей на экзаменах бывали и похуже, а нести бред надо, не задумываясь и честно-честно глядя в глаза, словно бред не из-за незнания, а лишь результат добросовестного заблуждения.

Произвело впечатление, следователь чуть смутился. Не знаю, что у него там за должность, я назвала его так. Во дурак, ну разве так меня надо допрашивать? Мне нельзя давать и мгновения раздумий и все время смотреть в глаза, а уж показывать собственное смущение значит заранее расписываться в поражении. Однако надо осторожнее, вдруг он тоже играет?

Я постаралась вложить в голос как можно больше ехидства, и это явно удалось:

— Конечно, лорд Сеймур мог намереваться сделать что угодно, за его намерения я не отвечаю, но связь?! Ее Высочество жила все время на виду у покойной королевы, его супруги, а потом уехала в Чешант.

— Кстати, почему леди уехала?

— Какую леди вы имеете в виду? Ее Высочество? Так и называйте, принцессу еще не лишили ее статуса? Уехала, потому что была больна, а королева очень боялась за свою беременность.

Он еще долго пытался меня на чем-то подловить, но не удавалось, и вдруг…

— Почему леди Елизавета уехала тайно ночью и почему в Чешант?

— Повторяю: королева узнала о болезни и поспешила отправить падчерицу, опасаясь заражения. У Ее Высочества была сильная лихорадка. Это могут подтвердить даже в гостинице, где мы пробыли несколько дней… А почему в Чешант? Вопрос не ко мне, мы исполняли волю Ее Величества.

Он кивнул:

— Уже подтвердили… А еще то, что там у леди случился выкидыш…

Как у Штирлица: «А вот это провал… и наши даже не будут знать, где мне отрубили голову». Не знаю, что отразилось у меня на лице, но работавший со скоростью хорошего процессора мозг нашел-таки решение.

— Кто вам это сказал, слуги? Все верно, выкидыш был, только не у Бэсс, а у меня.

Успела произнести раньше, чем сообразить, что говорю, вот он, студенческий опыт!

Следователь обомлел, такого он явно не ожидал. А я продолжила наступление:

— И я вовсе не желала, чтобы кто-то об этом знал, а если слуги болтливы, то бог им судья.

— Почему вы не желали?

Он растерялся совсем, этого было достаточно.

— Потому что мой муж не знал о ребенке. Вам рассказать, как это бывает, и назвать имя виновника моей трагедии?

Если прижмут, назову Парри, и пусть Серега попробует отказаться от такой чести!

— А Ее Высочество девственница. Не нужно объяснять, что у девственниц не бывает таких проблем?

Я перла на него, как танк. В конце концов, кроме меня и Елизаветы, никто ничего не знает, а если служанка проболталась, тем хуже для нее, выберусь отсюда — убью! Только бы сама Елизавета не созналась с перепугу. А даже если и сознается, я буду твердо стоять на своем: выкидыш был у меня, а Елизавета меня выгораживает ценой собственного позора! Да, вот такая она благородная…

И наконец, он раскололся:

— Это лорд Сеймур заявил о беременности леди Елизаветы и своем намерении на ней жениться.

Кажется, мой хохот поднял на крыло всех воронов Тауэра. Еще пара допросов, и вороны либо в гневе покинут пределы тюрьмы, либо вовсе перемрут с перепугу. Вот теперь я точно знала, кого убью, выйдя из Тауэра! Нет, я его сначала кастрирую, а потом буду душить долго и с удовольствием, наблюдая, как вывалится язык, произнесший такое. И никто меня, как бульдога от жертвы, от горла этого гада оторвать не сможет.

— Лорд Сеймур, конечно, мужчина видный, — чуть не ляпнула «клевый», — но с таким же успехом он мог заявлять, что обрюхатил королеву Франции, находясь при этом в Лондоне! За одно такое оскорбление сестры короля его следовало бы казнить!

— Его и так казнят… — пробурчал следователь. И вдруг вскинул на меня глаза: — У вас, леди, действительно был выкидыш?

О, леди назвал, уже легче… Мои глаза нагло уставились в его:

— Проверять будем?

Следователь почти замахал руками:

— Что вы, что вы! Я верю!

Попробовал бы не поверить! Он даже не знает, чего избежал таким поспешным согласием, потому что иначе я заставила бы его под диктовку подробно записывать показания о том, как это происходило. О! Какие бы ему пришлось выслушать подробности! Никакой краски на роже не хватило.