— Трибун! Трибун! Арестованный сбежал! Кукулл задушил одного охранника, другого ударил так, что он все еще лежит без сознания.

— Куда он побежал?

— Никто не знает, вероятно, на запад, чтобы спрятаться в сосновом лесу.

Сабин покачал головой.

— На этом острове у него нет ни малейшей возможности скрыться. Дайте знать людям в гавани. Он или попадется на воровстве еды, или одумается и сдастся сам.

Между тем его обступили легионеры, и один из них сказал:

— Думаю, у Кукулла вообще отсутствуют мозги.

Другой предложил:

— Мы должны разбиться на группы по четыре человека и прочесать остров. Далеко он не мог уйти.

— Добровольцы есть? — с ухмылкой спросил Сабин.

Все опустили головы, переступая с ноги на ногу. Наконец пятеро подняли руки.

— Нет, я не стану рисковать вашими жизнями. Кто знает, на что способен этот сумасшедший в приступе бешенства. Мы не на войне и должны быть осторожнее. Выставьте двойную охрану и, если что-то заметите, сразу докладывайте мне.

Солдаты давно отвыкли от человеческого обращения и от того, чтобы начальников заботили их жизни, поэтому трибун своим решением удивил их, пробудил к себе симпатию.

Сабин наскоро принял ванну, вооружился копьем и мечом и вместе с Руфом отправился к дому Ливиллы, чтобы рассказать о случившемся. Обескураженные охранники стояли перед дверями и, дрожа от страха, сообщили, что Кукулл проник в дом и теперь ждет там трибуна.

— Во имя Марса! Но почему же вы не схватили его? — заорал Сабин.

— Но… но… но он там крепко засел и…

— Трусы проклятые! — выругался Сабин и распахнул дверь.

Кукулл уютно устроился за столом: короткий меч в правой руке, кинжал в левой. Ливилла и Миртия стояли у окна, вероятно, он приказал им следить за дорогой. Декурион медленно выпрямился, и Сабин только сейчас со всей ясностью увидел, насколько здоровым и сильным он был.

— Я ждал тебя, трибун, чтобы хорошенько рассчитаться. Ты можешь добровольно сложить оружие, и я доставлю тебя, как арестованного, в Рим с докладом о твоем предательстве. Пусть император решает, что с тобой делать.

— О чем ты говоришь? Ты убил одного из своих людей, двух других смертельно ранил… и хочешь меня… Похоже, пьянство лишило тебя рассудка. Сложи оружие и отправляйся обратно в подвал. Это мой приказ трибуна!

Кукулл угрожающе рассмеялся.

— Может, ты и трибун, но у меня есть поручение следить за тобой, и то, что я увидел и услышал, в Риме вызовет немалый интерес.

Ливилла вопросительно посмотрела на Сабина, и в глазах ее читался вопрос: «Может ли этот человек быть для нас опасным?»

«Да, — подумал он, — еще как. Кукулла нельзя отпускать с острова живым».

— Ты несешь чушь, Кукулл, и знаешь это. Чтобы задержать меня здесь, ты придумываешь истории, но ты не на того напал. Положи меч и кинжал на пол и дай охране отвести тебя обратно.

Сабин увидел, как здоровый глаз Кукулла вспыхнул бешеной злобой, и в тот же момент декурион накинулся на него. Он попытался защититься копьем, но Кукулл ударом меча разрубил бы его на куски. Сабин бросился за дверь, подальше от дома, к скалам.

Руф прокричал ему, убегая в сторону казармы:

— Я позову подкрепление!

Сабин надеялся, что усиливающийся дождь создаст больше проблем одноглазому, чем ему. Тяжело дыша, Кукулл преследовал его огромными шагами, и Сабин понял, что не дождь, а бешеная злоба и неудержимая ненависть декуриона должны стать его помощниками. Если уж выражение «слепой от злобы» и подходило какому-нибудь человеку, то в первую очередь Кукуллу. С неистовой мощью он накинулся на Сабина, размахивая мечом, но его удару не хватало техники, поскольку он думал только о том, чтобы убить врага, не задумываясь, как к нему подойти. И снова пригодилась Сабину суровая школа друга Хереи; он играючи парировал едва ли прицельные удары противника, отступая при этом шаг за шагом к отвесным скалам. И тут Сабин оступился, допустил мельчайшую ошибку. Тотчас же меч Кукулла рассек его правое плечо, но он не почувствовал боли, концентрируясь на движениях напирающей молотильной машины. Кукулл все еще держал в левой руке кинжал, и Сабину удалось выбить его. Случайно ли тот нагнулся за кинжалом? В борьбе на мечах он не давал ему никаких преимуществ, но Сабин воспользовался моментом и нанес глубокий удар в его левое плечо.

Кукулл взвыл, уронил кинжал и набросился, как безумный, на трибуна. Тот отпрыгнул с быстротой молнии в сторону, воткнув меч в неприкрытое левое бедро противника. Кукулл упал, но оружие не выронил, попытался выпрямиться снова. Тут послышались голоса и топот ног бегущих на помощь, но Сабин крикнул так громко, насколько хватало сил:

— Не подходите! Я справлюсь сам!

Кукуллу удалось подняться на ноги, но по его левому бедру кровь текла ручьем, и Сабин загнал его туда, куда хотел, — на край обрыва. Из-за сильной потери крови правая нога декуриона подгибалась, и ему пришлось опереться на меч. Сабин использовал шанс, выбив оружие из рук великана. Кукулл рухнул, оглядываясь в поисках меча, но тот съехал по камням и со звоном полетел вниз.

— Сдавайся, Кукулл!

Тот еще раз приподнялся, бросил пристальный взгляд на Сабина, на стоящих за ним людей, медленно перевернулся, встал на четвереньки, как большой тяжелый жук, подполз к краю скалы и скатился вниз, в пропасть.

Сабин повернулся к промокшим под дождем легионерам.

— Кто хочет, может спуститься вниз и, если есть необходимость, добить его. Принесите потом его труп к казарме, я подойду туда позже.

Перед домом Ливиллы не было охраны, похоже, происшедшее заставило солдат забыть, зачем они находились на острове.

— Он мертв? — встретили его вопросом.

— Похоже, опасности он больше не представляет.

Ливилла подошла ближе.

— Да ты в крови! — Она подтащила его к окну и осторожно приподняла рукав. — Вы дрались?

Сабин кивнул.

— Рана неглубокая, но проходит от локтя почти до кисти руки. Миртия, принеси что-нибудь для перевязки!

Он подошел к двери.

— Юная девственница спасает раненого героя, так? Нет, уж слишком банально — ты не юная девственница, а я не герой. Если бы Кукулл немного думал головой, я бы сейчас лежал под дождем, а так его погубила собственная злоба. В казарме обо мне позаботятся, и завтра я навещу тебя снова.

Ливилла смотрела на него с насмешливой улыбкой, как смотрят женщины на упрямых мужчин.

— Как хочешь, Сабин. Но все же юная девственница благодарит героя за чудесное спасение. Собственно, я должна тебе со вчерашнего дня дать ответ. Я верю тебе, Сабин, в душе доверяла уже с самого начала, но в моем положении без осторожности нельзя. Ты же знаешь, как непрочно сидит моя голова, ведь однажды Калигула наверняка придет к выводу, что самая лучшая сестра — мертвая сестра. Пусть теперь о тебе позаботятся, поговорим обо всем завтра.

Он кивнул и вышел под дождь, где его ждал насквозь промокший Руф. Сабин распорядился:

— Передай, чтобы снова выставили охрану, а потом пойди обсохни!

Префект преторианцев Аррециний Клеменс долго размышлял, стоит ли посвящать трибуна Кассия Херею в тайные планы заговорщиков, пока однажды сам не стал свидетелем очередной жестокой насмешки Калигулы.

Тогда он улучил удобный момент и отвел подчиненного в сторону.

— Здесь никто не слышит, трибун, но сначала спокойно оглянись по сторонам! Осторожность сегодня не помешает, и то, что я хочу сказать тебе, лучше скажу без свидетелей.

Херея не двигался и смотрел на него отсутствующим взглядом.

— Префект?

— Сначала сядь, не упрямься, я пришел к тебе с просьбой. Позавчера я снова слышал и видел, как император обходится с тобой, и представил себе, что ты при этом должен чувствовать.

Херея поднял на него глаза.

— Вот как? Сразу сумел представить? А когда я год назад жаловался, ты сказал, что император просто шутит, что он молод и еще изменится. Откуда вдруг взялось сочувствие, префект?