— А что делать? Николай Григорьевич только и спасал край «партизанскими» методами. Цены на рынке держал под контролем. Не позволял драть с жителей «три шкуры».
Каждому было что вспоминать. Дела, дела… Даже наши жены давно привыкли к тому, что мы только о производстве и говорим. Спохватившись, мы уселись за стол.
Утром следующего дня Воробьев и Качанов поехали в Пицунду, где в то время отдыхал Хрущёв.
А. И. Качанов потом рассказывал мне:
— Хрущёву доложили: «Приехали, мол, Качанов и Воробьев, привезли индюшат», а он никак не принимает. Два часа сидели на первом этаже особняка, все ждали приема, не зная, что и подумать. А когда Хрущёв спустился вниз, он не пожал руки ни мне, ни Воробьеву. Туча тучей, смотрит на нас:
— Где вы вчера были?
— Были в Сочи у Игнатова. Он пригласил нас на ужин в связи с отъездом.
— А кто был ещё?
— Ну кто? Сам Игнатов, Байбаков…
— А — а-а, тогда всё ясно. Ну, что там болтали обо мне?
— Мы ничего не говорили там о Вас, Никита Сергеевич.
— Увиливаете. Проваливайте к черту!
…С Николаем Григорьевичем Игнатовым мы встречались нечасто. В последний раз видел его за два года до сочинской встречи. Он, как Председатель Российского Верховного Совета, приехал в Краснодар вручить правительственные награды. Его тогда очень интересовало, сколько получили кубанцы на трудодень. Обычно люди такого ранга не спрашивали о таких «пустяках». Я ответил — и это его обрадовало. Удивило его и то, что мы за короткий срок построили 13 сахарных заводов. Чувствовалось, что это не «дежурные» вопросы, а глубоко волнующие Игнатова, так как беседа была частной, на даче за столом для гостей. И я, «вдохновленный его вниманием», рассказал ему о том, как мы построили в Новороссийске нефтяной причал, что Афипский газобензиновый завод сооружается с большими трудностями: не хватает средств и материалов, Игнатов обещал помочь (и помог!).
Больше мы с ним не виделись, но я сохранил навсегда к нему симпатию за прямоту, за отзывчивость и умение держать слово.
Потом, гораздо позже, я узнал, что Хрущёв на основании каких‑то известных ему «слухов и сведений, полученных от коменданта санатория «Россия», где отдыхал Игнатов, распорядился начать против нас следствие. Как‑то не верилось мне в такую мелочную злобность. Ведь Хрущёв казался мне широкой натурой. Да и тот факт, что он разоблачил на XX съезде «подозрительность» Сталина, должен был свидетельствовать о том, что сам Хрущев осуждает подобное, как и всяческие доносы. Так я думал…
Однако все оказалось иначе. В публикации «Огонька» (№№ 40–43 за 1988 год) «Пенсионер всесоюзного значения» сын Хрущёва Сергей подробно описывает, как бывший на чальник охраны Игнатова Голюков звонил на квартиру Хрущева и, попав на сына, заявил: «Мне стало известно, что против Никиты Сергеевича готовится заговор!.. О заговоре мне стало известно из разговоров Игнатова. В него вовлечен широкий круг людей».
И вот во время беседы в автомобиле Сергея Хрущева Голюков информирует его о встрече в Краснодаре: «Вечером того же дня приехали Байбаков, Качанов, Чуркин и другие руководители…».
…Как выяснилось позже, не Игнатов и Шелепин были основными фигурами, устранившими Хрущева от власти, а Брежнев и Подгорный — люди ближайшего его окружения, друзья, бывавшие у него дома как свои. Поддакивающие «первому» соратники толкали его на неверные шаги, оставаясь при этом в тени».
…Завершить повествование о Николае Григорьевиче Игнатове мне хочется словами его сына, которые звучали на этих страницах. Напомню, Л. Н.Игнатов писал, как мне кажется, сообразуясь с одной — единственной целью: напомнить о том, что совершили наши предшественники, помнить и по достоинству оценить сделанное ими.
«Прошло 40 лет, — Л. Н.Игнатов писал эти слова в 1991 году. — Я снова на Кубани — в Краснодаре, в поселке Гидростроителей. Там в память о бывшем первом секретаре названа улица именем Игнатова. Замечательный новый район, прекрасные современные дома недалеко от Старой Кубани. Иду по этой улице, где живут новые люди, труженики города Краснодара. Спрашиваю: «В честь кого названа эта новая красивая улица?» Кто‑то отвечает, что в честь какого‑то болгарского революционера, кто‑то говорит, что в честь писателя Кубани, а кто‑то просто не знает. И меня берет оторопь, как же так? Нам вдалбливают в голову со школьной скамьи жизнеописания царей, художников, артистов, писателей, военачальников, и в то же время мы не знаем, кто же боролся за советскую власть на нашей земле, кто верой и правдой всю жизнь служил трудовому народу и отдал за это свою жизнь…»
СУСЛОВ
Когда человека бранят, это обычно означает, что он обладает явно выраженным характером. Глупцов и безличных людей обходят молчанием.
Трайон Эдвардс
1
Поговаривают, что уходя с поста первого секретаря Краснодарского крайкома партии на ещё высшую партийную должность (Н. Г.Игнатов в 1952 году был избран секретарем ЦК КПСС) и подыскивая себе замену, Николай Григорьевич выбор свой остановил на кандидатуре бывшего заведующего сельскохозяйственным отделом, а затем второго секретаря Краснодарского крайкома ВКП(б) Виктора Максимовича Суслова. Выбор якобы был предопределен двумя немаловажными факторами: абсолютной преданностью Суслова своему патрону Игнатову и слабостью Суслова как организатора. Мол, Игнатов не без умысла рекомендовал Суслова на эту высокую, но непосильную для него должность. Отсюда и печальные последствия: в конце февраля 1957 года на V пленуме краевого комитета КПСС, повестка которого соответствовала духу времени после прошедшего в феврале 1956 года XX съезда КПСС: «О состоянии животноводства в колхозах и совхозах края и задачи партийных организаций», Суслов был «единогласно» освобожден от обязанностей первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС.
Основания к существованию подобной версии имеются: партийные руководители время от времени прибегали к подобной практике «подбора и расстановки» кадров, оставляя за собой право быть востребованными в людской памяти. Однако, изучив стиль работы, зная честность и твёрдый характер Игнатова (и не имея документального подтверждения этой версии), отвергаю её как несостоятельную и провокационную.
Но давайте возвратимся к событиям февраля 1957 года,
когда на пленуме стоял вопрос об освобождении Суслова от должности первого секретаря крайкома партии.
Невеселыми были лица участников закончившегося пленума. Только что они единогласно проголосовали за освобождение от должности первого секретаря Краснодарского краевого комитета партии Виктора Максимовича Суслова. Именно к обсуждению и решению этого вопроса была сведена работа членов крайкома. Критикой, переходящей порой в открытые обвинения, были наполнены все выступления, включая и доклад по повестке дня. Много вопросов было у присутствующих на пленуме коммунистов, но на большинство не было ответов. Не было ответа и на главный вопрос: «В чем же конкретная вина этого партийного руководителя?»
Долгие годы в нашей печати никаких публикаций, касающихся периода работы В. М. Суслова первым секретарем Краснодарского краевого комитета КПСС, не появлялось. В личном деле, находящемся в фондах бывшего партийного архива Краснодарского края, сохранились только листок по учету кадров, автобиография и две справки ЦК КПСС. И еще фотография. Умное, с правильными чертами лицо, целеустремленный взгляд и значок депутата Верховного Совета СССР на лацкане пиджака.
Кто же он, бывший руководитель партийной организации Кубани, каков его вклад в развитие нашего края и каковы истинные причины его ухода? Пришла пора ответить на вопросы, время от времени возникающие в среде бывших партийных, советских, профсоюзных, комсомольских работников тех лет, да и среди народа.
Виктор Максимович Суслов родился 8 ноября 1910 года в селе Новоромановском Буденновского района Ставропольского края в семье крестьянина — бедняка. Семья рано осталась без кормильца, и в 9 лет Витя Суслов вынужден был идти работать по найму к местному кулаку. В 1923–1925 годах он на службе в сельском исполкоме на должности рассыльного — переписчика. В 1924 году по призыву вступает в ряды Коммунистического Союза Молодежи, активно участвуя в жизни местной комсомольской ячейки. Выполняя ленинские заветы, Виктор поступает в сельскохозяйственную школу села Прасковея. Но тяжелое положение семьи вынуждает его оставить учебу и вновь устроиться на работу. Однако страсть к учебе берет верх. После коротких сборов комсомолец Суслов на шесть лет покидает родные места.