Впоследствии Горбачёв с болью в сердце узнает о том, что в ночь с 16 на 17 июля 1978 года Фёдор Давыдович Кулаков, как сообщило ТАСС, «скончался от острой сердечной недостаточности с внезапной остановкой сердца». Одновременно КГБ распространил слухи, что крестьянский сын Фёдор Кулаков после неудачной попытки захватить власть перерезал себе на античный манер вены.
Люди, близко знавшие Кулакова, опровергали оба сообщения, утверждая, что он был здоров, как бык, не знал, что такое головная боль либо простуда, был неисправимым оптимистом. Детальный и одновременно путаный отчет специальной медицинской комиссии во главе с главным кремлевским врачом Евгением Чазовым вызвал еще большие подозрения, которые были косвенно подтверждены тем фактом, что ни Брежнев, ни Косыгин, ни Суслов, ни Черненко не явились на похороны своего коллеги по Политбюро. Случай — беспрецедентный в разработанном до мелочей церемониале похорон на Красной площади!
Горбачеву повезло с вотчиной, которая досталась ему в партийное владение, ибо хотя все административные единицы в СССР теоретически равны между собой, но некоторые, как сказал бы Оруэлл, «равнее». В частности, далеко не во всех из них имелись лечебницы для высшей партийной элиты.
В одну из них, «Красные камни» под Кисловодском, и зачастил Юрий Владимирович Андропов, чтобы подлечить почки и диабет, а отчасти из ностальгических чувств: санаторий находился в нескольких десятках километров южнее станции «Нагутская», где будущий шеф КГБ и Генеральный секретарь родился 15 июня 1914 года. (Казачья станица Привольная, где спустя 17 лет родился Горбачев, расположена на северо — запад от Кисловодска).
Андропов жил в уединенном коттедже (фактически навсегда закрепленной за ним казенной даче) и ни с кем не общался, если не считать регулярно приезжающих к нему из Москвы сотрудников организации, которую он возглавлял. Его пребывание в «Красных камнях» было окутано тайной и вызывало острое любопытство у других отдыхающих, которое никак, однако, не могло быть удовлетворено, ибо его дача днем и ночью охранялась переодетыми агентами КГБ. Единственный, для кого Андропов делал исключение, был Горбачёв. Его машину со ставропольским номером охрана таинственной дачи пропускала беспрепятственно. Однажды небольшой кортеж автомобилей, включая один ставропольский, отправился в сторону станции «Нагутская». Это гостеприимный хозяин здешних мест устроил своему высокопоставленному земляку сентиментальное путешествие. Неизвестно, удалось ли тогда Андропову обрести, как сказал бы Марсель Пруст, «1етрз регйи» или хотя бы испытать несколько приятных мгновений, связанных с детскими воспоминаниями.
Вскоре, однако, укромная дача в «Красных камнях» из лечебно — лирического места превращается в плацдарм, с которого Андропов начинает свой крестовый поход против коррупции.
При умирающем Андропове Романов и Горбачев были единственными претендентами на пост руководителя партии, а значит, и страны. Оба — секретари ЦК, оба сравнительно молоды (хотя и с разницей в 8 лет). Судьба свела их в совершенно искусственную, фальшивую пару по сугубо внешним анкетным признакам: ведомственным, возрастным, социальным и национальным. На самом деле они соперничали друг с другом, как Гладстон и Дизраэли либо, если брать советскую аналогию, как Сталин и Троцкий при умирающем
Ленине. И политическая жизнь в Кремле — сначала тайно при умирающем Андропове, а потом все более открыто при умирающем Черненко — приняла постепенно характер отчаянной борьбы между Романовым и Горбачевым. В разные периоды этой борьбы в неё вовлекались и другие члены кремлевской элиты: кто на стороне Романова, а кто — Горбачева.
О чем думал Андропов, давая им параллельные, равные посты и уже тем самым невольно противопоставляя?
У него было такое ограниченное число своих людей в Кремле, когда он пришёл к власти, и он так остро нуждался в сторонниках своего курса, что в срочном порядке вызывал в столицу тех, кто успел доказать свою эффективность на местах. Например, Виталия Ивановича Воротникова, который прошел, как писали «доброжелатели», железной метлой по остаткам медуновской команды в Краснодарском крае; Гейдара Алиевича Алиева, который провел в Азербайджане такую жестокую борьбу с коррупцией, что смертный приговор за экономические преступления стал там обыденным явлением; Егора Кузьмича Лигачева — из Томска и наконец Григория Васильевича Романова — из Ленинграда.
3
Если Горбачёв благодаря своему покладистому характеру и искусному приспособленчеству был всеобщим любимцем в Политбюро, хотя некоторые члены и догадывались о его роли в «медуновском деле», то Романов, напротив, многих смущал своей резкостью и жестокостью. Даже тех, кто признавал за ним его деловые качества: организационные способности, работоспособность, одинаковую требовательность к себе и к другим, верность сталинским принципам управления империей, которые в период правления Андропова приобрели особую популярность как в самом Кремле, так и в «Посаде».
Такова ирония судьбы: смерть Кулакова помогла Горбачеву больше, чем его покровительство. В Кремле освободилось то единственное место, на которое Горбачев с его узкой специализацией мог претендовать: пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству. В тесный и замкнутый круг кремлевской элиты, редко доходящей до дюжины лиц, Михаил Горбачев попал благодаря не собственным интригам, а чужим — своего нового патрона Юрия Владимировича Андропова. Именно Андропов устроил Горбачеву встречу с Брежневым на же лезнодорожной станции «Минеральные Воды». Здесь в келейном порядке и было все решено.
Что же до сельского хозяйства, то именно со следующего, после переезда Горбачева в Москву, года в России начинается беспрерывная полоса катастрофических неурожаев, сравнимая разве что с предсказанными библейским Иосифом семью неурожайными годами в земле Фараоновой. Однако эта удручающая картина сельскохозяйственного краха СССР, которая поставила бы крест на карьере любого другого аграрного супервизора империи (как это и случалось неоднократно в прошлом с предшественниками Горбачева), на его политической репутации не оставила и царапинки и нисколько не помешала его стремительному восхождению по кремлевским ступеням. Еще одно свидетельство, насколько тайные интриги в Кремле важнее явных успехов либо провалов в правлении и экономике.
Осенью 1984 года борьба вступила в решающую стадию. В начале сентября Григорий Романов отправился в Эфиопию, однако вовсе не для того, чтобы спасти её несчастный народ от голодной смерти, но чтобы присутствовать в Аддис-Абебе на съезде только что учрежденной там коммунистической партии. Это официально. А неофициально — чтобы с помощью оружия и советников укрепить тамошний просоветский режим. На этот раз Горбачев уже не провожал и не встречал Романова, как позже не провожал и не встречал Романов Горбачева во время его поездок в Венгрию и Англию: дипломатическое перемирие между ними кончилось.
Напомним, что многие радикальные сдвиги в советском руководстве происходили именно в отсутствие в Кремле некоторых его обитателей. Заговор против Берии возник, когда тот был в Восточной Греции; Хрущев снял маршала Жукова с поста министра обороны, пока тот охотился с маршалом Тито на югославском острове Бриони в Адриатическом море, а самого Хрущева сняли во время его отдыха в Пицунде.
Так произошло и на этот раз. Пока Григорий Романов находился в Эфиопии, был снят его сторонник маршал Огарков, начальник Генштаба, а де — факто министр обороны при старом и больном Дмитрии Устинове.
Романову удалось еще больше усилить свои позиции благодаря отсутствию Горбачева в решающий момент борьбы за власть, когда в связи со смертью министра обороны Дмитрия Фёдоровича Устинова и ухудшением здоровья Константина Устиновича Черненко политический баланс в Кремле был нарушен. Узнав о последних московских событиях, Горбачев прервал свой визит в Англии и немедленно вылетел в столицу.
Председателем траурной комиссии был объявлен Григорий Васильевич Романов. В отсутствие тяжело больного Черненко он возглавлял процессию членов Политбюро на всех траурных церемониях и стоял во главе их на ленинском Мавзолее. Все отечественные радио- и телестанции больше часа вели прямую трансляцию с Красной площади, а газеты отвели этой церемонии свои первые страницы, подчеркивая ведущую роль Романова, словно всё это было устроено специально в честь его политического бенефиса.
