Вот так коротали они время, пока ситуация для британского оружия менялась от плохой до ужасной. Сэр Джон Джервис ушел из Средиземного моря, а адмирал Морар де Галле[22] отплыл из Бреста с экспедиционным корпусом для Ирландии. То, что ему не удалось высадить там закаленные в боях войска генерала Гоша,[23] было исключительно везением, совершенно не заслуженным англичанами. Разразившийся в Рождество 1796 юго-западный шторм, сделавший десант невозможным, заставил ирландского патриота Уолфа Тоуна[24] усомниться в провидении божьем. Тем временем британский флот, находящийся в неумелых руках лорда Бридпорта и сэра Джона Колпойза, страдал от падающего боевого духа офицеров и растущего недовольства нижних чинов.

В очередной раз только фрегатам удавалось немного обновить увядшие лавры Британии. Но дорогой ценой. Пеллью, командовавший теперь «Индефатигеблом» и шедший в компании «Амазона» из-под Бреста, заметил и атаковал линейный корабль «Друа де Ломм», возвращающийся от Ирландии. В условиях шторма и близости под ветром берега, Пеллью вынудил «француза» выброситься на скалы. «Индефатигебл» спасся исключительно благодаря непревзойденному мастерству экипажа, тогда как «Амазон» не справился и тоже погиб.

Но в Северном море эскадре адмирала Дункана не удавалось вырвать у врага даже такую пиррову победу. Устроив свою штаб-квартиру в Ярмуте, где он мог находиться на постоянной семафорной связи с Лондоном, Дункан держал свои фрегаты у Текселя, а куттеры – настолько близко от Хаакгрондена, насколько позволяла отвага их командиров-лейтенантов. Эскадра Дункана представляла собой жалкое сборище старых кораблей, по большей части шестидесятичетырехпушечных, не превышающих третьего класса. Флаг адмирал держал на корабле, носящем весьма уместное название «Венерэбл».[25]

Нидерландцы под командованием вице-адмирала де Винтера, представляли собой темную лошадку. Воспоминания о яростных голландцах времен короля Карла[26] еще были живы, и их не затмевало позорное событие, когда бригада французской кавалерии, совершившая марш-бросок по льду, пленила неподвижные корабли Нидерландов. Эта страна, наряду с Испанией, оказалась теперь союзником Франции, но в отличие них уже давно была республикой. Республиканизм, как уяснил Дринкуотер, стремительно шагал за Рейн, а новая попытка объединенного франко-голландского флота совершить экспедицию к Ирландии уже маячила неизбежной перспективой, еще более пугающей благодаря неспокойной ситуации на острове.

Затем, когда холодная погода сменилась обещающей весну оттепелью, пришли вести другого рода. Сперва это сражение назвали победой в день св. Валентина, потом за ним закрепилось название битвы при мысе Сент-Винсент. Джервис получил титул графа, а одаренный и непредсказуемый капитан Нельсон, нарушивший строй линии, чтобы предотвратить бегство испанского авангарда, был удостоен рыцарского звания.

Чувство триумфа охватило переполненную каютку Гриффитса, когда тот вслух читал засаленный экземпляр «Газетт», с большим опозданием добравшийся до куттера на его позиции в Шульпен-Гат. Тогда же Дринкуотер получил неожиданное письмо.

«ДорогойНатаниэль,

Полагаю, ты слышал новость о том, как Старый Дуб одержал победу в день святого Валентина, но наверняка будешь изумлен, узнав, что там не обошлось без участия одного твоего приятеля. Мы знатно всыпали донам, хотя я, командуя батареей тридцатидвухфунтовых на «Виктори» (на который меня перевели в конце ноября), видел немного. Тебе стоило побывать там, Нат! Боже, что за великолепное зрелище этот эскадренный бой! Как завидую я твоему участию в деле Родни в восьмидесятом, и как ты, должно быть, завидуешь сейчас нам! Наши парни проявили себя отлично, и знатно исколошматили «Сальвадор дель Мундо». Доны дрались лучше, чем я от них ожидал, и задали нам умеренно жаркую работенку…»

Да, Дринкуотер завидовал. Завидовал и в немалой степени потешался над смесью ребяческого восторга и холодной флотской формальности, сквозившей в письме Ричарда Уайта. Последней там хватало, особенно в значимой фразе «сэр Джон проявил любезность, отметив мое поведение». Натаниэль одернул себя. Он рад за Уайта, как рад и тому, что его старый приятель, явно быстро идущий в гору, не гнушается поддерживать дружбу с ничтожным помощником штурмана с задрипанного куттера, отправляя ему такое пространное письмо. Поэтому Дринкуотер радовался за него, празднуя победу. Похоже, фортуна повернулась лицом к английскому оружию, и флот напомнил старым своим врагам, что раненый лев еще не повержен.

Одним апрельским утром «Кестрел» обогнул банку Скроби-сэндз и вошел на рейд Ярмута, держа на мачте сигнал, что имеет донесения. Бросив якорь недалеко от «Венерэбла», куттер отсалютовал синему флагу, развевающемуся на грот-мачте флагмана. В следующую минуту шлюпка с лейтенантом Гриффитсом на корме уже мчалась по воде.

Когда Гриффитс передал донесения с блокирующих Тексель фрегатов и вернулся, он созвал всех офицеров в свою каюту.

Дринкуотер, надзиравший за подъемом гички на борт, пришел последним.  Прикрывая за собой дверь, он ощутил гнетущую атмосферу ожидания, а усевшись понял, что порождена она суровым блеском в глазах Гриффитса.

- Джентльмены, - произнес капитан глубоким чистым голосом. – Джентльмены, флот Канала в Спитхеде находится в состоянии мятежа!

— Послушайте этих ублюдков! – произнес Джессуп, когда команда «Кестрела» побросала работу, чтобы поворотиться к переполненной якорной стоянке. Вопли, похоже, доносились с «Лайона», и по группе стоявших на баке матросов пронесся возбужденный шепоток, некоторые повернулись, неприязненно поглядев на стоявших на юте Джессупа, Дринкуотера и Трэвеллера.

Рейд Ярмута кипел: между заякоренными кораблями кишели новости, слухи и их опровержения. Говорили, что красный флаг мятежа поднят в Норе, и команды кораблей Дункана разрывались между верностью своему уважаемому адмиралу и желанием поддержать справедливые, как они чувствовали, требования экипажей флота. Шум был достаточным, чтобы все остальные поднялись на палубу. Даже кок вынырнул из камбуза, а кружок офицеров пополнился Эпплби и Томпсоном.

- Слава Богу, что мы стоим рядом с флагманом, - пробормотал хирург.

Теперь, когда его предсказания насчет мятежа оправдались, доктор решительно опасался быть прирезанным в своей кровати.

«Кестрел» бросил якорь на расстоянии прямого пушечного выстрела с «Венерэбла». Орудия линейного корабля были выдвинуты, и над рейдом разнесся вдруг грохот выстрела. Клубок сигнальных флагов пополз вверх по фалу, чтобы развернуться под действием легкого майского ветра.

- Спустить мою гичку, мистер Дринкуотер, - распорядился Гриффитс, поднимаясь по трапу.

Адмирал Дункан созвал капитанов на совещание. Вернулся Гриффитс сильно озабоченным.

- Построить команду!

Джессуп засвистел, собирая экипаж на шкафуте. Матросы толпились вокруг шлюпки, оставшейся на борту.

- Джентльмены, - обратился капитан к офицерам. – Займите места позади меня.

Они встали полукругом за ним, как он велел, глядя на лица моряков. Некоторые из них были открытыми, другие – заинтересованными, иные – вызывающими или грубыми, но все до одного выражали нетерпение узнать, что их ждет.