- Слушайте все: вам известно, что флот в Спитхеде и Норе находится в состоянии мятежа против своих офицеров… - он обвел матросов взглядом, в котором, вопреки внутренней его симпатии, не читалось ни капли расположения. – Но если есть среди вас человек, намеренный поставить под сомнение мое право командовать этим куттером или оспаривать приказы, отданные мной или моими подчиненными, пусть заявит об этом сейчас.

Мощный, с сильным валлийским акцентом голос Гриффитса гремел как с кафедры. Его пожилая, но крепкая фигура, строгие черты лица, придававшие ему сходство с библейским патриархом, оказали на экипаж неотвратимое воздействие. Он обращался к ним как строгий отец, противопоставляя их взбудораженности свою уверенность и опыт. «Посмотрите на меня, - будто говорил капитан, - я не позволю вам восстать, какие бы дела не творились на остальных кораблях».

Дринкуотер чувствовал, как вспотели его ладони, и как дрожит от волнения стоящий рядом Эпплби. Затем они ощутили как спокойствие, подобно общему вздоху, разлилось среди людей. Гриффитс распустил строй.

- Ступайте на бак и выполняйте свои обязанности. Мистер Джессуп, людей на брашпиль и доложите, когда якорный канат будет выбран.

В Северном море начался сезон переменных или восточных ветров, и Дункан опасался, что пользуясь ими и состоянием британского флота, голландская эскадра попытается покинуть Тексель. Совещание, на котором побывал Гриффитс, было созвано с целью определить настроение на кораблях Дункана. Сил завесы, выставленной у Текселя, было явно недостаточно, чтобы воспрепятствовать Де Винтеру, а сейчас как никогда важно было прочно закупорить голландского адмирала в гавани. Существовал серьезный риск, что мятежные корабли в Норе могут попытаться перейти на сторону врага, и скорее они изберут протестантские Нидерланды, чем католическую Францию, вопреки всем ее республиканским лозунгам об отречении от формальной религии. Демонстрация, предпринятая Де Винтером целью прикрыть выход норской эскадры из Темзы, может обеспечить успех этого предприятия и покончит с любыми колебаниями в среде мятежников. До Ярмута уже дошла весть, что с кораблей эскадры удалены практические все офицеры за многозначительным исключением штурманов. Арестованных командиров свезли на борт «Сэндвича», флагмана самопровозглашенного адмирала Ричарда Паркера.

Несколько дней «Кестрел» простоял на якоре, пока Дункан, сам имевший разногласия с Адмиралтейством и рассматривавший мятеж как логичный итог неумной политики властей, ждал развития событий.

Подспудное благодушие, коим характеризовался бунт в Спитхеде, в значительной степени объясняло быстрое и удовлетворительное разрешение конфликта. Адмирал Хау, получивший чрезвычайные полномочия, встретился с делегатами мятежников, знавших, что Черный Дик относится к ним с симпатией. К середине мая, под всеобщее ликование, фейерверки и банкеты, флот Канала, помилованный королем, вернулся к исполнению своих обязанностей.

Не наблюдалось никаких предпосылок, чтобы иностранные козни могли изменить ситуацию. «Смоляные куртки» получили свое. Их дело было правым, поведение – безупречным, работа самозваных органов правосудия – эффективной. Моряки Спитхеда направили представителей к своим собратьям в Норе, и казалось, что привидение последних к порядку есть дело нескольких дней.

Но вышло иначе. Мятеж в Норе обернулся делом скверным, характер он принял агрессивный и безрассудный. Заблокировав проход грузовых судов в Лондон, вожаки бунта стяжали себе быстрые симпатии либерально настроенного среднего класса торговцев, и по мере того как правительство занимало все более жесткую позицию, действия Паркера носили все более отчаянный характер. Удача отворачивалась от мятежников, и по мере того, как запасы продовольствия, топлива и товаров в столице подходили к опасной черте, в Ширнесс хлынули войска, и поднявшие красный флаг корабли оказались в гнетущей изоляции.

В конце мая в Ярмут прибыл представитель из Адмиралтейства. Это был капитан Уильям Блай[27] – экипаж «Директора» изгнал его, и он взялся выполнить поручение властей и убедить Дункана использовать свою эскадру против сил Паркера. Капитан принес также новость, что четверо делегатов из Нора овладели куттером «Сигнит» и спешат в Ярмут, чтобы побудить матросов к мятежу.

Дункан обдумал полученные сведения, приняв в расчет теоретическую возможность попытки Паркера прорваться на соединение с голландским или французским флотом. В этой связи он приказал фрегату «Вестал», люггеру «Хоуп» и куттеру «Роуз» патрулировать южные подходы к гавани, с целью перехвата непрошенных визитеров. Только если Паркер пойдет в направлении Текселя или Дюнкерка – тогда и только тогда – старый адмирал соглашался бросить свою эскадру против бунтовщиков. Пока же он откомандировал «Кестрел» на юг, сторожить подходы к Темзе со стороны Нидерландов, и немедленно дать знать в случае чего.

- Отметка пять.

Дринкуотер отбросил идею изменить курс. Вопреки туману ветра было как раз достаточно, чтобы куттер сохранял способность управляться, и для этого были задействованы все паруса, до последнего фута.

- Я ненадолго спущусь к себе, мистер Дринкуотер.

- Есть, сэр.

Переход из Ярмута получился долгим, и Гриффитс, опасаясь за поведение команды, не оставлял палубы. Но матросы буквально валились с ног, как и сам капитан. На посеревшем морщинистом лице явно читались признаки возвращения хронической лихорадки. Создавалось ощущение, что организм его находится на пределе возможностей. Дринкуотер был рад видеть капитана спускающимся отдохнуть.

Вести об урегулировании в Спитхеде успокоили людей, но приказ идти к Темзе вызвал новый всплеск напряжения. Тем временем пронесся слух, что лорды Адмиралтейства намереваются бросить эскадру Северного моря против мятежников в Норе, а сам Блай был слишком одиозной фигурой, чтобы не породить тревожных спекуляций на эту тему.

Рапорты лотового звучали монотонно, и Дринкуотеру, озабоченному серьезными вещами и личной убежденностью, что мятеж в Норе не обошелся без зловещего участия капитана Сантона, пришлось усилием воли сконцентрироваться на промерах. Куттер уже углубился в эстуарий, и часа через три, с учетом ослабления отлива, должен был показаться буй Набб.

- Глубина четыре.

- Чой-то впереди, сэр! – раздался неожиданный оклик впередсмотрящего.

- Что-там? – Натаниэль поспешил на бак и стал вглядываться в серую мглу.

- Не знаю, сэр? Буй, может?

Если это так, то прокладка Дринкуотера ошибочна напрочь.

- Вот там, сэр, видите?

- Нет… А, заметил!

Почти прямо по курсу, немного правее. Они должны будут пройти от предмета совсем рядом, достаточно близко, чтобы разглядеть.

- Шлюпка, сэр!

Это был баркас с военного корабля – он выплыл из тумана на длину бушприта от «Кестрела». Внутри сидело восемь человек, и Дринкуотер совершенно ясно различил, как чей-то голос произнес: «Еще один чертов бакенщик!». Другой возразил: «Нет, это флотский куттер!».

Оба застигнутые врасплох, суда сближались. Экипаж баркаса налег на весла, их лопасти замелькали так близко от борта «Кестрела», что брызги падали в воду у самой ватерлинии куттера. Матросы удивленно разглядывали парней в шлюпке, которые таращились на них в ответ. Раздался неожиданный вскрик, вспышка и грохот. Пистолетная пуля сорвала шляпу с головы Дринкуотера и проделала аккуратную дырку в гроте. Послышался разочарованный стон, мятежники замахали веслами и вскоре баркас почти растворился в тумане.

- Святые кости! – взревел Дринкуотер, резко развернувшись. Моряки переводили растерянные взоры с него на исчезающую шлюпку. – Грот и лисели к повороту! Руль на ветер! Живо! Пошевеливайтесь, черт побери!

Как быстро не повиновались матросы, это не могло догнать стремительный полет мысли Дринкуотера. Он обнаружил, что в гневе на неповоротливость куттера молотит себя кулаком по бедру.