Не дай вам бог видеть женщину, собирающуюся на свидание! Она сидит в чем мать родила среди раскиданных в беспорядке коробок и тряпок. Волосы ее торчат в разные стороны, как у Медузы-Горгоны, а глаза способны обратить в камень всякого, кто станет случайным свидетелем ее первозданного вида. Представители всех мировых конфессий вздрагивают в этот миг, потому что женщина поминает недобрым словом всех их святых без разбора. Но ей простится все, так как грех проклятия тут же смывается ее горькими слезами. Если же какой-нибудь мужчина все-таки увидит женщину, собирающуюся на заветное свидание, – беда ему. Женщина ему этого не простит, будет преследовать и рано или поздно погубит несчастного. Никто не должен видеть женщину обезоруженной, без маски красоты – как она сама ее понимает.

Летают из угла в угол скомканные вещи, слышны проклятия и рыдания. Так проходит один час, потом другой. Вдруг все смолкает.

Полчаса тишины. Раскрывается дверь и показывается Она. Кто ее не заметит теперь, кто случайно пропустит ее глазами, тому не жить. Не простит, будет идти по кровавому следу, рано или поздно настигнет и…

Как это получается, никто не знает. Даже сама женщина.

В тринадцать часов я смотрю в окно и вижу ясный, омытый теплым ливнем день. В тринадцать тридцать я выхожу из подъезда, и соседский мужик закрывает капот своих «Жигулей», забывая убрать пальцы. Его истошный крик и длинная просторечная тирада сопровождают мое шествие по улице подобно гимну красоте и молодости.

В тринадцать тридцать пять мне совсем не грациозно пришлось увернуться от неизвестно откуда выскочившего джипа. Машина затормозила. Я собиралась на правах красивой женщины высказать все, что думала и чувствовала в этот момент, но открылась задняя дверца, из полумрака возникла огромная лапа и, схватив меня за шиворот, утянула за собой, как монетку в игрушке-копилке. Джип тут же сорвался с места. Меня прижало силой инерции к кожаному сиденью.

– Здравствуй, ногастая! – сказал обладатель руки, и я узнала в аккуратно подстриженной горилле Пантелея. Того самого бандита, знакомого мне по наезду на финансовую компанию.

Рядом с водителем сидел другой бандит, причем не меньших габаритов. Когда он повернул ко мне улыбающуюся физиономию, мне почему-то вспомнилось полотно художника-абстракциониста со стадом идущих слонов в противогазах.

– Вот и попалась, курочка! Скажи, Слон?.. – и довольный Пантелей прокомментировал мое нынешнее положение.

Я постаралась сохранять спокойствие и клацать зубами, только когда джип подкидывало на выбоинах в асфальте.

– Ребята, – сказала я, понимая, что слова мои тут же вылетают в трубу, – я не знаю ни про какие деньги Ступенко. Я там работала всего ничего. Даже первой получки не дождалась. Любовницей его не была, секретов его не знаю. Вы же знаете, с ним его жена работала…

– Все мы знаем, – успокоил меня Пантелей. – Не дергайся! Ехай себе и отдыхай! Ступу мы давно вычислили, бабу его и бабки… Ха-ха-ха! Прикинь, Слон? Бабу и бабки!.. Тоже скоро вычислим. Ты тут, ногастая, ни при чем. Говорю тебе – не дергайся!

– Так в чем же дело? Зачем я вам нужна?

– Слон, она не знает, зачем нам баба нужна? Ты, ногастая, у Аптекаря работала?

– У какого аптекаря? У Поливанова?

– Ну! У Аптекаря. Что ты там ему задолжала, чем перед ним провинилась – дело не наше. Саныч позвонил нам и сказал, что Аптекарь тебя нам дарит.

– Как дарит? Что я, ему принадлежу, что ли?

– Нет! – затрясся от смеха Слон на переднем сиденье. – Ты не ему принадлежишь, а нам.

– Успокойся, – Пантелей похлопал меня по коленке, – тебе же нужна работа? Мы тебе работу дадим. Хорошая работа – тебе понравится. Сейчас тебя и оформим. Сейчас будем тебя на работу брать…

– А ты будешь у нас брать! – подал голос Слон. – Классная работенка! У нас всякий труд почетен! А тут – одно удовольствие…

– Одно удовольствие! А бывает и больше за один раз… Сегодня как раз будет у тебя субботник. После него твоя работенка тебе покажется курортом. Потерпишь, милая! Дай-ка сюда мобилу! На всякий пожарный! Это тебе Аптекарь подарил? Ничего себе труба! Классная! После субботника назад получишь! А пока пусть у меня побудет.

Конец света! Твой конец, Света!

Мразь – Поливанов! Прямой и простой трудяга! Последняя мразь! Он и его кобыла! Стоп… Для ругани еще будет время, а сейчас надо действовать. Действовать, пока мы едем в центре города, потом будет поздно. Вывалиться головой вперед на асфальт? И все? Точка? А если попробовать поиграть?

Повернувшись вполоборота к Пантелею, я закинула ногу на ногу, чтобы касаться его колена размером с ночную вазу.

– Мальчики, вы меня не поняли, – защебетала я. – Мне очень нужна работа. Я согласна. Думаете, было легко поливановских охранников обслуживать? А думаете, он мне платил за сверхурочные? Как бы не так! Такой козел! Вы же не будете меня кидать?

Я потерлась ногой о бетонную конструкцию, которая называлась ногой Пантелея.

– Тебя кидать не будем, – заржал юморной Слон, – а вот в тебя…

Я тоже засмеялась, как и положено последней дуре.

На пешеходном переходе джип притормозил. Я посмотрела в окно и увидела… Солоху.

Наташка шла со спортивной сумкой через плечо в свой шейпинг-клуб. Мы как раз были в ста метрах от него.

– Мальчики, а резинки у вас имеются? Ну, в смысле, презервативы?

– Резинок не держим, – ответил Пантелей.

– Давайте я сбегаю вон к тому киоску, куплю резинок со вкусом апельсина и еще пачку сигарет? А вы меня подождете…

– Нашла лохов! – Пантелей ткнул кулаком в переднее сиденье. – Слон сходит! Слон, возьми ей там всяких презервативов штук пятьдесят и сигарет!

Мой план с треском провалился. Слон медленно вылез из джипа. Машина почти подпрыгнула, освободившись от такого балласта.

– Прикинь, Хопа, – заржал Пантелей стукнув ладонью по плечу водителя, – какую жопу Слоняра…

Дальше он не успел договорить. На слове «Хопа» я задрала ногу повыше, а на «Слоняре» ударила сверху вниз, целясь каблуком-шпилькой в огромную стопу Пантелея. Звук, который издал Пантелей, как раз мог издать только что названный им орган.

Я рванула дверь и ногу одновременно. Дверь поддалась, но моя туфелька, видимо, застряла во вражеской ноге. Освобождаясь на ходу от второй, Золушка выскочила из машины и босиком помчалась в ту сторону, откуда должна была идти Солоха. За мной уже слышался тяжелый топот. Меня преследовал Слон. Африканское сафари!

Неожиданно передо мной возникло изумленное лицо Солохи.

– Наташка, выручай, – выдохнула я и почувствовала, что падаю, зацепившись за какую-то торчащую из асфальта трубу.

Тут же я услышала звук рухнувшего на землю чего-то фундаментального. Слон, я знала, не смог пробежать мимо Солохи невредимым. Я вскочила на ноги и сразу почувствовала острую боль в разбитом колене. Кое-как поднялась. Дальше я могла только ковылять.

В этот момент я увидела бегущего ко мне водителя, которого Пантелей назвал Хопой. Он был в нескольких метрах от меня. Только огромное тело едва шевелящегося Слона заставило его притормозить.

– Эй, парень! – услышала я спокойный голос Солохи.

– А? – повернулся к ней Хопа.

Мелькнула Солохина нога в белой кроссовке. Раздался громкий шлепок. Хопа с выражением трагической маски в древнегреческом театре согнулся напополам. Потом крошечная Солоха, безмятежно осматриваясь среди поверженных ею титанов, еще что-то такое сделала, подпрыгнула, пнула, хлопнула, и я сама почувствовала ее маленькую сильную руку на своей талии. Она тащила меня в какую-то дверь, через зал какого-то кафе, мимо барной стойки, по коридору подсобки, через запасной выход, а потом, как говорится в старых советских фильмах, «огородами и к Котовскому».

– Привет, Чернова! – крикнула мне на бегу Солоха. – «Мягкий» у тебя путь! Ничего не скажешь!

– Мягче не бывает, – ответила я.

Вот уже неделю я жила среди рыцарских замков, индийских джунглей, китайских пагод, древнерусских теремов и древнегреческих храмов. Светила и звезды были рядом со мной, стоило только протянуть руку. В любую минуту я могла сделать полнолуние, выкатив на небо немного пыльную луну. Спала я на том самом ложе, где Дездемона приняла смерть от руки мавра Отелло.