Оссару понял, что ничего не выиграл от этой новой стычки, и, взвалив мясо на плечи, двинулся дальше, но вскоре заметил, что собаки не отстают от него.

У него был уже соблазн бросить мясо, но внезапно ему пришла счастливая мысль – он придумал, как избавиться от своих отвратительных спутников.

Оссару уже приближался к озеру. Его отделяла от хижины широкая полоса воды – залив озера. Он знал, что залив довольно мелкий и его можно перейти вброд. Еще сегодня он переходил его, сокращая дорогу. Сейчас он находился ярдах в ста от этого брода; быть может, он успеет добежать до воды прежде, чем собаки нападут на него. Он бросится в воду, и это их отпугнет. Как ни дерзки его враги, они, конечно, не пустятся за ним вплавь.

Тут он снова вскинул мясо на плечи и быстро зашагал к озеру. Ему не было времени осматриваться по сторонам. Он и без того знал, что стая бежит за ним по пятам, ибо по-прежнему раздавались топот, взвизгивание и рычание. Эти звуки все приближались, и, когда наконец Оссару подошел к озеру, ему показалось, что он чувствует горячее дыхание зверей у себя на ногах.

Он спустился с берега и быстро пошел по дну, по колено в воде. Теперь он уже ничего не слышал, кроме плеска рассекаемой им воды, и не оглядывался на своих преследователей, пока не выбрался на другой берег залива. Тут он остановился и огляделся. К его досаде, вся стая плыла за ним, как гончие за оленем. Они уже находились на середине залива. Конечно, собаки не сразу решились пуститься вплавь, что позволило Оссару довольно далеко уйти вперед; если бы не это, они вышли бы на берег в одно время с ним. Но, во всяком случае, они скоро его нагонят.

Оссару хотел уже бросить мясо и убежать, но охотничья гордость не позволяла ему позорно отступить перед дикими собаками. Он побежал по тропинке со своей ношей. До хижины было уже недалеко. Он все еще надеялся добраться до нее, прежде чем псы решатся на него напасть.

Он бежал со всех ног. Но собаки его нагоняли – все ближе раздавались их ворчание, тявканье, рычание, горячее дыхание обдавало ему ноги. Тут он почувствовал, что его ноша становится все тяжелее. Внезапно она перетянула его – и он упал навзничь на землю. Несколько собак вцепились в мясо и повалили ношу и носильщика.

Но Оссару тут же вскочил и, схватив большую палку, которая случайно оказалась у него под рукой, начал изо всех сил колотить собак, громко крича.

Началась дикая свалка: собаки яростно боролись, хватали зубами палку, наскакивали на охотника, но шикари ловко действовал своим импровизированным оружием, отражая натиск врагов.

Он уже начал уставать; без сомнения, еще немного – и он окончательно выбился бы из сил, и собаки растерзали бы его на клочки. Но в эту страшную минуту какое-то большое пятнистое тело выпрыгнуло из темноты и ринулось в самую гущу собак.

Это был Фриц. А с Фрицем прибежал его хозяин Карл, вооруженный двустволкой; грянули выстрелы, и страшная свора рассеялась, как стадо баранов, оставив на месте несколько трупов.

Битва быстро закончилась, Оссару был спасен; но он дал страшную клятву отомстить диким собакам.

Оссару так обозлился на собак, что поклялся не ложиться спать, пока им не отомстит. Карлу и Каспару любопытно было знать, что он собирается делать. Они предполагали, что собаки будут всю ночь бродить вокруг хижины. Действительно, невдалеке раздавался их вой. Но каким образом Оссару с ними расправится? Тратить порох и пули на этих гнусных тварей не стоило; к тому же вряд ли можно было бы застрелить хоть одну из них в такой темноте.

Может быть, Оссару хочет перестрелять их из лука? Но разве ночью в них попадешь! А между тем он грозился устроить им настоящую гекатомбу[10]. Разумеется, лук и стрелы не годились для этой цели. Но, в таком случае, как же он хочет с ними расправиться?

Братья знали, что ни в одну западню не поймаешь больше одной собаки; и даже самую простую западню было бы долго сооружать, не имея нужных инструментов. Правда, можно было в несколько минут сделать «медвежью ловушку» из бревен, которые валялись кругом, но она убьет только одну жертву, и Оссару придется снова и снова ее налаживать. Кроме того, умные собаки, увидев, что одна из них погибла, не полезут второй раз в ловушку.

Карл с Каспаром никак не могли догадаться, что именно задумал Оссару, но ясно было, что у него уже созрел какой-то план; поэтому они не задавали ему лишних вопросов и молча следили за его приготовлениями.

Первым делом шикари собрал жилы всех убитых ими животных: тара, лающего оленя, подстреленного утром, и яков, которых принесли неободранными. Вскоре в руках у него оказался целый пучок жил; он высушил их на огне, потом скрутил из них тонкие бечевки. Получилось больше двадцати штук. Карл с Каспаром работали под его руководством, помогая ему. Эти туго скрученные бечевки были похожи на грубые струны. Оставалось только завязать мертвую петлю – и струна превращалась в силок.

Теперь братья начали догадываться о намерении Оссару: он решил ловить собак в силки. Но как он будет ставить эти силки – разве годится для этого тонкая струна? Ведь собаки быстро перегрызут ее. Без сомнения, так бы и случилось, если бы силки были поставлены обычным способом. Но у Оссару была какая-то своя система, и он рассчитывал переловить всех собак.

Когда веревка была готова, Оссару вырезал из сырых шкур яков двадцать прочных ремней. Затем он нарезал в кустах штук двадцать палочек и заострил их с одного конца. Далее вырезал для приманки двадцать кусков из туши тара, мясо которого было не слишком хорошо на вкус. После всех этих приготовлений Оссару отправился ставить силки.

С ним вышли и братья. Прихрамывая на одну ногу, Каспар нес вместо факела ярко пылающую сосновую ветку – луна зашла, и для работы нужен был свет. Карл тащил ремни, палочки и куски мяса, а Оссару – силки.

Невдалеке от хижины росло множество деревьев, нижние ветви которых были горизонтально расположены над землей. Это была разновидность горного ясеня, называемая также «ведьмин орешник». Ветви у него длинные, тонкие, но крепкие и упругие, сучьев не так много, а листва негустая. Это было как раз то, что требовалось Оссару; он приметил эти деревья еще в сумерках, подходя к хижине и думая о том, как бы расправиться с дикими собаками. От тотчас же подошел к деревьям.

Подпрыгнув, шикари поймал одну из веток, пригнул к земле, затем отпустил, чтобы испытать ее упругость. По-видимому, он остался доволен; тогда он оборвал с ветки листья, обломал сучья и привязал к ее верхнему концу сыромятный ремень. К другому концу ремня привязал палочку, которую затем воткнул в землю. Она прочно удерживала ветку в согнутом положении, но при малейшем толчке ветка должна была разогнуться.

Затем шикари привязал к ремню кусок мяса так, что до него нельзя было дотронуться, не вытащив из земли палочку, после чего ветка должна была подняться кверху. Наконец был поставлен силок с таким расчетом, что всякое животное, пытаясь схватить приманку, непременно попадало в скользящую петлю.

Поставив западню, Оссару перешел к другому дереву и там проделал то же самое; затем – к третьему, и так далее. Когда все двадцать силков были поставлены, охотники вернулись в хижину.

Все трое просидели еще с полчаса, чутко прислушиваясь. Они надеялись, что еще с вечера в западню попадется хоть одна дикая собака.

Но, вероятно, собак напугал яркий факел, потому что ни вой, ни лай, ни рычание не нарушали ночной тишины. Наконец охотникам надоело ждать – они затворили дверь своей хижины и крепко уснули.

Кажется, никогда в жизни им не приходилось так тяжело работать. Они до смерти устали и с наслаждением растянулись на душистых листьях рододендронов.

Не будь их сон так глубок, они всю ночь слышали бы разноголосый шум: лай, ворчание, тявканье, вой, рычание, отчаянный визг и треск ветвей. Этот адский концерт, казалось, разбудил бы и мертвеца. Перед рассветом все трое проснулись и, увидев, что в щели хижины проникает свет, быстро вскочили и бросились наружу. Солнце еще не взошло, но, когда они протерли заспанные глаза, им представилось зрелище, при виде которого Карл и Каспар разразились громким смехом, а Оссару стал прыгать как сумасшедший, издавая ликующие крики.