— Беги.

Взвизгнув, Рика бросилась вперед. Волосы прыгали по спине, развевались столбом. Я гнался за ней с изяществом носорога.

Девочка вдруг споткнулась и упала врастяжку. Вскрикнула. Схватилась за коленку. Я опустился рядом. Она сильно ударилась, содрала с коленки кожу. Побелела, стиснула зубы.

— Ну-ка убери руки. Дай подую, и все пройдет.

Она вдруг закрыла лицо ладонями.

— Будь мужественной. Ведь не так уже и больно, а?

— Я не от боли, нет, — проговорила она. — Просто мне… мне очень-очень плохо. Произошло ужасное, ужасное!

— Что же произошло, что?

— Я не могу сказать, не могу!..

— Ну и не надо.

Рика улыбнулась, утерла ладошкой слезы, как-то робко, с непонятным для меня немым вопросом взглянула в мое лицо. О чем-то хотела спросить? Или хотела сказать что-то очень важное? Протянула руку, и я помог ей подняться. Потом, пошарив в кармане куртки, она достала синюю, немного выцветшую ленту и, откинув волосы на спину, попросила:

— Завяжи.

— Куда мы торопимся? Не надо бежать.

— Ага, пойдем, — сказала Рика и, как бы продолжая начатый рассказ про своих отцов, сказала: — Или вот капитан Френсис. Порой с ним что-то случается по ночам. Обычно во время сильных штормов вдруг поднимается и уходит из дома. Он вроде бы как спит. И не спит! Вроде бы как все видит — и ничего не видит… Капитан поднимается и идет к берегу. Прямо на волны! Однажды я недосмотрела, а он поднялся и пошел в океан. Волны сшибли его, и тогда он проснулся. Капитан только мне об этом говорил, больше никому. И я тебе скажу, а ты никому, ладно?

— Даю слово. Здесь — никому.

— Отец капитан Френсис говорит, что во время шторма по ночам приходит его жена Мануэла и зовет за собой в океан. И мальчик, его сын, тоже зовет. И вот однажды…

Она остановилась, посмотрела на океан. Мы шли по вершинам песчаных холмов. Внизу лежал вылизанный волнами, утрамбованный пляж, а дальше кипела и бурлила вода. Ветер почти стих, но океан еще не мог успокоиться. Волны накатывались, рушились на берег, громыхали. Сине-зеленый океан расстилался до горизонта. Сощурив глаза, Рика постояла немного, потерла коленку. И продолжила свой рассказ:

— И вот однажды я была на станции Уэст-Ривер. Это пять миль от станции Ист-Ривер. Еще днем начался шторм. Я говорю отцу Роберту — это такой отец у меня там: «Капитан Френсис может подняться ночью и уйти в океан». А отец Роберт отвечает: «Кетти, одну я тебя не отпущу, а мне надо быть тут. Видишь — шторм. Мало ли что случится! Я должен находиться на станции. Вот что мы сделаем: я позвоню Джо, чтобы там как следует заперли двери дома и окна. И пускай Джо поглядывает за капитаном». Позвонил он. А шторм все сильнее! Стало темно. Ветер. Дождь. Отец Роберт дежурит в радиорубке, отец Феликс и отец Анджей — их там трое на станции — легли спать. И я легла. Закрою глаза, а сама вижу: капитан поднимается и идет в океан… Ужас! Не могу спать. Поднялась, оделась и через окно — скок! А темнотища-а… Ничего не вижу. И только молнии — трах, трах! И гром такой, что, кажется, земля разламывается…

— Подожди. Давай посидим немного.

— Давай, — она опустилась рядом со мной.

Какое-то чувство большой светлой радости испытывал я в этот момент. Какой мужественный человечек, сколько у нее любви к другим людям! Она вся соткана из — как бы это выразиться? — из заботы и внимания к другим. Все в ней настроено на добрый душевный отзыв. Широко вдыхая запахи океана, Рика продолжила свой рассказ:

— Дождь. Темно… Ужас! И я пошла. На мне был плащ, я сбросила его: тяжело. Я падала, кувыркалась, исцарапала себе все лицо и ноги… Чуть не свернула себе шею! Часа три бежала. Гляжу, дверь в доме открыта. Койка пуста. Теплая еще, значит, только поднялся и ушел. Побежала вдоль океана. Кричу: «Отец! Отец!» И вижу — идет. И прямо на волны. Схватила его за руку, плачу, тяну, а он на меня смотрит и, чувствую, не видит и бормочет: «Я иду, иду…» Тут волна ка-ак ударила, ка-ак накрыла нас… Уносит нас в океан. И тут он проснулся. Подхватил меня и ка-ак поплыл к берегу!.. Встал на ноги, прижал меня к себе. Весь дрожит, оглядывается на океан, а сам бегом домой. Вот тогда-то он мне и сказал: «Мануэла вошла в дом. Взяла меня за руку и повела». Представляешь?

Рика закусила губу, задумалась.

— И вот я взяла бы вдруг да и уехала с острова, — сказала она немного погодя. Удивленно и тревожно подняла брови. — Но как? Как бросить отца Джо? А вдруг он опять заснет с сигарой. И… вообще, ведь люблю его, люблю! — с отчаянием воскликнула она. — И отца капитана Френсиса. И отца Фернандо. Кому он будет рассказывать сказки дядюшки Римуса? Кому будет читать книжки? Уеду, а он… А они?!

— Рика, зачем тебе уезжать? И куда? Что произошло?

— Многое произошло, — ответила она и быстро, решительно взглянула на меня, будто собираясь сказать нечто очень важное. — Так вот… Хотя нет, потом… Вот в той стороне живет злой холодный ветер. Он начинает дуть на остров с осени. Дует, дует, дует… Ветер несет ледяные брызги воды. Они ударяются в стены дома. И прирастают. Знаешь, зимой все стены дома покрываются льдом. Однажды дверь примерзла к косяку. Да. Мы ее еле открыли! — Она опять задумалась. — А кто им будет шить и стирать? Штопать? А Алекс… Если за ним не следить. Или вот куры. Это я развела. Кто их будет кормить-поить?.. Как быть? Как поступить?

— О чем ты?

— Идем, — сказала она. — Скоро отлив. Мы должны быть на холме Риггинг во время отлива. А вот и мой участок! Пойдем вниз.

Мы спустились к пляжу. Вдоль дюн тянулись конские следы.

— Это утренний объезд, — сказала Рика.

— Поиски морских сокровищ после шторма? — пошутил я.

— Нет. Просто раз в сутки делается объезд острова. Так положено: мало ли что? Сокровищ? Летние штормы обычно ничего не приносят. Как говорил отец Фернандо, летом волна бежит по самой поверхности океана. А вот осенью, зимой и весной поднимается из глубин. И загребает все, что там оказывается. Понимаешь? И несет, несет к берегу.

Куры и петух все тем же плотным отрядом топали позади нас. Порой петух останавливался и с утробным коканьем показывал курам небольшую, но приятную находку. Рыбку, оглушенную прибоем и выброшенную на берег, маленького пупырчатого осьминога или раковину. Потом, по команде петуха, куры устремлялись за ними следом. Может, тоже что-то ищут. Вот круг спасательный с надписью «Эстрелла. Гавана». Сломанное весло. Пустая канистра из-под бензина, чей-то ботинок. Продранная на ладони перчатка. И вот — большущая треска! Петух ее заметил еще издали, обогнал нас и, подзывая замешкавшихся кур, запрыгал возле рыбины, захлопал крыльями: сюда, сюда! Глядите, что я нашел!.. Поднимая пыль, пронеслись куры. Рика засмеялась, схватила меня за руку, и мы тоже побежали, этим своим бегом несколько озадачив петуха. Вначале он рванулся за нами, но куры и не подумали следовать за ним. Плотно обступив рыбину, они потрошили треску. Петух подпрыгнул, захлопал крыльями, он возмущенно что-то выкрикивал на своем петушином языке.

— Он кричит: «Куры, как вам не стыдно! Мы же собирались совершить интереснейшее путешествие», — сказал я. — «А вы-то, вы!? Вам бы лишь свои желудки набить! Мне стыдно за вас».

Рика засмеялась, задумалась.

— Ты, Нат, так смешно выдумываешь. Если бы ты был моим настоящим отцом…

— Если б я был твоим отцом… — пробормотал я и вздохнул.

Говорить было трудно, волны заглушали голоса. И мы шли молча, посматривая во все стороны: что еще выкинул океан? Вот, перепутавшаяся в громадный зеленый ком, валяется рыбацкая сеть. Оглядев ее, Рика сказала, что это очень хорошая сеть, пригодится.

— Вот и холм Риггинг. Поднимаемся.

И тут я выковырнул из песка черный толстый сучок. Наклонился. Трубка? Поднял ее, тяжелую, будто вырезанную из железного дерева, сырую, пахнущую не табаком, а океаном. Отряхнул от песка. Достал платок, вытер, потом выбил песок из маленького, несколько прогорелого жерла. Продул. Рика стояла рядом и, приподнимаясь на носки, заглядывала мне в руки. Колечко, потемневшее у основания чубука. Я потер его платком, и колечко слегка посветлело. Надпись какая-то. Потер еще, сильнее и прочитал. «Мэри Энн» — было вырезано на колечке.