Полицей-регистратор шестого ранга Юсут Карья мок под дождем уже несколько часов, был голоден, трезв и пребывал по этому поводу в донельзя мрачном настроении. Действительно, стоило только подумать о том, что все его коллеги уже благополучно сдали дежурство и теперь вкушают заслуженный отдых… Но — проступок есть проступок; он сам виноват, что покинул пост на час раньше положенного, да еще ухитрился попасться на глаза внутреннему регистратору Управления подшофе… Теперь целый месяц придется замаливать грех; это еще, считай, повезло — запросто мог лишиться должности! Здесь, в столице, такие дела вершатся быстро; и будь счастлив, если получишь просто понижение в ранге, а не окажешься на краю света, где-нибудь на острове Шехантран… А то и вовсе: достанет начальство из ящика ритуальные ножницы, один вид коих повергает все Управление в трепет, — чик! — и крашенный хной кончик бороды падает на пол… Все, ты больше не регистратор! Получай «волчий билет» и выметайся из города в двадцать четыре часа куда глаза глядят.

— Регистратор Карья; бирку и паспорт предъявляем… — недовольно буркнул Юсут, заступая дорогу согбенной фигуре в лохмотьях. Может, повезет и бирка окажется просроченной: вот и повод приволочь нищенку в Управление, заработать себе лишнюю галочку в ведомости задержаний, заодно и погреться…

Существо под капюшоном чуть слышно зашипело и попыталось обойти регистратора.

— А ну стоять! — рявкнул Юсут, хватая старуху за плечо. Лохмотья были странными на ощупь — словно и не тряпка вовсе, а склизкая лягушачья кожа. Какая гадость! Великий Порядок, ну и воняет же от нее! Как он раньше не почувствовал? Сомнительное удовольствие — тащить эдакое чудо через весь квартал… — Я кому сказал, стоять!

Нищенка медленно распрямилась, оказавшись почти на две головы выше рослого полицей-регистратора.

Юсут Карья заглянул в темную дыру капюшона — вернее, того, что он ошибочно принимал за глубокий капюшон.

Юсут Карья закричал.

Тварь откликнулась.

Человеческое ухо не могло воспринять эти звуки; но они проникали сквозь кожу и плоть, заставляя мелко вибрировать кости, превращая человеческую волю и решимость в кисель… Собаки по всей округе зашлись истошным воем, Кларисса у себя на крыше тихонько охнула и изо всех сил стиснула зубы. Полицей-регистратор рухнул как подкошенный, судорожно дрыгнул ногами — и впал в беспамятство.

Гармодий и Виндарий, отставшие от Твари на пару кварталов, тоже ощутили ее неслышное тремоло. Облаченные в длинные, пропитанные каучуком плащи, они следовали за своей ищейкой; в руках у Виндария покачивалась переносная лампа Тролле, похожая на большой якорный фонарь с массивным цоколем. Для обычных людей стекло ее оставалось темным…

— Похоже, наша красуля снова кого-то повстречала, — бросил Гармодий.

— Угу… После нынешней ночи местный фольклор обогатится еще одной мрачной легендой.

— Хорошо, что Властители догадались накормить милашку; можешь смеяться, но я чувствую себя спокойнее, зная, что она сыта.

— Отчего же, вполне тебя понимаю…

— Где там остальные, хотел бы я знать!

Виндарий оглянулся:

— Ксаверий идет следом за нами, а Селины что-то не видно.

— Хитрая стерва! — процедил Гармодий. — Бьюсь об заклад, эта дрянь хочет отсидеться за нашими спинами, а потом как ни в чем не бывало предстать перед Властителями. Но уж я позабочусь… Смазливая мордашка ей не поможет; Мельдана со всех спрашивает одинаково строго!

— Честно говоря, меня больше беспокоит Шарлемань. С девчонкой мы управимся в два счета, но этот…

— Я думаю, у Властителей есть некий план относительно его персоны, — важно отозвался Гармодий. — Полагаю, они отвлекут его внимание, а мы тем временем заполучим девчонку.

Виндарий насмешливо глянул на собеседника:

— Скажи-ка, любезный, а тебе не приходил в голову прямо противоположный вариант? С чего вдруг Властителям рисковать своей шкурой ради эпигонов? Куда лучше втихаря выкрасть приз, покуда Шарлемань будет разделывать нас под орех! Полагаю, Селина прекрасно это поняла, она вообще соображает неплохо… И побыстрее, чем ты, мой маленький прыщавый друг!

Гармодий злобно выругался:

— Я не позволю обскакать себя какой-то профурсетке!

Кларисса побелевшими от напряжения пальцами вцепилась в скользкую раму слухового окошка. Сомнений быть не могло: это, чем бы оно ни было, привело Властителей прямехонько к дому госпожи Эвельгарт. Зловещие тени остановились напротив дверей, но девочка прекрасно понимала, что никакие запоры ее не спасут. Она затравленно огляделась. Путь к спасению оставался только один, шаткий и ненадежный: жестяная труба водостока на углу здания. Внизу раздался глухой скрежет и треск вышибаемой двери. Они в доме, поняла Кларисса. Медлить было нельзя: стараясь двигаться как можно тише, она выбралась на скользкий металл кровли. Ноги тотчас заскользили куда-то; девочка судорожно вцепилась в низенькие перильца ограждения. «Ничего, ничего… Еще один шаг, теперь еще один… Время пока есть…» В глубине дома послышался взрыв проклятий и сразу же — громкий хлопок выстрела. Это подстегнуло Клариссу. Девочка легла на живот и заскользила вниз, к водостоку. Когда ноги ее очутились над краем крыши, вспыхнул мгновенный приступ паники. Кровельное железо было таким холодным, что сразу заныли пальцы. Крепко обняв водосточную трубу, Кларисса стала медленно сползать по ней вниз. Она старалась не смотреть на мостовую, цепляясь взглядом за мокрые кирпичи. Девочка спустилась на один этаж; предстояло одолеть еще три — как вдруг стену дома вкрадчиво тронул мертвенный синий отсвет.

— Хорошая погода для прогулок, не правда ли? — произнес за ее спиной полный издевки молодой голос.

Кларисса нашла в себе силы обернуться. Эпигон парил в воздухе, слегка покачиваясь, словно вывешенное на просушку белье. Было ему лет семнадцать, не больше; лягушачий рот растянулся в приветливой ухмылке, но глаза смотрели пусто, без всякого выражения, словно две оловянные пуговицы. Одну руку он засунул за отворот макинтоша, в другой была здоровенная некролампа. Шляпа, из той же непромокаемой ткани, что и плащ, казалось, держится на голове только за счет больших оттопыренных ушей.

— Позволь представиться, крошка: мое имя Ксаверий, и теперь ты — моя плен…

Эпигон не успел договорить. Кларисса явила Власть. Темную фигуру отшвырнуло через всю улицу и ударило о стену дома напротив. Фонарь несколько раз моргнул; тело Ксаверия полетело вниз, но у самой земли вдруг замедлило падение и плавно приземлилось на ноги.

— Так-так-так… Наша малютка кусается! Ну что ж, если тебе это нравится — давай поиграем… — В следующую секунду девочку прижало к трубе с такой силой, что она не могла даже вздохнуть. Пронзительно скрежетало железо, перед глазами запрыгали кровавые зайчики. Бороться с навалившейся тяжестью было невозможно, немыслимо… Тут Ксаверий допустил ошибку, на миг ослабив давление. Кларисса не преминула этим воспользоваться — и взмыла в воздух, даже не успев испугаться собственной безрассудной смелости. Невидимые мягкие крылья вознесли ее над крышами; там Власть стала ослабевать, но эпигон, не выпуская фонаря, устремился следом. Оглянувшись через плечо, Кларисса увидела, что преследователь находится всего в нескольких метрах позади: он вытянул вперед свободную руку. Вместо пальцев на ней теперь были длинные, хищно загнутые металлические крючья. Девочка рванулась ввысь, не подумав о том, что с ней случится, если Ксаверий отстанет: вдали от источника N-лучей Власть неминуемо исчезла бы… Но эпигон не намеревался упускать вожделенную добычу, да и левитация, похоже, была для него делом привычным. Расстояние постепенно сокращалось. Тогда Кларисса резко устремилась вниз. Ветер хлестнул по глазам, крыши и улицы Шехандиады закружились, словно исполинская карусель.

— Молю тебя, крошка, — осторожней! Ты нужна мне живой! — донесся крик.

Выровнять полет удалось не сразу; лишь над самыми печными трубами безостановочное кувыркание замедлилось. Чудом не насадив себя на острые копья ограды, Кларисса приземлилась возле городского парка. Мостовая больно ударила по пяткам; девочка пошатнулась, но сумела удержать равновесие. Ксаверий завис над улицей. Фонарь в его руке казался пойманной в клетку звездой. Кларисса хотела бежать, но внезапно поняла, что едва может сдвинуться с места: к каждой ноге словно привязали пудовую гирю. Эпигон издевательски захохотал и неторопливо начал снижаться.