Тут же Катю будто окутало легкое облако сирени – она всегда особо любила запах этих цветов – а длинная спинка стула опустилась назад, как сиденье в самолете. Около лица запорхал невидимый веер.
– Спасибо, со мной уже всё в порядке. – встрепенулась девушка; спинка стула поднялась в прежнее положение, и она слегка оперлась о неё, с вымученной улыбкой обратясь к встревоженным лицам гостей. Тоже мне, спортсменка!
– Вам нужно лучше питаться, мой ангел, – сказала мать Эраста. – Современные девушки слишком уж ограничивают себя в еде.
– Не будем их за это осуждать, дорогая, – добродушно проговорил её муж и обратился к Кате. – Нас не успели познакомить, но жена шепнула, как вас зовут. Какую музыку вы предпочитаете, Катюша?
– Если можно, джаз.
– Превосходно. Только, – не возражаете? – пусть будет негромко. Единственное, в чём я не согласен с молодежью, так это степень громкости. По-моему, музыка не должна оглушать.
Тотчас со стен полился глухой бас Луи Армстронга, но как девушка ни оглядывалась в поисках колонок или самого магнитофона, она ничего не обнаружила.
По словам Алисы из Зазеркалья, становилось всё страннее и страннее. У Кати появилось ощущение, что окружающие исподтишка посмеиваются над её тщетными попытками что-нибудь понять и осмыслить. Женщина напротив неё вынула из воздуха странный длинный мундштук с ещё более длинной сигаретой и продолжала беседовать с сидящим рядом мужчиной, который тоже откуда-то из воздуха достал для неё огонек, причем держал его пальцами, будто шарик за нитку. И поскольку сигарета зажглась, девушка поняла, что огонь был настоящим.
Её рациональный ум никак не хотел соглашаться, что она видит чудеса. "Просто какие-то ловкие фокусы, – уговаривала Катя саму себя. – Наверное, они в прошлом все работали в цирке…"
Вряд ли Эраст не понимал, что с нею происходит, но делал вид… Катя вдруг поняла: они все ДЕЛАЛИ ВИД, будто ничего не происходит.
Определенно, для чего-то она им нужна. Для чего? Свежая кровь? Она содрогнулась. Нет, на вампиров вроде не похожи… Можно подумать, она когда-нибудь видела этих самых вампиров!
– О чём это наша юная леди так напряженно размышляет? – обратился к ней Леон; отчества его Катя так и не услышала, потому про себя могла звать его только по имени. – Как вы себя у нас чувствуете?
– Вне времени, – призналась она. – До сих пор никто из вас почему-то не спросил меня, что я думаю об Алишере Усманове? Или, например, как мне вчерашняя конференция «зелёных»?
Сидящие за столом рассмеялись.
– Считаете, что мы аполитичны? – продолжал допытываться он.
– Я не могу делать таких скоропалительных выводов, но мне кажется…
– Смелее, девочка, смелее, – подбодрил её пожилой красавец, похожий на американского актера Тимоти Далтона. Он взмахнул рукой, в которой держал нож и Катя почувствовала у себя на голове какой-то обруч. Причём не просто ободок для поддержания волос, а нечто потяжелее. Она скосила глаза, чтобы увидеть отражение в одном из зеркал. Это же корона! – Ну, вот, теперь вы – настоящая королева.
– Ты всегда был романтиком, – усмехнулся Леон.
Катя протянула было руку к короне, чтобы снять её, но в последний момент передумала. Насмешничаете? Ладно, почему бы и мне не пошутить!
– Так что вам, Катюша, кажется? – спросила её женщина, сидящая напротив.
– Что вам всё равно, – сказала девушка, будто в воду прыгнула. Нехорошо в чужом доме обижать гостей, но они сами напросились. Хотели знать правду?
А только зря она сомневалась. Никто не только не обиделся, но и все присутствующие согласно закивали головами.
– Увы, это так и есть.
Катя растерялась.
– И вы спокойно об этом говорите?
– Не понимаете, кто мы?
– Боюсь догадываться.
– Не напрягайте напрасно свою прелестную головку, – улыбнулся ей а ля Тимоти Далтон. – Мы историки.
– И маги, – добавил Леон.
– Историки и маги? – переспросила Катя. – Но такого не бывает.
– Есть многое на свете, друг Горацио.., – насмешливо проговорил один из гостей, на глазах девушки сменивший смокинг на форму каратиста. – Желаю подраться! Кто против меня?
– Ещё второй тост не произносили, – запротестовала Полактия Фортунатовна.
Она будто произнесла заклинание. Гости, которые до этого расшалились как дети, переоделись то в маскарадные костюмы, то просто в летние сарафаны и рубахи, стали бросать друг в друга букетики фиалок, связки надувных шариков, сразу успокоились и вернули себе прежние вечерние наряды.
– Выпьем за то, чтобы не закрылась Чёрная Дыра! – торжественно произнес Леон и, наблюдая, как гости стоя пьют, попенял Катерине. – А вы, Катя, что-то не пьёте.
– Но я не представляю себе, за что этот тост.
– Тогда пора! – Леон отодвинул бокал, пружинистым шагом подошёл к Катерине и подал ей руку. – Прошу вас пойти со мной.
– Но гости… Эраст… Что они подумают?
– Ничего не подумают. Они знают. А нам с вами надо поговорить. И кое-что посмотреть.
Катя успела лишь оглянуться на стол, из-за которого её так поспешно вытащили, – ни одно из лиц не выражало удивления.
Леон быстро шагал вперёд и чуть ли не волок Катю за собой, пока она не возмутилась. Резко остановилась в одном из переходов – откуда их оказалось столько в обычном с виду коттедже? – она решительно сказала:
– Вы тащите меня за собой, будто тряпичную куклу. В доме пожар? Началась война? Я надела высокие каблуки, считая, что буду спокойно ходить, а не бегать по переходам!
Леон слегка ошарашенно посмотрел на неё и расхохотался.
– Простите, опять увлекся. Похоже, и прожитые годы никак не охладят меня…А бегущая дорожка вас устроит?
Правда, она не знала, что это такое, но виду не подала, а лишь кивнула.
– Устроит, если вы будете меня поддерживать.
И хорошо, что она так сказала, ибо в ту же секунду пол ушёл у неё из-под ног, но Леон уже крепко держал её за локоть.
– Никогда бы не подумала, что у вас такой большой дом, – крикнула Катя; ей казалось, что иначе Леон её не услышит.
– Пустяки, – отмахнулся он. – Просто мы раздвинули пространство.
– А я могу узнать, куда мы так торопимся?
– В сокровищницу.
Теперь дорожка уводила вниз. От стремительности движения и мелькания огней по стенам коридора Кате казалось, будто она едет в метро, но не в самой электричке, а где-нибудь на крыше. От этого её даже стало подташнивать. Наконец они остановились перед широкой дубовой дверью, закрытой на какие-то хитроумные засовы.
Несколько мгновений Леон медлил, будто прикидывал: стоит или не стоит открывать дверь в Катином присутствии.
– У вас очень хорошая защита, – вдруг сказал он. – Сколько я ни пытался услышать, о чём вы думаете, улавливаю лишь какое-то монотонное жужжание. Кто научил вас ставить щит от прослушивания мыслей?
– Ваш сын, – усмехнулась Катя. – Я попросила, и он объяснил мне, как это делается. Видите ли, мне было не по себе, когда ваша жена стала вслух пересказывать мои мысли…
– Всё-таки женщины – существа невыдержанные, – вздохнул он. – Полактия Фортунатовна могла бы и не спешить с демонстрацией своих возможностей… Может, она просто не подумала? Мы ведь всё это умеем.
– С таким умением рождаются или этому учатся?
– Конечно, учатся. Историку-исследователю рано или поздно попадают в руки всяческие древние пособия по черной и белой магии. Поневоле научишься. Потому мы и изъяли их из хранилищ и библиотек – люди неподготовленные по незнанию могут натворить немало бед…
– А как вы решаете, кому можно читать такие книги, а кому нельзя.
– О, современная психология разработала немало тестов, пользуясь которыми можно исследовать способности человека… Но что же это я держу вас перед закрытой дверью, как плохой хозяин?
Леон изобразил в воздухе какую-то фигуру. Дверь загрохотала, как если бы с неё стали падать всевозможные крючки и засовы, а затем медленно открылась.
Перед ними темнел провал, из которого медленно поднималась сверкающая огнями лестница, уткнувшаяся в основание дверного проёма, как прибежавшая на свист хозяина собака. Леон сделал приглашающий жест, и Катерина осторожно шагнула на первую ступеньку лестницы.
