- Француженки некрасивые. Вот ты был в Париже – видел ты там красивых женщин?
***
Милен Демонжо, Мишель Мерсье – я рос под их сенью, пытаясь понять, почему меня окружают совсем другие женщины. Эти другие воспитывали меня, учили, были вокруг меня долго, но их лица стерлись из памяти, имена забылись. Мне выпало родиться в Советском Союзе, Веллер может уже начал хотеть в Париж, но я ничего об этом не знал.
***
В первую поездку (это был экскурсионный тур) я вообще не видел в Париже женщин. Мы бегали как угорелые за гидом Наташей:
-…посмотрите налево Пале-Рояль кардинал Ришелье посмотрите направо Лувр Консьержери Людовик XIII Филипп Красивый Генрих IV Дом инвалидов Наполеон площадь Согласия … и голова Людовика XVI скатилась … .
Женщин не было – были Александр Дюма и Морис Дрюон.
На следующий день, уже без Наташи, мы прошли от Нотр-Дам через Люксембургский сад по маршруту Хемингуэя в «Празднике…», посидели в Клозери де Лила и Ротонде на Монпарнасе. Сорбонна и Пантеон, бульвар Сен-Жермен и мост Сен-Мишель, - Хемингуэю исполнилось сто лет; Париж изменился мало, и желание упаковать в себя побольше Праздника заставило забыть о том, что мы ходим по столице любви.
Во второй раз я приехал в Париж из Амстердама один, поселился в «Рояль Пигаль» и вечером вышел пройтись. Бородатый старик остался в прошлом, на Левом берегу; я шел по бульвару Клиши. Музей эротики, Sexodrom, зазывалы на Live Show были приличнее квартала Красных фонарей; неон вывесок и колесо Moulin Rouge не давали разглядеть живых женщин.
Завтра была суббота, парижане спали, я выпил кофе на террасе в обществе воробья, требовавшего свою долю круассана, зашел в Мадлен, посидел на скамейке Пруста в парке Champs-Elysees, ожидая появления чего-то или кого-то, но никто не появился, и я поехал на метро к Родену. Прекрасный особняк, парк, пруд, - идеальное место для свиданий, но тяжелая бронза «Граждан Кале» угнетала, и только его прозрачно-мраморные «Поцелуи», Камилла Клодель и Изабель Аджани вернули мои мысли к женщинам.
Чтобы успеть в д’Орсе, я спустился в метро; на перроне стояла девушка в бирюзовой блузке с декольте, напомнившем о «Свободе на баррикадах». В вагоне я опять увидел ее – с парнем: он стоял, опираясь спиной на стойку, подогнув одну ногу и утомленно улыбаясь. Девушка Делакруа что-то тихонько ему говорила, поднимаясь поочередно то на одной ноге, то на другой, ее легкая юбка, усыпанная маками, обнимала его колено, пальцы бродили по коже его рук, глаза пытались поймать его взгляд; было душно, по ложбинке ее Свободы медленно стекала капля пота, она хотела его до стона, а он снисходительно позволял себя любить, - более эротичной сцены я не видел нигде.
***
С тех пор в разных городах мира я смотрю на женщин больше, чем на камни и бронзу, и вижу – красивые женщины есть везде. Вы тоже можете часто их увидеть – желание и тоска по любви освещает внутренним светом их лица – они прекрасны как портреты Тициана.
Track 5
Вена
Ты должен умереть, чтобы жить.
(«Out of the Dark». Falco)
В первое посещение Вены у меня была идея – фикс - найти квартиру Фрейда, адрес я знал, карту взял утром в отеле. Но сначала – обзорная экскурсия: воскресенье, жаркое утро, имперский город вальяжно отдыхает; зелень, запахи кофе, братвурстов, немецкой горчицы и пива, - смерть Falco, похоже, никого не волновала; венцы жили по Принципу удовольствия.
Адрес на карте я нашел еще в отеле и поставил жирный крест: ищем. Брести по улицам, читая названия улиц и приставая с вопросами к жителям города, - гурманское предчувствие удовольствия для голодного: впереди меня ждет оазис с фонтанами и пальмами, к которому я стремился пятнадцать лет советской пустыни.
Вот – Бергштрассе, 19. Надпись у двери: «Психоаналитик, др. Розенфельд». А где же музей? Замечаю объявление в витрине: «Уважаемые туристы! Доктор Зигмунд Фрейд жил на Берггассе, 19 – удачи!». Ну конечно, Бергассе – это же не Берлин!
Опять карта, разворачиваюсь, иду мимо греческого храма Парламента, готического Ратхауса, Венского университета и через пятнадцать минут вижу надпись «Cafe Freud», Боже, неужели они превратили… Нет, вот он – музей – квартира отца сексуальности. Останавливаюсь передохнуть в прохладе подворотни, поднимаюсь на второй этаж, покупаю билет, захожу. Задернутые шторы, паркет, людей почти нет, стрелка «Кабинет». Кушетка. Значит, это все правда, Ирвинг Стоун не выдумал; подсознание, психоанализ – реальность, я дошел до истоков.
***
Много лет спустя, в Киеве, я принес одной девушке Шанель Шанс и попросил примерить. Побрызгал на запястье, через минуту она поводила рукой перед лицом, - на лице отразилась сложная гамма чувств.
-Да, хорошо. У меня был этот запах.
Через неделю мы как всегда пили утренний кофе.
-Где же Шанс?
-Нет, я не могу…, у меня тогда заболела голова, было ужасно… он…
-А когда он … был?
-Два года назад.
-И что случилось?
-Мы расстались, – она судорожно вертела перстень с аквамарином, который иногда почему-то оказывался у нее на безымянном пальце правой руки.
***
Мне не нужно ехать в Вену, чтобы понять причину головной боли, - с венского портрета на книжной полке старик Зигмунд пристально смотрит на меня сквозь очки – у Шанель нет шанса.
Track 6
Кицька под дождем
А потом погода испортилась.
(«Праздник, который всегда с тобой». Э.Хемингуэй. )
Сижу на террасе кафе на Пушкинской, проклиная Гугл с его прогнозом жары, почти мерзну в черной майке Hard Rock Cafе, и адреналин «Black Ice» Брайана Джонсона не греет, - вспоминается Париж Хемингуэя и его же два свитера. Ну, хоть один. Небо хмурится, скоро пойдет дождь и все испортит, как тогда в Париже.
***
Это было третье утро моего третьего Парижа. Вечером я уезжал поездом в Берлин, мне нужно было освободить номер в «Метрополе» неподалеку от Северного вокзала; портье, взяв ключ, с серьезной миной сказал: «Thank you, sir», и я отправился в сторону Монмартра по бульвару de Magenta. У меня были большие планы, но начинать день в Париже нужно в кафе, и я уселся за столик так, чтобы была видна вывеска La Cigale, вспоминая, кто выступал в этом зале. Никто, кроме Бонни Тайлер не вспоминался, и я стал смотреть на посетителей, попивая кофе, стараясь выглядеть одним из них. Небо было хмурое, начал накрапывать дождь. Неподалеку за столиком сидел мужчина в бледно-голубой рубашке и бежевых брюках, сильно за сорок, и читал газету. Было около девяти. Явно не служащий, никуда не спешит, наверно преподает, может в Сорбонне, хотя далековато – не Левый берег. Он поднял глаза, лицо разгладилось в мягкой улыбке, поднялся – к столику быстро подходила девушка лет двадцати, на блузке и черных волосах блестели капли дождя, она отряхивалась, поправляя волосы, подставляя краешек губ для поцелуя. Он целовал ее, одновременно поймав ее пальцы и легко проводя другой рукой по спине; она выгнула спину, уклоняясь, как кошка, которая не хочет, чтобы ее гладили по мокрой шерсти; быстро села. Кто она ему, я старался не глазеть, но не мог оторваться; они говорили, я не знал французского, поглядывал на небо, - мои планы были под угрозой, чертов дождь, как же они тут живут, это же не Лондон, последний день, что же… Послышался звук отодвигаемого стула – девушка быстро встала, проговорила что-то мне непонятное, и, резко повернувшись, зашагала прочь.
