У водолазов, на дебаркадере, оказалось весело. Нам обрадовались, хотя и так были уже веселы, сразу нырнули в воду (водолазы ведь!) искать утопленный еще вчера пузырек, «энзэ». Нашли довольно быстро, уселись. Пузырек был холодный, водка пилась легко и радостно. Отличная это компания: спасатели и писатели! Немного погодя мне выпало бежать за пивом. Я бежал и тупо думал почему-то: «Я гонец. Я гонец! Ну и что?..»

У стен монастыря готовились к завтрашнему открытию новой часовни в честь очередной годовщины выхода из Ярославля народного ополчения, кое разбило в прах польско-шведских интервентов и освободило Москву и так далее. Там маршировали солдаты, надрывались матюгальники, что-то старательно исполняла несчастная измученная самодеятельность в псевдонародных костюмах, и стояли блестящие черные лимузины. А я бежал мимо них с трехлитровым баллоном пива назад, к спасателям. Мне было хорошо, я был доволен, щурился от яркого солнца…

Спасский монастырь в центре города — словно костыль, по шляпку вбитый в землю, некогда щедро политую кровью первой жертвы — медведицы, зарубленной Ярославом Мудрым. Земля превратилась за века в скальную породу. Храмы отсюда никаким инопланетянам не вытащить — точка силы, центр притяжения — и вокруг этих стен крутимся и крутимся мы в бесконечной суете, у каждого какие-то свои дела… Плывем по житейскому морю, как Одиссей по Эгейскому в поисках Итаки. По сторонам всякие чудеса и ужасы, сциллы, харибды, сирены и одноглазые киклопы. Следом за нами, не отставая ни на шаг — прошлое, страшный зверь с огромной пастью, хуже всех сцилл и харибд. Вон его спинной плавник. Так и норовит настигнуть и сожрать. Попробуй только притормози! А впереди нежно дымится алая пасть будущего…

Дрянное разливное пиво пошло на удивление хорошо.

Потом Стас и его знакомый, Гоша, у которого и был день рождения, отправились в спортзал и стали там мерить, у кого больше бицепс, трицепс и пекторалис, нагружая себя железом. Мне все это было неинтересно, я вышел на палубу и сел на прогретый солнцем стальной люк. Огляделся.

Берега неширокой реки здесь поросли редким лесом, это место в центре города, но на город мало похоже. Словно кто-то отъехал километров за пятьдесят от цивилизации, вырезал там три квадратных километра живой природы, а потом перенес и вживил эту трепещущую зеленую заплату в изъеденное, больное, провонявшее чрево города. И операция прошла успешно.

Я сидел на теплом железе, смотрел на колышущиеся вокруг корабельные сосны. Солнце грело спину, ветер с реки дул в лицо. Мелкая волна плескала равнодушно. Это был момент вечности.

Из кубрика раздавались веселые возгласы. Ребята в спортзале упрямо гремели железом.

Мне стало хорошо и спокойно, как-то сонно, я уже готов был остаться здесь навсегда. Этот день, начавшийся неважно, вдруг подарил мне пару минут чистой, незамутненной радости, и ни с того ни с сего я вдруг понял, что вот-вот расплачусь. «Хорошо, Господи! — произнес я внутри себя, оглядываясь вокруг. — Хорошо-то как!»

Мне захотелось сказать Стасу да и всем остальным ребятам, какие они молодцы, как я их люблю, захотелось признаться, что мне давно уже не было так здорово в компании. Но ничего я, конечно, не сказал, потому что не умею произносить такие вещи вслух.

— Ну что, готов к погружению? — спросил Стас, неожиданно появившись из спортзала. Он тяжело дышал и начал ходить по палубе взад-вперед, расправив плечи — восстанавливал дыхание. Его короткие черные усы жестко встопорщивались над губой.

Отвернувшись чуть в сторону, я незаметно утер глаза и сказал:

— Готов.

Тогда набежали спасатели, и окружили, и на голову мне нахлобучили круглый металлический шлем со шлангами, и, шутя и посмеиваясь, стали пихать меня вниз по лестничке, по трапчику, прямо в холодную воду. Из одежды на мне были одни только трусы. «Ты там недолго, — сказали мне спасатели, деловито похлопывая напоследок по плечу, — вода уже совсем осенняя. Как у тебя с сердцем-то?» И я погрузился, печально глядя снизу через стекло шлема на их веселые лица.

Дышать под водой оказалось трудно: воздух нужно вытягивать из шлангов, а он шел размеренно, там где-то был открыт крантик, и воздух тек равномерной струйкой: ни больше ни меньше… Впрочем, может, я что-то и путаю из технических подробностей. Все-таки выпито было немало.

Стекло шлема, через которое я хотел разглядеть удивительный подводный мир, слегка запотело, а потом очистилось. Но я все равно ничего хорошего не увидел, вода была слишком мутная. Ну, Которосль — это наша городская, почти домашняя река, мы ее и такой любим. Я огляделся напоследок — ничего. Мутеляга. Пусто и холодно.

А что ты хотел тут увидеть, собственно? Разбитые амфоры и статуи? Шлем Александра Великого?..

Пополз наверх.

— Ну как? — сразу же ревниво спросил Стас, открутив мне голову, и я поднял большие пальцы рук вверх: дескать, колоссально… потрясающе… нет слов… Сел отдышаться на тот же теплый люк. Гоша накинул мне на плечи большое махровое полотенце: давай разотрись, а то просквозит. И пошли выпьем, там еще гости приехали.

Мне хотелось встать под теплый душ, но этой роскоши здесь не было: чисто мужской коллектив, спартанская обстановочка. Слабостям нет места. Я кое-как вытерся, выкрутил трусы и натянул одежду. Стас, дико крикнув, прыгнул в воду и сразу же вылез — освежился. Мы привели себя в порядок и оба закаленные, бодрые, всемогущие вошли в гостевую комнату, где продолжалось веселье.

Новых людей мы вычислили сразу. Их трудно было не заметить. Неземной красоты девушка сидела во главе стола, а рядом с ней обычный паренек Витя из более-менее новых русских. Вокруг них все уже крутилось, веселье бушевало с новой силой.

Гости принесли в подарок Гоше щенка непонятной породы, не такого уж маленького. Щенок сидел возле ног нового хозяина, опустив голову, но он не тосковал, а просто исподволь изучал обстановку, принюхивался, и кажется, здесь ему нравилось. Когда он поднимал голову, у него был вид простецкий и извиняющийся, уши лопухами торчали в стороны, и своими круглыми и влажными глазами подарок словно пытался дать понять: «Простите меня, люди, что я сижу тут и мешаю вам, но куда же мне идти?» Я почесал его за ухом, и он благодарно лизнул мою руку.

Исчез тот легкий матерок, который прежде вился над столом и почти не ощущался как ругательство. Ясно, красивая женщина…

Волосы у нее были почти черные, длинные и вьющиеся. Цыганская кровь? Звали ее Виола, имя довольно необычное для наших мест. Все ее называли почему-то русалкой. На мой взгляд, ничего русалочьего в ее внешности не было, совсем другой, восточный тип Кармен; ну, разве только холодность… Словно королева, сидела она во главе стола и равнодушно принимала ухаживания спасателей и своего спутника. Заметно было, что они здесь в гостях не впервые, все знают. И вроде бы Гоше эта цыганка не нравилась, он рад был видеть только Виктора, а ее лишь терпел.

— Давайте вместе подробно восстановим события того дня — ласково предложил следователь.

— Какого именно дня? — спросил я невинно. Было понятно, что теперь мне нужно соблюдать особую осторожность.

Он даже улыбнулся от удовольствия. Дичь начинает нервничать, юлить, ага! Это хорошо.

— Того дня, когда вы подвезли ее домой. Что этому предшествовало? Как и при каких обстоятельствах вы познакомились? Не было ли чего-то странного в тот день? Чего-то выходящего за рамки… Вы меня понимаете?

Гоша и Виктор вместе служили в армии. Вроде бы даже в Афганистане. Гоша-то вполне подходил под стереотип бывшего десантника: хоть и невысокого роста, но очень сильный, коренастый, да плюс постоянные занятия штангой… А Виктор был стопроцентный школьный очкарик, только без очков. Если он когда-то их и носил, то теперь, конечно, заменил линзами.

Тут я заметил инвалидную коляску позади Виолы; раньше ее здесь не было. Я оглянулся на Стаса. Он был индифферентен. Словом, все старались вести себя естественно, как и раньше, и разумеется, это уже не получалось. Виола видела, что она немного стесняет собой эту компанию, но почему-то и не думала уходить. Ей видимо доставляло удовольствие, забавляло все то, что творилось вокруг.