Утренние облака растаяли, солнце начинало припекать. Вдалеке вдруг послышался выстрел. Обнаружили мой след? Я вполне был готов к этому, поскольку следы, конечно, оставил: не по воздуху же летел... Замедлив бег, я свернул с тропы к деревьям джошуа и валунам, пересек небольшую долину, потом, присев на камень, сделал короткую передышку. Но почти сразу же вскочил: камень был настолько раскален, что сидеть на нем было невозможно. Я пошел дальше, выйдя снова на старую тропу: теперь она вроде бы стала более заметной. А обернувшись назад, — о радость! — я не увидел никаких следов, никаких признаков того, что по этому месту кто-то проходил.

Вот наконец укрытие, где можно спрятаться, не опасаясь никого!.. Выбирай любое!..

Я опять споткнулся. Опять плохо соображал, мой рассудок окончательно отказывался мне повиноваться. Спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, я, однако, продолжал брести сквозь волны жара.

Но кто это?

Кто-то или что-то... в этих плотных волнах, принесенных солнцем? Щурясь от невыносимого блеска солнца, я пытался разглядеть. Индеец?

Старый индеец?.. Или это видение моего затуманенного сознания? Я остановился. Опять мираж? Индеец в выгоревшей красной рубахе навыпуск. Лоб перехвачен лентой... Или это тюрбан?..

С веревочки на шее свисает плоский камень зеленоватого цвета. Бирюза...

— Кто ты? — Губы отказывались мне повиноваться.

Он поднял руку и молча показал на камни справа от меня. Я посмотрел туда, потом обернулся, чтобы он объяснил мне значение своего знака, но его уже не было.

Сделав несколько шагов к тому месту, где он только что стоял, я издал какой-то неопределенный звук, желая позвать его. Но кого звать — ни индейца... ни следа от него на песке.

Конечно, на такой древней, утоптанной тропе вряд ли может остаться какой-то след.

Внезапно вдалеке послышался крик и следом выстрел. Старый индеец показал именно в ту сторону. Я повернулся и побежал на звук выстрела, к камням, откуда только силы взялись. Но не добежал до них, упал, поднялся и тут увидел небольшую расщелину в скале, залез в нее, забираясь все глубже в приятную прохладу. Почти тотчас в глаза бросилась небольшая выемка, где собралось немного дождевой воды, всего несколько галлонов, но утолить жажду хватит. А вот и кострище... Здесь, в этой расщелине, наверное, горел когда-то костер, освещая эти древние камни.

Я забирался все глубже и глубже. Потрогав пистолет, положил его рядом и лег, отгоняя всеми силами сон. Ждать пришлось недолго. Застучали копыта, чьи-то лошади разбрелись между камнями. Но несколько всадников, видно, тотчас повернули обратно.

— А теперь ты что-то слышишь? — спросил один голос.

— Где? — ответил вопросом другой, из тех, кто остался тут, около расщелины.

— Посмотри вон там! — посоветовал первый.

— Тонио... — еще один, новый голос, третий.

— Да он просто сумасшедший! Ничего не слышу! Вечно он утверждает, будто что-то слышит, что-то видит, а по-моему, все это ему кажется.

— Не думаю, что он мог так далеко забраться, — это снова первый голос. — Несколько миль уже не видно следов, да и не в том он состоянии...

— Я видел следы лошадей позади нас, — снова заметил второй.

— Да, диких. Мне уже доводилось их встречать не менее дюжины раз. Может, их оставила та часть табуна, которую преследовал со своей бандой Вентура? Он говорил, кажется, что гнал их в этом направлении...

Голоса доносились до меня все слабее и слабее, потом и вовсе затихли. Я не шевельнулся, сжимая свой пистолет. В этой расщелине, куда я забрался, и повернуться было негде, хотя справа, там, где было кострище, спокойно могли разместиться два-три человека. Это, конечно, не тайник, просто, наверное, место, где индейцы прятались в случае необходимости от ветра. Входное отверстие было настолько маленьким и узким, что неосведомленный человек не мог даже и предположить, что за ним кто-то скрывается, поскольку таких трещин в скалах поблизости было немало.

Положив голову на руки, я мгновенно уснул и очнулся от холода. Рука, на которой лежала голова, онемела, я потряс ею, стараясь восстановить кровообращение, потом сел и опять стал прислушиваться.

Ни звука. Все тихо. Перевернувшись на спину, я снова погрузился в сон. А когда проснулся, наступило утро. Попив немного воды, я прислонился спиной к шершавой поверхности камня и опять задремал...

Ожидая моего появления, они могли находиться сейчас совсем рядом. Может быть, даже в нескольких милях отсюда, а может, и еще ближе. Но что я точно знал — они наблюдали. Насколько я мог судить, родник Потерянная Лошадь где-то рядом. Когда наступит ночь, выберусь отсюда и продолжу свой путь к горам.

Если идти отсюда на восток, там должен встретиться глубокий каньон. И если туда ведет тропа, а она должна вести, по моим расчетам, туда, я смогу пройти по дну каньона, потом по холмам позади него, заросшим пальмами, потом пересечь долину... И я у своих друзей.

Думать об этом было так просто, гораздо труднее осуществить. Мне предстоял длинный трудный путь. И мои враги могли знать о роднике Потерянная Лошадь, поджидать меня рядом с ним. К тому времени мне уже понадобится вода, чтобы одолеть остаток пути, и я собирался добыть ее.

Если у родника меня будут поджидать один-два человека, что ж, придется вступить в схватку с ними. У меня цел пистолет и к нему есть еще в запасе двадцать четыре патрона: я не собирался играть с ними в бирюльки, слишком много пройдено, но еще больше предстоит пройти по сухой каменистой местности. Мои ноги в ранах, от одежды остались одни клочья, и порой мне казалось, что я схожу с ума... Если они подстерегают меня, а это наверняка так, я убью их. Скольких смогу. В этом не может быть сомнений.

Когда на землю пали первые тени приближающейся ночи, я высунул голову из своего каменного мешка и прислушался. Тишина. Выбравшись, я тронулся в путь. К роднику Потерянная Лошадь.

Оглядываясь по сторонам, я сжимал в руке пистолет, держа его наготове. Моя фляга снова была полна. Я сделал глоток и пошел. Во рту быстро пересыхало, как в самой горячей пустыне, нервы были напряжены до предела...

На мгновение раньше, чем они увидели меня, я заметил их лошадей. Бандитов было двое: от неожиданности столкновения мы уставились друг на друга. Я выстрелил первым. Один из них упал.

Пока я целился второй раз, прогремел ответный залп. Стрелявший носил испанскую одежду, но был явно англичанином — я рассмотрел его. Он выстрелил снова, промахнувшись, потому, очевидно, что выпущенные до того мои три пули сбили его с толку. Он упал. Их лошади, всполошившиеся от выстрелов, рванули назад, по тропе. Присев на песок, я перезарядил пистолет и теперь снова был готов стрелять. Но оба бандита не давали мне повода для этого, неподвижно лежа на земле возле костра, видно недавно разведенного ими.

Встав на одно колено, держа заряженный пистолет и готовый вскочить на ноги в любую секунду, я замер в ожидании. Но все было тихо. Я подошел к костру. На огне в кофейнике кипела вода, рядом лежало неразрезанное мясо.

Один бандит упал так близко к костру, что его брюки стали дымиться. Я загасил начавшую было тлеть ткань, отодвинул его ноги подальше. Потом выпил кофе, подкрепился мясом и подошел ко второму. Мои пули сделали свое дело: из-под кожаного ремня потоками лилась кровь, и создавалось впечатление, что бандит был разорван почти пополам.

Возле костра валялись два седельных вьюка и старый рюкзак. Я высыпал их содержимое на землю, там оказался разный хлам, который обычно носят с собой бродяги. Но среди этого хлама я обнаружил иголку и довольно прочные нитки, предназначенные для починки грубой одежды, а может быть, и обуви. Я заполнил пустые отверстия своего патронташа патронами бандитов и решил идти дальше по неровному краю вдоль каньона.

Глубина его на первый взгляд показалась мне довольно приличной, не менее двух тысяч футов, думал я. Но в том месте, где в каньон впадал ручеек от родника Потерянная Лошадь, всадник вряд ли смог бы пройти. Это давало мне какое-то преимущество: если мне удастся спуститься здесь, то моим врагам придется скакать в обход.