С рассветом мы тронулись в дорогу, держа курс на запад, к низким скалистым горам, и в полдень уже наполняли из источника опустевшие фляги. Фарлей велел Келсо приготовить плотный завтрак и сварить побольше кофе.

Я огляделся. Это было каменистое, но по-своему весьма примечательное место: маленький ручеек бойко струился по камням, исчезая в песке. На некоторых камнях вблизи источника были высечены письмена индейцев.

Держа в руках чашку с кофе, Фарлей подошел к отцу, поинтересовался:

— Вам знаком этот путь?

— Да, немного. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга расположено несколько родников, которые, думаю, уже давно используют и мохавы: берут отсюда воду для питья. Индейцы-пуэбло нередко приходят сюда даже в поисках залежей бирюзы.

— Это-то и тревожит! — забеспокоился Фарлей.

— Положитесь на себя, вы неплохо знаете эти места, поэтому, если ваша интуиция вам что-то подсказывает, значит, на то есть особые причины: иногда чувствам нужно доверять более, нежели рассудку, — посоветовал отец.

Фарлей бросил на него быстрый взгляд.

— Вы сами-то верите этому? Я думаю, многие этому верят, когда начинают что-то ощущать. Некоторые называют это инстинктом. — Он отхлебнул кофе. — Келсо вот тоже что-то подсознательно беспокоит. Может быть, конечно, это тревожное чувство пройдет, когда мы доберемся до гор...

Фарлей, поколебавшись с мгновение, все же спросил:

— А как вы себя чувствуете, Верн? Вижу, вы совсем больны, да впридачу потеряли столько крови.

— Со мной будет все в порядке, — покачал головой отец. — Я должен все это выдержать ради моего мальчика.

Весь этот разговор я просидел на камне около воды, и, поглощенные беседой, они меня не заметили. Воздух был чист, прозрачен, и до меня доносилось каждое их слово. Слушая голоса и смотря на воду, я всем сердцем желал одного: чтобы отец жил всегда.

Иногда по ночам я возвращался мыслями к тому страшному старику, встреча с которым неизбежно ожидала меня в ближайшем будущем. Что он станет делать, когда увидит меня? Я думал о солнечном ранчо, где он живет, но где со мной не будет моего отца. И становилось страшно. Я не знал, чего мне ждать, о чем беспокоиться. Единственное, чего бы мне очень не хотелось, так это не только не ехать к этому старику, но никогда, никогда не видеть его.

Нередко, когда мне удавалось побыть одному, у меня навертывались на глаза слезы. Но отец и так был все время достаточно обеспокоен, чтобы причинять ему лишнюю боль. Поэтому теперь я лежал в темноте с широко открытыми сухими глазами, беззвучно содрогаясь душой от горьких, невыплаканных слез.

В тот же день мы покинули Родник Пиютов и снова зашагали по дороге. Внезапно мисс Нессельрод оказалась рядом со мной — теперь мы с ней шли одни впереди всех.

— Тебя что-то угнетает, — с сочувствием взглянула она. — Это из-за болезни отца или какая-то иная причина?

Я промолчал, ибо затронутая тема была слишком личной, болезненной, и я не решался обсуждать ее с малознакомым человеком, но губы сами еле слышно прошептали:

— Отец везет меня к моему деду.

— Я знаю, — минуту подумав, сказала она. — Иоханнес, запомни: если тебе у него будет плохо, я всегда приму тебя в свой дом. Я буду жить в Лос-Анджелесе. Ты запомнил, Иоханнес?

Я бы, конечно, запомнил, но потом стал бы бояться и ее тоже. Почему-то так подумалось мне.

Словно прочитав мои мысли, мисс Нессельрод улыбнулась.

— Не бойся меня, Иоханнес. Тебе будет хорошо у меня. Поверь!

Взглянув на нее, я улыбнулся. И... поверил.

Я понимал, что мой отец медленно умирал, а потому был озабочен тем, чтобы найти для меня какое-то пристанище. Именно поэтому мы отправились в столь трудную и далекую поездку, вручив себя заботам мистера Фарлея с его одиноким фургоном. Это-то понятно... Но вот чем руководствовались остальные, отправляясь вместе с нами и подвергая свою жизнь опасности на каждом шагу?

Как-то шагая в стороне от всех, я спросил об этом отца.

— Конечно, можно лишь предполагать, поскольку никто из этих людей не сообщал много о себе, — ответил он. — Единственно, что я сказал бы уверенно, так это то, что Фразер надеется написать книгу. Ты, сын, наверное, успел заметить, что он не слишком обеспеченный человек. Думаю, он закончил школу, но для молодого человека, не имеющего никаких связей, это все равно ничего не меняет. Скорее всего, он надеется написать книгу, которая создаст ему некоторую известность, что, в свою очередь, можно будет использовать как первую ступеньку в обеспечении своего будущего... Миссис Вебер?.. Можно предположить, что эта дама отправилась на запад, чтобы снова выйти замуж. Там ощущается явная нехватка женщин, и она, естественно, постарается не затеряться в толпе. Миссис Вебер не обладает эффектной внешностью, но по-своему практична и для мужчины определенного сорта станет неплохой женой.

— А мистер Флетчер? — поинтересовался я.

— О, мистер Флетчер!.. Старайся, Иоханнес, избегать его и подобных ему людей. Грубое животное! Вспыльчив и несдержан в выражениях. Если он еще никого не отправил на тот свет, то непременно еще сделает это. Или же убьют его самого. Подозреваю, он бежит оттого, что совершил что-то противозаконное, или же стремится попасть туда, где что-то еще только собирается совершить... Более вероятно все же последнее, — продолжал отец. — Судя по тому, как он избегает по мере удаления от Сан-Франциско встречаться с кем-либо из нас глазами.

— А мисс Нессельрод? — напомнил я отцу.

Он остановился, посмотрел на фургон впереди нас, до которого теперь было не менее полумили. Как раз посредине этого расстояния шли Фразер и Флетчер.

— Обаятельная молодая женщина. Красавицей не назовешь, но приятная и очень дружелюбная. И интеллигентная... По вполне понятной причине не замужем: ведь она намного ярче и способнее, чем все встречавшиеся ей до сего времени мужчины. Поэтому-то, думаю, ей грозит одиночество, если только не встретится достойный ее человек. К сожалению, мужчины, которым она могла бы дать счастье, уже сделали выгодные партии, приобретя и деньги и имя. А мисс Нессельрод осталось выбирать среди тех, кто не принадлежит к ее кругу. Но, мне кажется, это ее мало заботит, и она вроде не стремится к замужеству.

Я поведал отцу о том, что предложила мне мисс Нессельрод, и он внезапно резко остановился, переспросив недоверчиво:

— Она это так прямо и сказала?

Отец от неожиданности даже поперхнулся.

— Будь я проклят! Не думаю, что она ясно представляет перспективу того, что предложила. Но вот что я скажу тебе, сынок! Я благословляю тебя. В случае чего иди к ней жить, если, конечно, захочешь. Или — если сможешь... — Положив мне на плечо руку, отец, казалось, обрадовался. — Наконец-то у тебя появился друг, Иоханнес, это очень важно. А она твой друг. Ты ведь подружился с ней без всякой помощи с моей стороны.

В тот же день было принято решение продолжать путь по несколько иному маршруту, чем предполагалось. Это была идея Фарлея, о которой он объявил нам за ужином.

Чтобы добраться до Лос-Анджелеса другим путем, нам придется провести в пустыне времени несколько больше, и благодаря этому мы обойдем горы, а возможно, и избежим нежелательных встреч с разбойниками: пойдем маршрутом, который не преодолевал еще ни один фургон, а потому, вероятнее всего, на этом пути нас никто не будет поджидать.

Мистер Флетчер без обычных споров согласился, мистер Фразер тоже присоединился к нему. Мисс Нессельрод, внимательно все выслушав, дала согласие.

— Если вы считаете, что так лучше, я готова следовать за вами. — Она повернулась к отцу. — Вы на собственном опыте изучили пустыню. Каково будет ваше решение?

— И я не против, — ответил отец, — хотя этот путь будет и подлиннее.

Позднее, когда мы снова тронулись, мисс Нессельрод посмотрела на отца и попросила:

— Мистер Верн, если вы сейчас неплохо себя чувствуете, расскажите нам о Лос-Анджелесе.